Союзное Государство: зачем?

В августе прошлого года мы пережили довольно драматические события — очередной накат на Русский мир, на этот раз через Белоруссию. Прошел год — и в сентябре 2021-го два президента подписали 28 программ, которые, по идее, должны привести Россию и Белоруссию, еще в 1996 году заключившие союзное соглашение, к большей интеграции, нежели мы имели до сих пор. Что за этим последует? Очередной антироссийский выпад белорусского «бацьки» или же эти подписи ознаменовали начало прорыва в построении союзного государства?

Куда мы вообще попали?

Андрей Никифоров, известный крымский политолог, не отказался побеседовать на эту тему и раскрыл нам очень много интересного…

Нет, это был не «прорыв»

— Собственно, попали мы в 1996-й год, ту отправную точку, откуда это государство и стартовало. Помнится, находясь в Белом зале Ливадийского дворца, на встрече экспертов в рамках «Великого русского слова», это был примерно 2007/08 год, мы обсуждали очередной проект евразийской интеграции. Украина тогда вела себя, как обычно: вроде и не совсем игнорирует, но и не вступает. Кто-то из экспертов стал рассуждать, что это «последний вагон, куда Украина может запрыгнуть».

Я тогда напомнил, что в том же дворце, только в музыкальной гостиной на втором этаже, в 1995 году те же слова произнес уважаемый мною Константин Затулин, который тоже говорил о «последнем вагоне», в который Украина должна запрыгнуть — тогда формировали Таможенный союз.

Тогда каждые десять лет что-то такое инициировалось, каждый раз туда приглашали Украину, ждали ее, но теперь, по всей видимости, уже никто не ждет, но и поезд уже непонятно на каких запасных путях стоит.

Но тогда речь шла о другом: о том, что поезда эти ходят по кругу, и запрыгнуть на подножку последнего вагона, таким образом, предоставляется несколько попыток. Вот несколько похожее мы наблюдаем и с Союзным государством.

Разного рода политические фантазеры ждали от этой сентябрьской встречи президентов России и Белоруссии некоего «прорыва». Некоторые пропагандисты даже смогли его разглядеть, этот «прорыв». Но по большому счету речь пока идет только о намерениях. Серьёзных, конкретных, но — намерениях.

Есть вполне конкретные вещи, на которые для того, чтобы они работали, не надо вешать громкую вывеску «союзное государство». Скажем, вернуть нормальное авиасообщение, что, собственно, уже сделано. Некоторые другие вещи, я думаю, тоже будут развязаны.

Увы, инерция в данном вопросе работает не на интеграцию, а против нее. Если ею не заниматься и хотя бы время от времени не возобновлять эти отношения, мы начинаем откатываться к дезинтеграции. Потому во всём этом повторении имеется свой позитив. А во всем остальном, всё, как было, так и осталось. Речь не идет о каких-то надгосударственных структурах, которые бы имели реальный вес; есть некое продвижение по созданию общего рынка — но он, в принципе, и сейчас существует.

Единое валютное пространство так и не возникло: существуют безналичные расчеты через банки, когда не надо обменивать одни рубли (российские) на другие (белорусские), но в целом курсы не согласованы и, так понимаю, что финансовая политика двух государств осуществляется достаточно по-разному, ее не так-то просто свести к одному знаменателю. На самом деле я не вижу, что был бы сделан прорыв по преодолению тех существенных различий, которые существуют между государствами, и прежде всего — в экономической сфере.

Взаимовыгодная сделка

— Создание этого союзного государства, насколько я поняла, в 1996-м году было нужно в первую очередь политикам. Ельцин переизбирался, причем, очень тяжело, он играл на чувствах советских людей: вот, отвалились куски, давайте мы хоть что-то подберем. Видимо, это было выгодно и Лукашенко, который за два года до этого пришел к власти — как раз достаточно для того, чтобы оглядеться и понять, что нужны какие-то серьезные шаги, чтобы обеспечить государство, как минимум энергетическим ресурсом. Так ли это?

— Нет, это не так. Тогда, в 96-м, существовала вполне реальная угроза настоящей блокады РФ по всему западному контуру ее государственных границ. И Белоруссия стала по сути единственным коридором, местом прорыва, где удалось эту блокаду преодолеть. По большому счету, Лукашенко разрушил эти замыслы.

Тогда ходили всякие версии «балтийско-черноморской федерации», которая бы Россию просто отрезала от Европы. Посмотрите на карту, там хорошо видно, что с востока на запад Евразия сужается, как бутылочное горлышко. Так вот, это горлышко и запечатали в узком месте между Балтийским и Черным морями.

Посмотрите на этот пояс стран, который там выстроился: они и сегодня к России, мягко говоря, неровно дышат. Это наиболее враждебные для России страны — с американцами мы и то договариваемся, и вроде даже это имеет какие-то вполне ощутимые последствия; с немцами торгуем газом — но при этом пытаемся, как в Средневековье, обойти эту группу государств, чтобы они, как Соловьи-разбойники, не брали с каждого обоза свою бандитскую долю.

Они с этими своими большими лопатами вдоль дороги встали, их всех почему-то Россия должна кормить — а они все ее за будут люто ненавидеть. То есть Белоруссия в 96 году, когда, по сути, уже были сверстаны планы расширения НАТО на Восток, разные прочие другие комбинации, вдруг выступила совершенно однозначно против всех этих замыслов.

Лукашенко в данном случае совершил героический поступок: он вывел Россию из окружения.

За это, правда, он взял свою цену — но я бы сказал, брал не для себя, а для Белоруссии. Сколько стоит подобного рода коридор, какова его цена, это вопрос риторический. Но посмотрите: Запад зачем-то оплачивает «независимые» республики Прибалтики, которые втроем примерно равны современной Белоруссии. Украина прочно сидит на западном «коште», постоянно кушать просит.

Существует масса других режимов — те же Грузия, Молдавия: их, хоть и не очень досыта, но подкармливают постоянно. Да ту же Польшу экономически подкачивают. Можно еще долго перечислять. Зачем? А затем, чтобы избежать российско-германского сближения. У американцев по поводу него — настоящий комплекс. И усилия эти оборачиваются вполне реальными издержками в миллиарды американских рублей, практически ежегодно. И это — при дыре в буфере в виде Белоруссии.

Поэтому на вопрос о стоимости коридора нет однозначного ответа. Сколько бы мы потеряли, если бы этот коридор схлопнулся, и Россия осталась в полной изоляции? Но я хочу заметить только одно: даже при таком предательском режиме, как режим Ельцина, все равно оказаться в изоляции было совершенно недопустимо. Еще раз подчеркиваю: даже для этого режима.

Поэтому тогдашние российские власти ухватились за эту возможность — по сути, купили себе транспортный коридор, оплатив при этом белорусскую независимость. Так что это взаимовыгодная сделка: Лукашенко тоже был тогда в довольно сложной ситуации международной блокады, из которой его благодаря России вывели. Сделка не сразу переросла в союзное государство, но фактически именно она легла в его основу.

Нам подавай какую-то идею

— Лукашенко даже личные санкции вводили, тогда это было почти в новинку…

— Да, ситуация для него тогда была еще похуже, чем сейчас. Поэтому здесь присутствует взаимная выгода. А кто в большей степени на ней наварился — я бы сказал, это рыночный вопрос, а рыночные подходы в таких делах заводят нас в тупик. Это европейцы могут строить все через единый рынок, а нам нужны другие стимулы, другие мотивации. Нас за деньги невозможно купить — нам подавай какую-то идею!

— Отсюда поподробнее, пожалуйста!

— Этим летом мне довелось пообщаться с многими белорусскими экспертами, политологами, экономистами: они уверены, что необходимо искать такие пути развития, интеграции, которые базируются на этаком шкурном (рыночном) интересе.

Я им приводил пример Польши. После I Мировой войны, когда была разгромлена Германская империя, развалилась Австро-Венгерская и распалась Российская, Польшу склеили из трех частей. По поводу экономической выгоды для всех этих кусков был большой вопрос, потому что Царство Польское было очень неплохо интегрировано в российскую экономику — правда, там от правления большевиков от нее остались рожки да ножки, но тем не менее. Та часть, которая входила в состав Германии, была лучше интегрирована с другими территориями Германии, от которых отсекалась. И то же самое можно говорить о Кракове и его окрестностях, Малой Польше, о Галиции и пр.

Все они в экономическом смысле выигрывали, если бы оставались в рамках тех государств, в которых находились. Но было острое желание восстановить единое польское государство, а затем уже выудить в том числе и экономическую выгоду.

То есть пока у нас не будет этого острого желания жить в одном государстве (причем с обеих сторон) — такого, которое бы прожигало в том числе и сопротивление элит, мы так и будем ходить по кругу. И постоянно будем наталкиваться на многовекторность. 

— Мне кажется, это желание с каждым годом все больше утихает…

— Я бы не сказал!

— Его тушат из-за границы, одновременно разжигая ненависть к России и всему Русскому миру — я про прошлогодние уличные страсти.

— Я не видел этих событий воочию, хотя общался с людьми, которые так или иначе в них участвовали. Правда, все с одной стороны, и я бы не сказал, что это совсем уж сторона президента, но все равно — на одной стороне с президентом Белоруссии.

Идешь по Минску вечером — вдоль реки Свислочь стоят трибуны, собираются молодые люди — десятки, сотни, пьют пиво, общаются, играют на гитаре, поют; просто невозможно поверить, что именно они участвовали в этих протестах… Как-то не верится, что это были они.

Откуда это все взялось и куда это потом все слилось? Подогревается оно откуда? Оттуда. Есть безголовые люди в каждой из стран, особенно среди молодежи — люди из подросткового возраста переходят в это состояние безголовости чаще, чем в более солидном и рассудительном возрасте. Кого-то там на что-то можно подрядить, но… не знаю. Время от времени это может возбуждаться… Но оно всегда уходит в песок.

— Недавно натолкнулась на такой факт: только у одного Витебского университета около 300 совместных образовательных программ со странами ЕС, включая, конечно, Польшу (двойные дипломы, возможности международной стажировки и т.д., после чего так легко насовсем там остаться). А с российскими вузами у него аж 17 таких программ. Лет через десять волна «народного гнева», похожая на прошлогоднюю, не так быстро схлынет…

— Да, Запад мечтает захлопнуть этот самый коридор, о котором мы говорили. Сейчас он, правда, не так важен, как 25 лет тому назад, потому что найдены обходные пути, и мы мимо Соловьев-разбойников заходим в Европу. Достроили «Северный поток — 2» — а уже все забыли, что есть СП-1. В их тени почти незаметно функционирует «Турецкий поток», который российский газ закачивает в самое сердце Европы.

И это вопрос не только газа. Газ — это своего рода показатель, некий вектор, который указывает направление движения, а всё остальное за ним идет: прежде всего более благожелательная политика по отношению к Российской Федерации, в том числе и в экономических вопросах.

Тем не менее, все равно этот белорусский балкон стратегически важен, и упускать его ни в коем случае нельзя. Да и вообще желательно ничего не упускать.

Здесь есть два момента. С одной стороны — совершенно правильные тревоги о том, что необходимо больше действия для того, чтобы ситуацию переламывать в свою пользу. Допустим, почему бы не заменить квоты на обучение белорусских студентов в российских вузах на единое образовательное пространство? Это перебило бы все эти польши, прибалтики и т.д.

Не знаю, что происходит с теми, кто обучается в Польше — возможно, из части студентов готовят некую агентуру, но знаю, что в Прибалтике студентов с удовольствием бы всех оставляли, потому что своя-то молодежь разбегается дальше на Запад.

— Дело же не в агентуре, это штучный товар, дело в промывке мозгов…

— Это и есть агентура — агенты влияния; я же не говорю, что они должны обязательно устраивать какие-то диверсии на железнодорожных путях…

— …или секретные карты из сейфа красть.

— Существует совершенно непреложный факт: без российского сотрудничества современная белорусская экономика существовать не может, это некий хлеб для нее. Другое дело, что масло, а то и икра на этом масле — это уже сотрудничество с другими странами. И разрыв с ними приведёт к тому, что всего этого на хлеб белорусы могут лишиться. Они не хотят от этого «масла» отказываться, понятно.

Но в целом совершенно очевидно, что мы один народ, и в этом никого в Белоруссии убеждать не надо.

— Пока не надо…

Жареный петух глобального рынка

Я обещал сказать, почему я не думаю, что экономическая выгода эту региональную интеграцию (а это именно региональная!) может привести к какому-то успеху. Все региональные интеграционные проекты сегодня в значительной степени замерли. Так и не состоялся большой проект Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества; не получила развития, даже если она формально существует, Североамериканская зона свободной торговли — Трамп ее приговорил, я уж не знаю, как там этот пациент, скорее жив или скорее мертв.

Европейский союз тоже испытывает определенные трудности, и число его участников уже не растет: уже вышла Великобритания, некоторые другие тоже начинают думать в том же направлении. Там бы быстрее все разбежались, если бы весь этот проект не держался на по сути лишенной после Второй Мировой войны полноценного суверенитета Германии.

— Это так новый миропорядок устанавливается или в чем дело?

— О новом миропорядке было модным говорить, скажем, в 80-е или 90-е годы, а сейчас это как-то сдувается. Нового миропорядка не получилось, это уже факт. Но есть и другой факт: существование глобального экономического проекта. Проекта экономической глобализации. То есть если ты можешь интегрироваться в мировой рынок, то зачем тебе в региональном замыкаться? И когда у тебя есть преимущество глобального рынка, то собственно говоря, любое участие в региональной интеграции должно как-то отсекать это интеграционное пространство от общемирового. А иначе как? Иначе никак.

Вот пока проект глобализации полностью не накрылся (а это и будет как раз тот жареный петух, который не просто где-то там будет на подлете, а уже прилетит и клюнет), ни о каком коллективном, групповом спасении не может быть и речи. Вот когда проект глобальной экономики полностью израсходуется, — он там сейчас поскрипывает, выдает некие кризисные явления; уже многие его адепты осознают, что не все так абсолютно, как им когда-то казалось, не всё так необратимо — тогда мы и увидим: все разбегутся по каким-то своим коммунальным квартирам, и тогда мы своих обнаружим возле себя.

Но до этого времени их тоже нужно держать поближе к себе. Поэтому возможно сейчас просто не время для глубоких интеграционных процессов. Не только у нас это не получается, это ни у кого сейчас не получается.

Крымское Эхо