Август 1991-го: как победил ГКЧП

Наибольшие шансы у Советской власти в 1991-м году были в Прибалтике

История «новой России» начинается 21 августа 1991 года. Этот факт очевиден. В отличие от того, была ли очевидна неизбежность происходившего в то время.

Говорят, всё, что ни делается, – делается к лучшему. Еще говорят, что у тех, кто не сожалеет о крушении Советского Союза – нет сердца. А у тех, кто желает вернуться в прошлое – нет разума. Только будущее страны с тысячелетней историей в любом случае зависит от нас. И сбросить с себя эту ответственность, значит отказаться от Родины.

22 года назад я жил в Латвии. Сказать, что введение чрезвычайного положения было неожиданным, нельзя. Его ждали, к нему готовились. Страна стремительно летела под откос, и все, у кого еще оставались остатки простого здравого смысла, не желали ни себе, ни своему народу, ни великой державе всего того, что случилось после 21-го августа. Создание чего-то вроде ГКЧП представлялось необходимым, этого события ждали гораздо раньше. Ведь каждый новый день перестройки делал ее все более необратимой.

Конечно, все движущие пружины механизма ГКЧП не узнает никто и никогда ( ну по крайней мере, в обозримом будущем). Слишком много было задействовано факторов, противонаправленных векторов силы – тайных и явных, лежащих на поверхности. Однако события тех дней продолжают до сих пор оказывать влияние на происходящее на постсоветском пространстве, да и не только, и пока не будет дана со стороны действующей власти четкая и ясная, непротиворечивая оценка событиям 91-го года, Россия, на мой взгляд, не сможет понять свое будущее, вектор своего развития. И хотя не признавать наличие проблемы, запрещать конституционно государственную идеологию – это тоже идеология. Но она ведет к системному кризису. Родовая травма новой власти должна быть преодолена, замалчивать ее бессмысленно.

Прибалтика была единственной, наверное, территорией Советского Союза, где режим чрезвычайного положения был введен немедленно по его объявлению и вполне успешно. Объяснить это не так трудно на самом деле. Миф о всенародной поддержке перестройки и о неспособности и невозможности предотвратить развал – оказался действительно мифом. Все было решаемо даже в конце 91-го года. И на примере Прибалтики кто-то на всякий случай, торгуясь, решил показать «цену вопроса». Цену своего предательства. Я могу использовать столь жесткое определение, потому что видел все это собственными глазами. Все наиболее значимые объекты государственного управления, связи, транспорта, жизнеобеспечения и т.п. были взяты под охрану Советской Армии уже 19 августа. В Латвии впереди обычно шел Рижский ОМОН, - брал объекты под охрану, разоружал давно перешедшую на сторону объявившей независимость республики местную милицию и другие вооруженные формирования, – отряды добровольных стражей порядка, «белых беретов» и прочие. В большинстве случаев бравые защитники независимости, обещавшие всю свою кровь отдать за свободную Латвию, тут же сдавали оружие. Некоторые, например, уже упомянутые, созданные в период двоевластия как альтернатива Рижскому ОМОНУ, «белые береты» – разбегались, побросав оружие и технику, сами, не дожидаясь ОМОНовцев.

Руководство МВД Латвии, латышской прокуратуры, местная власть, – исчезли в неизвестном направлении, перепугав сами себя куда больше, чем могли бы их напугать представители ГКЧП. Взятые под контроль объекты у Рижского ОМОНа перенимали десантники Советской Армии. А немногочисленные ОМОНовцы шли дальше, планомерно решая поставленные им задачи. Дом Радио, телецентр, Дом печати, Совет министров, «потешные баррикады» в Старой Риге, мосты и вокзалы – 20 августа все было под контролем ГКЧП. В здании Верховного Совета, ныне сейма Латвии оставалась еще перепуганная до смерти горсточка депутатов с немногочисленной охраной.

Над Ригой барражировали военные вертолеты, латыши, в том числе многочисленные члены Народного фронта Латвии, никакого сопротивления или массовых акций гражданского неповиновения устраивать даже не пытались. Все тут же вспомнили русский язык, заискивающе улыбались в трамваях русским горожанам и военным, ожидая со страхом, что те поведут себя так, как повели бы себя в такой ситуации латыши.

Интерфронт, Компартия Латвии на платформе КПСС, Объединенный совет трудовых коллективов и другие просоветские общественные организации оказывали действиям ГКЧП прямую поддержку. Можно смело сказать, что половина населения Латвии просто ликовала в эти дни. Большая часть латышского населения просто вздохнула с некоторым даже облегчением и тут же смирилась, как будто и не было ничего – никакой самопровозглашенной независимости.

Никакой стрельбы, и вообще противостояния, за исключением нескольких инцидентов с пьяными боевиками, ополоумевшими от ужаса, не было. И это в Латвии. Как, впрочем, и по всей Прибалтике, еще недавно выступившей по требованию московских товарищей, авангардом перестройки. Тишина, порядок и надежда на восстановление нормальной жизни в стране – вот что было в эти три августовских дня. До тех пор, пока все не затормозилось в России. В которой, в отличие от Прибалтики, никаких действенных мер по введению чрезвычайного положения на местах не вводилось. В Прибалтике – на самом трудном участке, ГКЧП победил. В России был, давайте называть вещи своими именами. спектакль. И оценивать его не мне – я не театральный критик.

21-го августа ситуация в Латвии, и в Прибалтике, в целом, по команде из Москвы, изменилась практически мгновенно. Советская Армия ушла в гарнизоны, командующего Прибалтийским военным округом тут же сменили. А перетрусившие министры и депутаты, видные народнофронтовцы и генералы латышского МВД, не веря своим глазам, потихоньку возвращались на свои места. Все было кончено. Тут же начались аресты, только не со стороны ГКЧП, а со стороны независимых, демократических властей Латвии, Литвы и Эстонии. Особенно свирепствовали после пережитого страха литовцы, там к значительным тюремным срокам были приговорены впоследствии десятки активистов Интердвижения и Компартии Литвы. Впрочем, это и понятно, к кровавым провокациям против собственного народа в течение 1991 года прибегали по всей Прибалтике, но наибольшее число своих соплеменников убили именно литовцы. Надо было закручивать гайки и припрятывать следы собственных жертв, выданных, с полного одобрения новой российской власти в том числе, за жертвы советских войск.

А в Латвии, вплоть до 31-го августа 1991 года, оставался последний в Советском Союзе островок Советской власти – на окруженной базе Рижского ОМОНа, на окраине города, в Вецмилгрависе. Рижский ОМОН ( тогда уже Отряд особого назначения дивизии внутренних войск союзного подчинения) не сдавал оружие и готов был принять бой под последним флагом СССР, развевавшимся на мачте над базой. И не только с собранной со всей Латвии латышской милицией. Свои люди в штабе ПрибВО уже предупредили, что из Москвы поступил приказ, если стороны не придут к договоренности, разоружить, а фактически уничтожить не собирающийся сдаваться без боя Рижский ОМОН силами Советской Армии. По 1993-му году мы знаем, что это не шутка. Тогда стреляли даже по парламенту.

Последние солдаты империи остались непобежденными. Ни Москва, ни латыши не рискнули выступить против Рижского ОМОНа с оружием в руках. Все условия, принятые ОМОНовцами на общем собрании отряда, были приняты. Отряд сохранял оружие, знамя и честь. Власти Латвии подписали гарантии того, что никто из ОМОНовцев и членов их семей не будет подвержен репрессиям. Рижский ОМОН получил гарантии, что не будет подвергнут расформированию. В ночь с 31-го августа на 1-е сентября 1991 года военно-транспортная авиация перебросила более ста омоновцев, технику, и часть семей в Тюмень.

 Кстати, гарантии, данные Рижскому ОМОНу, вскоре порвут и растопчут. Но это уже совсем другая история. 

А что же люди? Простые русские люди, фактически брошенные тогдашней Россией в той же самой Прибалтике и других союзных республиках? Интерфронт Латвии, интердвижения Эстонии и Литвы тут же были запрещены. Так же, как и Компартия, Объединенные комитеты трудовых коллективов, ветеранские и прочие организации, выступавшие против независимости и поддержавшие ГКЧП. В Латвии навечно запрещено предоставлять латвийское гражданство бывшим штатным сотрудникам КГБ, Интерфронта и Компартии Латвии, не вышедшим из этих организаций после января 1991 года.

Передать, что пережили все эти люди после 21-го августа 1991-го года трудно. Это надо было прожить. Потом надо было выжить. На протяжении всей перестройки русские в бывших советских республиках вынуждены были бороться фактически в полном окружении и без какого-либо общего центра. Против нас были и тогдашняя Москва, и местные титульные власти, и Запад, объединенные единой задачей – разрушить Советский Союз. Впрочем, в первую очередь метили как всегда в Россию. И именно в России всё и решилось. Ровно 22 года назад. 

Меня часто спрашивают, как же так, ведь в Прибалтике, особенно в Латвии, были такие сильные просоветские движения, интерфронты, рабочие коллективы… Почему их активности не было видно потом, почему потом русские, в Латвии составлявшие половину населения, так и не смогли защитить свои права? 

Мы остались одни. Нас лишили равных прав, большую часть из нас лишили гражданства. Был создан мощный репрессивный аппарат, который не заигрывал, как перестроечная советская власть, с оппозицией. Мы остались без работы – первый же удар новых властей был направлен на разрушение промышленности, в которой работало подавляющее большинство русского населения. А значит, мы остались без средств к существованию. Армию вывели. Ельцин во всем поддерживал новые, этнократические режимы. Самые активные участники Интерфронта, деятельность которого была, напомню, тут же запрещена, массово выехали самоходом в Россию, прекрасно понимая, что ждет русских в Прибалтике после 21 августа 1991 года. Более 300 тысяч человек из одной только маленькой Латвии перебрались в Россию в самое трудное время – в начале 90-х годов. Остались в основном те, у кого переехать сразу не было никакой возможности. И та горстка коллаборационистов, которая всей душой приняла новую власть. Судьба их, впрочем, была незавидной. Как и судьба независимой Латвии, которую на сегодня уже покинула треть населения – в том числе латышей. Таких потерь Латвия не знала ни в Первую мировую войну, ни в революцию, ни в Отечественную. А точка отсчета – 21 августа 1991 года. Ровно 22 года назад.

Валерий Мошев