logo

Хлебные крошки

Статьи

Великая геополитическая игра
Политика
Россия
Анатолий Филатов

Североамериканский сценарий для Крыма и Донбасса

21-22 февраля 2019 г. в Луганске состоялся Международный научно-практический форум и выездное заседание Ливадийского клуба «Донбасс в центре геополитических трансформаций». Портал RUSSKIE.ORG публикует выступления основных участников мероприятия. Предлагаем вашему вниманию полный текст доклада доцента кафедры политических наук и международных отношений философского факультета Таврической академии Крымского федерального университета им. В.И. Вернадского, кандидата философских наук Анатолия Сергеевича Филатова «Агрессивная модель конфликтологии США в геополитике и украинский тупик для Крыма и Донбасса по североамериканскому сценарию».

Во второй половине ХХ столетия в США в политической конфликтологии, как отрасли политической науки и прикладной дисциплине, специалисты которой консультируют правительственные круги, можно выделить две модели, которые по содержанию прямо оппонируют друг другу. А исходя из того, что авторы этих моделей не просто влияли, а зачастую предопределяли внешнеполитический курс Соединённых Штатов, то мы можем говорить и о формировании на их (моделей) основе направлений американской внешней политики. Отсюда есть резон предполагать, что описание, характеристика и оценка теоретических моделей политической конфликтологии в США и их применение в рамках практической / прикладной политической конфликтологии, непосредственно сопряжённой с внешнеполитической деятельностью, имеют большое значение не только для научного круга, но и для государственных учреждений, действующих в системе международных отношений. А с учётом того, что Российская Федерация сейчас активно и, главное, эффективно возвращает себе статус одного из основных геополитических субъектов, чему всячески препятствуют США, уверовавшие за последние двадцать шесть лет в однополярный мир и своё господство в нём, и неизбежность вследствие этого внешнеполитических конфликтов между нашими странами, то отмеченная проблема становится весьма злободневной и актуальной для мирового сообщества.

Речь, в данном случае, идёт о переговорной модели разрешения конфликтных ситуаций и принудительной. Первая модель разрабатывалась лингвопсихологом и математиком Анатолем (Анатолием Борисовичем) Рапопортом, правоведом Роджером Фишером, социальным антропологом Уильямом Юри и др. Наиболее типичным и видным представителем принудительной модели разрешения конфликтов был экономист Томас Шеллинг. Следует обратить внимание на то, что обе эти модели политической конфликтологии разрабатывались не политологами, а учёными других отраслей знания. В этом контексте, такие модели, располагаемые в формате политической науки, имели, прежде всего, прикладное значение, практическое целеполагание. Собственно, сфера занятости отмеченных авторов говорит об их непосредственной включённости в реальные политические процессы, имеющие выход на систему международных отношений: Р. Фишер был консультантом министерства обороны и правительственным советником США, У. Юри консультантом в Центре управления кризисами в Белом доме, Т. Шеллинг одним из разработчиков американской доктрины ядерного сдерживания.

По основным параметрам переговорная модель строится на основе того, что стороны конфликта должны искать возможности соблюдения своих интересов и в случае необходимости быть готовыми к определённым компромиссам, не нарушающим их базовые интересы. Но, при этом избегать противопоставления позиций, что провоцирует нагнетание конфликта. В своей совместной работе Р. Фишер и У. Юри отмечают, что «когда участники переговоров спорят по поводу позиций, они обычно сами ограничивают себя рамками этих позиций. Чем больше вы проясняете свою позицию и защищаете её от нападок, тем больше вы себя с ней связываете. Чем больше вы пытаетесь убедить другую сторону в невозможности изменить свою первоначальную позицию, тем труднее становится это сделать для вас. Ваше "я" отождествляется с вашей позицией. У вас появляется новая заинтересованность в "спасении лица" – в примирении будущего действия с прошлыми позициями, – что делает все более и более невозможным достижение любого соглашения, которое в разумной степени примиряет первоначальные интересы сторон»; «спор по поводу позиций приводит к неразумным соглашениям», заключают авторы [1, С.22]. По сути дела, переговорная модель ориентирует на равнозначимость и равноправие участников конфликта и подводит их к статусу партнёров. В крайнем случае, стремится создать почву по выходу из конфликта его сторон в пространство партнёрских отношений. В сущности, конфликт в рамках переговорной модели рассматривается в качестве элемента почти что сотрудничества и уж точно партнёрства.

Принудительная модель разрешения конфликта акцентирует усилия не на поиске компромисса путём сопоставления интересов сторон, а на отстаивании своей позиции и выборе поведения, которое обеспечит победу. Именно на это обращает внимание Т. Шеллинг: «Изучение сознательного, разумного и сложного конфликтного поведения, основная задача которого – успех, похоже на поиск правил «правильного» поведения в смысле достижения выигрыша в соперничестве» [2, С.15]. Нельзя сказать, что принудительная модель вовсе исключает компромисс как инструмент разрешения конфликта, однако понимает его своеобразно, «либо вести военные действия способом, минимизирующим этот ущерб, либо сдерживать врага угрозой войны, не начиная ее», отсюда стратегия конфликта «связана не с эффективным применением силы, а с использованием силового потенциала», причём, «она имеет дело не только с врагами, ненавидящими друг друга, но и партнерами, не доверяющими друг другу или несогласными друг с другом» [2, С.17].

Также, как и компромисс, принудительная модель сохраняет использование переговоров в процессе разрешения конфликтов, но они понимаются как торг либо с уступками одной из сторон, либо «в виде безмолвных маневров, когда, например, одна из сторон занимает или освобождает стратегически важную территорию» [2, С.18]. Переговоры при такой раскладке являются элементом конфликта (в т.ч. и на международном уровне) и трактуются как взаимоотношения победителя и побеждённого, подводящие к достижению односторонней победы на основе силового фактора. Естественно, что по мнению Т. Шеллинга, уступки США в международных делах должны делать другие страны. В любых трактовках принудительная модель уповает на соперничество и достижение выигрыша или победы в нём одной из сторон, даже компромисс подчиняя этим целям и таким образом исключая de-facto возможности партнёрства и тем более сотрудничества. (Стоит заметить, что реализация принудительных сценариев конфликтов используется во внешней политике США в последние десятилетия не только в отношении тех стран, которые объявлены врагами «демократии», но и по отношению к тем, которых американское правительство относит к категории своих «партнёров»).

Вряд ли можно утверждать, что между представителями этих моделей велась сколь-либо острая полемика, научного и тем более широкого публичного характера. Разве что в начале 60-х годов прошлого столетия, как отмечает В.А. Кременюк в Предисловии к книге Р. Фишера и У. Юри «Путь к согласию или Переговоры без поражения», А. Рапопорт подверг сомнению попытку Т. Шеллинга подвести все конфликты под единую универсальную схему, когда переговоры, в лучшем случае, становятся лишь инструментом в силовом способе разрешения конфликта: «Профессор А. Рапопорт, работавший в 60-е годы в Центре по урегулированию конфликтов при Мичиганском университете (Анн-Арбор) … еще с начала 60-х годов, полемизируя с Т. Шеллингом, убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа «схваток», когда противников разделяют непримиримые противоречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа «дебатов», где возможен спор, возможны маневры, но в принципе обе стороны могут рассчитывать на компромисс; есть конфликты типа «игр», где обе стороны действуют в рамках одних и тех же правил, поэтому они никогда не завершаются и не могут завершиться разрушением всей структуры отношений» [1, С. 9].

В разные периоды современной американской истории одна из этих моделей становилась доминирующей в выработке подходов к международным конфликтам во внешней политике США. В 1960 г. Т. Шеллинг издал книгу «Стратегия конфликта», которая потом неоднократно переиздавалась. В ней была озвучена мысль о том, что любой локальный международный конфликт является следствием и проявлением глобального конфликта между Западом и Востоком, между США и СССР. Исходя из этого, с точки зрения автора, должны строиться отношения США с остальным миром вообще и Советским Союзом непосредственно. Такой подход к международным делам США пытались реализовать в период Карибского кризиса в октябре 1962 г. После неудачи в стремлении подавить СССР в геополитическом конфликте и после поражения в войне с Вьетнамом американское правительство взяло на вооружение переговорную модель разрешения конфликтов с советским правительством. Но, при этом, не отказывалось и от использования принудительной модели. Их сочетание, надо сказать – умелое и эффективное, привело в конце 1980-х годов к успехам США и их союзников в переговорах с М. Горбачёвым, возглавлявшими тогда СССР. Безусловно, развал Советского Союза не стал результатом американских усилий, причины в системном и цивилизационном кризисе коммунистического режима, но свою лепту в этот процесс США внесли и свою выгоду получили.

Причём, на фоне социально-политического кризиса и системной дезорганизации в СССР, американцы посчитали, что именно принудительная модель разрешения конфликтов является наиболее оптимальной для них и успешной. С середины прошлого века американское правительство в своей внешнеполитической деятельности руководствуется технологиями, моделями, концепциями, идеологемами и мифологемами, которые создаются учёными и аналитиками исследовательских центров Соединённых Штатов. Можно, конечно, предположить, что сама Администрация Президента США (в разных её форматах) определяла направленность и характер таких разработок, но, с учётом того, что партийная принадлежность президентов и большинства в Конгрессе менялись, а разработки готовились и внедрялись вне зависимости от этого, то правильнее предполагать, что они инициировались и курировались (как разработки, так и разработчики) более влиятельными силами в США, чем американское правительство, которому во главе с очередным президентом отводилась роль исполнителя схем, нарисованных политическими технологами. И это касается не только истории с принудительной моделью конфликтологии.

В начале 1990-х годов в недрах Брукингского института, работающего для правительства США и созданного в 1916 г. Р. Брукингсом под названием Институт правительственных исследований, родилась идея ретушировать и вообще нивелировать стандарты Ялтинско-Потсдамского мира, закреплённые Хельсинскими соглашениями 1975 г. Эта идея воплотилась в мифологему т.н. Вестфальского мира, который, якобы, узаконивает формирование национальных суверенных государств, но тут же было заявлено, что к концу ХХ столетия Вестфальская система международных отношений исчерпала себя и ей на смену должен прийти некий Поствестфальский мир, определяющий образование наднациональных структур, которые будут регулировать международную деятельность всех национальных государств. Естественно под протекторатом США. О чём недвусмысленно заявили в своей публикации сотрудники Брукингского института И.Х. Даальдер и Д.М. Линдсэй, сославшись на то, что процессы глобализации предполагают господствующую позицию США в современном мире [См.: 3]. Это было сделано с целью оправдать развал СССР, перекройку европейских границ, что было прямым нарушением Ялтинского мироустройства и Хельсинских договорённостей. В связи с этим, чтобы ретушировать значение Ялтинского мира, и углубились в историческое событие трёх с половиной столетней давности, знаменовавшее окончание Тридцатилетней войны, произошедшее в двух городах земли Вестфаль Священной Римской империи германской / тевтонской нации – Мюнстере и Оснабрюкке 15 мая и 24 октября 1648 г. соответственно. События, обозначенного как Вестфальский мир. Следует сказать, что даже с исторической точки зрения Вестфальские соглашения не имели приписываемой им значимости для европейского мироустройства того периода, не говоря об их политической актуальности для конца ХХ – начала XXI вв. [См.: 4]. К тому же, на миф о Вестфальском мире был нанизан ещё один миф о мире Поствестфальском. И всё это было сделано с целью сначала как бы обосновать выделение из состава СССР национальных государств (причём, дозированно только тех, кто готов был признать покровительство США и непризнание тех, кто это делать не желал), а затем закрыть «парад суверенитетов» наднациональными структурами, курируемыми США.

Другой пример подобного же рода и того же производства – Брукингского института, основной темой исследований которого со времён «холодной войны» является Советский Союз и с 1990-х годов – Российская Федерация, это проект сотрудников Брукингского института Ф. Хилл и К. Гэдди, разработанный, предположительно, в конце 1990-х годов, который в 2003 году был изложен в виде книги под названием «Сибирское проклятье: как коммунистические плановики заморозили Россию» (The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold).. Надо сказать, что это и подобные исследования весьма специфические и больше напоминают политтехнологические проекты, направленные на развитие и упрочение американского влияния в мире, подавление геополитических конкурентов США. Специализация авторов проекта – доктор истории Фиона Хилл и доктор экономики Клиффорд Гэдди – подчёркнуто указывает на то, что политические выводы американских учёных являются, как бы, результатами исторического и экономического анализа и демонстрирует, якобы, отдалённость исследования от политической и геополитической проблематики. Однако эта акцентация не позволяет скрыть того, что Фиона Хилл в 1991 г. получила степень магистра по советологии, а до этого стажировалась в Московском государственном педагогическом институте иностранных языков им. Мориса Тореза (ныне Московский государственный лингвистический университет), где изучала русский язык.

Сюжет книги достаточно простой и сводится, по сути дела, к трём основным тезисам: 1) Россия не в состоянии освоить Сибирь и продолжение хозяйственной деятельности на восток от Урала грозит ей экономической катастрофой, 2) правительство Российской Федерации должно обеспечить переселение населения Сибири в европейскую часть страны и заняться там интенсификацией производства за счёт новых ресурсов и 3) передать Сибирь под протекторат США, которые будут гарантами от возможного посягательства на сибирские территории со стороны Китая [См.: 5].

Политическая, даже, геополитическая ангажированность книги подтверждается её оформлением и последующим продвижением тиража. На обложке книги «Проклятье Сибири» (встречается и такой перевод на русский язык) напечатано несколько положительных отзывов Дж. Сакса, Р. Пайпса и 3. Бжезинского. Предисловие написал сам президент Брукингского института С. Тэлботт, бывший заместитель госсекретаря США и главный специалист по России у президента Б. Клинтона. В нём он, по сути, отвечает на вопрос, который задают в книге авторы – Ф. Хилл и К. Гэдди, когда пишут: «Что произойдёт, если Россия не сможет разрубить гордиев узел своего исторического багажа; если Россия будет не в состоянии «сжаться», в переносном смысле, и «согреться» [5, С. 191-192]? Сами авторы дают весьма сдержанный и завуалированный ответ: «Если не будет признана необходимость уменьшения размеров городов на востоке, соблазн продолжить рассматривать Сибирь как основу экономического развития России только усилится. Это худший сценарий развития» [5, С. 192]. Сам С. Тэлботт, правильно прочитав подтекст размышлений Ф. Хилл и К. Гэдди, прямо указывает: «Российские лидеры должны полностью сжиться с идеей «европейской России» – Россией, в которой население и экономическая активность концентрируются на Запад от Уральских гор, ближе к Европе и ее рынкам. Это означает, что Москва должна поддерживать и обеспечивать желание населения мигрировать из Сибири и поощрять людей уезжать из крупнейших сибирских городов, а не только из наиболее отдаленных городов и деревень» [Look: 6]. Тем самым С. Тэлботт даёт понять, что книга рассматривается, прежде всего, как инструкция для российской власти.

Примечательно, что Фиона Хилл, сохраняющая статус научного сотрудника Брукингского института, 28 марта 2017 г. была назначена на должность старшего директора по Европе и России в Совете национальной безопасности Администрации Президента Д. Трампа. При этом отмечается, что Хилл является регулярным критиком В. Путина [7]. Здесь следует уточнить, что Ф. Хилл не просто критик действующего Президента Российской Федерации, но и открытый недоброжелатель России. Этот нюанс говорит о том, что и при Д. Трампе внешняя политика США по-прежнему остаётся антироссийской, несмотря на иллюзии некоторых «любителей» нового американского президента из числа политиков Российской Федерации.

В результате, напрашивается промежуточный вывод о том, что США последние тридцать лет активно занимаются перекройкой границ в угоду своим собственным геополитическим интересам. И против интересов России. Проект Брукингского института по «освобождению» Сибири от русских пример того же порядка. Возможные международные соглашения в конце ХХ в. в развитие Хельсинских договорённостей были для американцев невыгодными, так как повлекли бы за собой определённые обязательства и новые международные правила. К тому же, велика вероятность, что многие переделы границ – по Сербии (отделение Косово) и по бывшим советским республикам (выход из состава Союза без референдумов в автономных образованиях) – американским сателлитам реализовать бы не удалось. Получается, что США продвигают территориально-государственные изменения в своих геополитических интересах «тихой сапой». А значит, тем же методом осуществляют одностороннюю ревизию тех соглашений, которые определяли европейские границы во второй половине ХХ столетия, Ялтинских в том числе и, прежде всего.

Однако то ли по простоте душевной, то ли вследствие технологической ошибки, США допустили серьёзные изъяны в созданной ими в 1990-х годах геополитической конструкции. Она стала похожей на сборные американские дома, в которых живёт большинство населения Штатов и которые при первом сильном ветре рушатся как карточные домики. И пусть эти промахи были бы сугубо американским делом, если не шаткость мирового порядка, которая стала следствием этой так называемой «реал-политик». – Все границы в Европе, возникшие после 1990 года не имеют международного правового обоснования, не скреплены международными соглашениями и договорами и могут быть подвергнуты сомнению в любой момент.

Возможные ссылки на решения ООН в данном случае не работают, потому что Организация объединённых наций является институтом, который создавался «для поддержания и укрепления международного мира и безопасности, развития сотрудничества между государствами». То есть для сохранения международного порядка, а не для его изменения. Более того, ООН формировалась в ходе Второй Мировой войны и возникла как международный институт, действующий для сохранения послевоенного мира.

В конечном итоге, суть сводится к тому, что передел Европы, произошедший в 1990-х годах, не скреплён международными соглашениями, соответствующими тем, что были заключены на Парижской международной конференции по итогам Первой Мировой войны и на Ялтинской и Потсдамской конференциях по итогам Второй Мировой войны. А это означает, что как новые государства, так и новые европейские границы, возникшие за последние два с небольшим десятилетия, можно рассматривать, с точки зрения международного права, как временные и, даже, в качестве территориальных изменений, которые характерны для традиционных военных действий. Пока война не закончена, пока мирные соглашения не подписаны никакой правовой основы существующих границ быть не может.

Из этого следует, что не только все государственные образования, возникшие на протяжении 1990-х и первого десятилетия 2000-х годов, являются временными и не имеющими международного правового обоснования, но и правовые механизмы, действующие внутри этих образований, ничем, по сути, не отличаются от норм административного управления на оккупированной территории. Как известно, во время Второй Мировой войны нацистская Германии, захватывая территории Франции, Нидерландов или Советского Союза, не только создавала новые государственные образования, но и устанавливала на оккупированных территориях ограничительные для местного населения порядки по их административному управлению. Сейчас подобную картину мы наблюдаем в Латвии и Эстонии, где значительная часть населения лишена права гражданства и по правовым условиям находится, фактически, в оккупационном окружении. Недавно на Украине был принят закон, навязывающий украинский язык всем гражданам со школьной скамьи и направленный, прежде всего, против значительной части русскокультурных граждан этого государственного образования; который является не иначе как языковым геноцидом.

К числу проблемных государственных образований, возникших после 1990 года, следует отнести и Европейский союз, который включает в себя не только государства, существовавшие в рамках Ялтинской системы мироустройства (Франция, Великобритания, Италия и др.), но и государственные образования, возникшие вследствие одностороннего передела границ – Словения, Литва, Латвия, Эстония. Безусловно, все государственные образования, возникшие на территории Советского Союза, также являются проблемными. Временными государственными образованиями с позиций международного права следует рассматривать все республики и тем более административные единицы (как Косово) Югославии. Образование на территории бывшей югославской республики Боснии и Герцеговины фактически трёх изолированных протогосударственных единиц – сербского, хорватского и мусульманского – пример того же порядка. В последние годы со всей очевидностью проявляется неустойчивость политического образования в Европе, оформившегося сразу после распада Советского Союза – Европейского Союза, расширение которого, в т.ч. за счёт оторванных от других государств территорий, происходило под влиянием США. В геостратегическом направлении Евросоюз является ничем иным как средством противодействия, а зачастую и агрессии против Российского культурно-цивилизационного пространства. Причём средством, судя по украинским события 2014-2017 гг., которое используют Соединённые Штаты против России.=

Такие же проблемы с правовым регулированием существуют внутри ряда государственных образований. Республики бывшего СССР, имевшие в своём составе автономные единицы, в случае прекращения нахождения в его составе должны были обеспечить проведение в них референдумов на предмет формата дальнейшего государственного устройства – то ли в рамках вновь образующегося самостоятельного государства, то ли в какой-либо иной конфигурации, то ли независимости. Это не было сделано ни в Грузии, применительно к Абхазии, Аджарии и Южной Осетии, ни на Украине, применительно к Крыму. Ревизия Ялтинской системы миропорядка, фактическое её разрушение привело к тому, что на территории Украины возникла проблема Подкарпатской Руси, существовавшей до Ялтинской системы, а после её крушения вновь претендующей на статус международной правосубъектности.

Односторонний передел мироустройства в Европе создал условия для Гражданской войны, войны граждан против политической узурпации, осуществляемой местными компрадорскими кругами по инициативе и под контролем государственных институтов США и Евросоюза. Сейчас мы наблюдаем гражданские конфликты – борьба за право на государственный статус русского языка в Латвии, за признание автономии Подкарпатской Руси на Украине, политические коллизии по статусу Крыма. В некоторых случаях возникают очаги гражданских вооружённых столкновений – в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, Косово-Метохии, Боснии и Герцеговине, Хорватии. Эти очаги сейчас притушены, но без правового урегулирования они остаются конфликтогенными и даже взрывоопасными. А появление новых очагов военных действий – на Донбассе – свидетельствует об актуальности данной проблемы в перспективе.

Отсутствие международных соглашений, закрепляющих или корректирующих произошедшие на политической карте Европы изменения, даёт возможность Российской Федерации, как правопреемнику СССР, не признавать (в ближайшей или среднесрочной перспективе) их последствия. Не признавать несогласованного и идущего вразрез договорённостям между СССР и США расширения НАТО, включения в состав Евросоюза прибалтийских республик и другие государственно-территориальные конфигурации, сложившиеся на бывшей советской территории. Или признавать выборочно. В других случаях включать в состав Российской Федерации некоторые бывшие советские территории.

Все эти случаи – и Вестфальско-поствестфальское мифотворчество, и манипуляции с «сибирскими интересами» – лежат в той же кан(а)ве, что и исповедуемая американским правительством в отношении России принудительная модель разрешения конфликтов. Да и не только в отношении России, но нас должна интересовать в данном случае только Россия. По сути, проекты Вестфальско-поствестфальской мифологемы и «Сибирского проклятия» строились по канонам принудительной модели разрешения (гео)политических конфликтов. В первом случае, такая модель навязывалась Советскому Союзу, Российской Федерации и т.н. новым независимым государствам. Примечательно, что в американской политической науке вместо обозначения СНГ (Содружество независимых государств) используется термин NIS (New independents state – Новые независимые государства). Во втором случае – России, с целью её фактического уничтожения как суверенного государства.

Как уже отмечалось, с конца 80-х годов прошлого века правительственные круги США стали активно использовать в решении международных проблем именно принудительную модель в конфликтных ситуациях, направленную на подавление партнёров по переговорам. С этой целью соответствующие концепции и их авторы всячески продвигались и рекламировались. Известно, что с определённого времени практически все Нобелевские премии присуждаются по протекции из США. Чего стоит Нобелевская премия мира, вручённая только вступившему в должность президента США Б. Обаме, вручённая авансом, который не был отработан, а, скорее, искажён в сторону «премии войны». Упоминавшегося выше Томаса Кромби Шеллинга в 2005 г. награждают Нобелевской премией по экономике с формулировкой «За расширение понимания проблем конфликта и кооперации с помощью анализа в рамках теории игр». К биографии Т. Шеллинга следует добавить, что он «участвовал в деятельности «мозговых центров», обслуживающих американское правительство: в 1958-1959 – в «RAND Corporation», в 1969-1990 – в Школе управления им. Джона Ф. Кеннеди при Гарвардском университете» [8]. Замечу, что «RAND Corporation» проводит исследования по военно-техническим и стратегическим проблемам по заказам американского правительства в интересах национальной безопасности США. Что касается концептуального подхода Шеллинга к урегулированию международных конфликтов, то он выстраивался на утверждениях, «что при рациональном подходе к внешней политике, наращивание ядерного оружия ведет к снижению вероятности любого военного конфликта (даже с использованием обычного вооружения) между участниками гонки вооружений. Аргументы Шеллинга легли в основу ядерной стратегии США…» [8]. Его труды и разработки, по мнению правящего класса США «способствовали тому, что рост ядерных арсеналов не привел к глобальному военному конфликту» [8], что выразилось в награждении Т. Шеллинга в 1993 г. премией Национальной академии наук США за работы, связанные с «предотвращением ядерной войны», в связи с 30-летием Карибского кризиса. Обращает на себя внимание повод для награждения и год награждения, сочетание которых указывает на приоритетные способы международной деятельности США в период их самоощущения себя распорядителем глобальной политики после развала СССР.

Симптоматично, что со-лауреатом Т. Шеллинга стал американо-израильский математик Исраэль Роберт Джон Ауманн, который «занимается стратегическим взаимодействием сторон, нацеленных на долговременное сотрудничество (повторяющиеся кооперативные игры)» [9] и, вроде бы, ориентируется на способы выстраивания партнёрских отношений в рамках переговорной модели конфликтов. Однако, такой подход им предлагается сугубо к внутрирыночной сфере национальной экономики, но не к военной сфере и не к международной политике – в работе на «RAND Corporation» и американское Агентство по контролю за вооружениями «он доказывал, что … соглашательская политика порождает надежды на новые уступки и объективно ведет к новым войнам. Отсюда им делался прагматичный вывод, что для их предотвращения более эффективна гонка вооружений, создающая достоверную угрозу войны», но не начинающая её [9].

Если поставить задачу продемонстрировать примеры упования США в последние три десятилетия на использование принудительной модели разрешения международных конфликтов, то она легко будет выполнена. Более того, такие примеры могут привести множество людей, просто интересующихся политикой, не говоря уже об учёных и исследователях. Но на один пример хотелось бы обратить особое внимание. – 7 июля 2017 года госсекретарь США Рекс Тиллерсон назначил специальным представителем Государственного департамента США по Украине Курта Волкера. По ряду данных из его послужного списка – аналитик Центрального разведывательного управления, сотрудник внешней службы Государственного департамента США, юрист сенатора Джона Маккейна, директор по европейским и евразийским делам Совета национальной безопасности США – становится очевидным, что он информирован об основных подходах в стратегическом планировании внешней политики США и значении в его рамках разработок Т. Шеллинга. А его работа на должности Постоянного представителя Соединенных Штатов в НАТО в 2008-2011 гг. и с 2012 г. исполнительным директором Института Маккейна в Вашингтоне свидетельствует, что он, к тому же, стремится реализовать на практике установки американских конфликтологов на принудительное разрешение международных конфликтов в интересах США. Уже само название Института, должность в котором Волкер сохраняет и сейчас, названного в честь одиозного ненавистника России, действующего сенатора США от штата Аризона Джона Маккейна, однозначно указывает на то, что спецпредставитель Госдепа по Украине видит себя не столько переговорщиком, сколько лицом, готовящим капитуляцию противной стороны.

В данном случае, следует отметить полное название Института – Институт Маккейна за международное лидерство и он образовывался как мозговой центр с миссией «продвижение лидерства на основе безопасности, экономических возможностей, свободы и человеческого достоинства в Соединенных Штатах и во всем мире» [10]. Сопоставляя название Института и формулировку его миссии становится понятным, что речь здесь идёт о лидерстве США во всём мире. Цель Института выражается более откровенно: немедленное и долгосрочное воздействие на лидеров в их способности «принимать просвещенные решения, преследующие американские и глобальные интересы» [10]. Сочетание слов «американские» и «глобальные» дают коннотат их единства и тождественности, что, собственно, и проявляется во внешней политике США, котрые всё происходящее в мире измеряют америкакнскими стандартами. Из контекста программы и деятельности Института Маккейна совершенно очевидно, что к категории лидеров относят не только граждан США, но и других стран, которые занимают проамериканскую позицию [См. 11]. Следует добавить, что сам сенатор Маккейн является председателем Совета директоров Международного республиканского института, созданного в 1983 г., финансируемого американским правительством и Конгрессом, тесно сотрудничающего с Госдепом США. Характер деятельности Международного республиканского института в Российской Федерации «оценила» 18 августа 2016 г. Генеральная прокуратура РФ, признав его пребывание в нашей стране нежелательным.

Только вступив в должность спецпредставителя США по Украине К. Волкер сам же добавил аргументы в пользу недоговороспособности себя самого и призвавшего его американского правительства, продвигающего последние десятилетия принудительную модель в разрешении международных конфликтов, вне зависимости от его электорального «розлива». В одном из интервью он заявил, отвечая на вопрос о ситуации на Донбассе: «Это территория, которая была захвачена и оккупирована, а в случае Крыма, Россия также заявила, что аннексировала территорию. ... Поэтому не может быть никакого признания, никакой легитимности ни для российских шагов на востоке Украины, ни в Крыму» [12]. Ясно, что с такими установками готовятся не к переговорному процессу, а к принятию капитуляции. Несколько наивно, но по-американски!

Отсюда следует вывод, что и в данном конкретном случае по статусу Донбасса, и по другим международным разногласиям между Российской Федерацией и США достижение компромисса невозможно, пока геополитическое поведение Соединённых Штатов строится с позиции куратора глобализации, а, по сути, распорядителя мировых дел, когда основным и единственным технологическим способом разрешения конфликтов американским правительством используется принудительная модель. Даже если Российская Федерация будет и дальше демонстрировать свою готовность к диалогу с США – не признавать донецкие республики и даже народные референдумы мая 2014 г. в ДНР и ЛНР; заявлять о признании украинских границ (без Крыма, слава Богу); с одной стороны, осуждать государственный переворот на Украине в конце февраля 2014 г., а с другой стороны – признавать его последствия и т.п., – рассчитывать на пользу не приходится. Более того, эта готовность, которая больше похожа на уступки, будет провоцировать США и их сателлитов в Европе игнорировать выбор абсолютного большинства крымчан, сделанный 16 марта 2014 г., и требовать насильственной передачи Крыма в состав националистически ограниченной Украины.

Список использованных источников 

1.         Фишер Р., Юри У. Путь к согласию или Переговоры без поражения. – М.: Наука, 1992. – 158 с.

2.         Шеллинг Т. Стратегия конфликта / Томас Шеллинг; пер. с англ. Т. Даниловой под ред. Ю. Кузнецова, К. Сонина. М.: ИРИСЭН (Серия «Международные отношения»), 2007. 366 с.

3.         Даальдер И.Х., Линдсэй Д.М. Развод или новое начало: трансатлантические отношения на переломном пункте // Россия в глобальной политике. Журнал о мировой политике и международных отношениях [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/articles/2236.html

4.         Филатов А. Вестфальская система как мифологема // Национальные интересы. Журнал Института национальной стратегии реформ. – М., 2008. – №1. – Режим доступа: http://ni-journal.ru/rez/b9efc513/

5.         Хилл Ф., Гэдди К. Сибирское бремя. Просчеты советского планирования и будущее России. Пер. с англ. М.: Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2007 – 328 c.

6.         Talbott S. Foreword / Hill F., Gaddy C. The Siberian Curse: How Communist Planners Left Russia Out in the Cold. – Washington, D.C.: Brookings Institution, 2003. – 312 p. – Электронный ресурс. Режим доступа

7.         Trump adds Russia scholar as a National Security Council director // The Washington Post. Электронный ресурс. – Режим доступа: https://www.washingtonpost.com/world/national-security/trump-adds-russia-scholar-as-national-security-council-director/2017/03/28/927d0332-13f5-11e7-9e4f-09aa75d3ec57_story.html?utm_term=.e5c2824f0a0a

8.         Шеллинг, Томас // Энциклопедия «Кругосвет». Универсальная научно-популярная онлайн-энциклопедия. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ekonomika_i_pravo/SHELLING_TOMAS.html

9.         Ауманн, Роберт Джон // Энциклопедия «Кругосвет». Универсальная научно-популярная онлайн-энциклопедия. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ekonomika_i_pravo/AUMANN_ROBERT_DZHON.html

10.     McCain Institute // WikipediA. The free encyclopedia. Электронный ресурс. Режим доступа: https://en.wikipedia.org/wiki/McCain_Institute

11.     The McCain Institute for International Leadership at Arizona State University. Электронный ресурс. Режим доступа: https://www.mccaininstitute.org/

12.     Спецпредставитель Госдепа США по Украине заявил, что «признания действий России» в Донбассе не будет // Информационное агентство «Росбалт». – 26 июля 2017 г. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.rosbalt.ru/world/2017/07/26/1633614.html

 

Статьи по теме

Партнеры

Продолжая просматривать этот сайт, вы соглашаетесь на использование файлов cookie