logo

Хлебные крошки

Статьи

Вопросы идеологии
Взгляд
Россия

Леонтий Бызов

Азиатизация

Неразрешенный вопрос

История любой страны часто бывает полна непредсказуемых парадоксов, которые, впрочем, потом находят для себя вполне логичные объяснения. Рывок к современной западной цивилизации, под знаком которого прошли 80-е и 90-е годы, обернулся всё сильнее набирающей ход «азиатчиной», проникающей и в наш быт, и в систему политических институтов, и в общий нравственный климат нашего общества.


Сегодня «русские европейцы» – городское либерально ориентированное меньшинство, продолжающее связывать свои надежды с интеграцией в западную цивилизацию, – рассматриваются властью и общественным большинством как неблагонадёжный класс, ведущий страну к размыванию собственных традиций и идентичностей.

Миграционное наступление на коренные российские регионы выходцев из дальней и ближней Азии дополняется политикой укрепления Евразийского союза. Нравы и обычаи восточных диаспор скорее сами превращаются в норму жизни, чем адаптируются к русской культуре и к русским традициям.

Хотели на Запад? Получите Восток по полной программе.

Налицо картина, вполне укладывающаяся в известную теорию о войне цивилизаций. И, если судить по её предварительным результатам, эту войну восточно-христианская русская цивилизация стремительно проигрывает азиатской, евразийской. Эти процессы стали предметом анализа уже многих наблюдателей и экспертов (например, статья «Дрейф в Евразию» А. Морозова на сайте «Русского журнала»). С большей частью выводов этой проникнутой тревогой статьи трудно не согласиться. Но всё ли так просто и однозначно? Может быть, есть выход из исторической ловушки, в которой оказалась страна?

Самое грозное и бросающееся в глаза обстоятельство – это, конечно, демографическое наступление диаспор. Наши исследования показывают, что это уже далеко не гастарбайтеры, торгующие в городах цветами и овощами, чернорабочие на стройках... Сегодня они во многом новые хозяева жизни, стремительно повышающие свой социальный и материальный статус, занимающие целые сферы бизнеса, лоббирующие свои интересы в структурах госуправления. Это хорошо организованная за счёт горизонтальных связей, давно утраченных атомизированными коренными россиянами, система, способная эффективно лоббировать свои интересы.

 До поры до времени это и надёжная опора власти. Согласно тем же исследованиям, члены диаспор всегда готовы проголосовать «как надо» (как им укажут их неформальные лидеры) и в целом лояльнее относятся к российским властям, чем сами коренные россияне. Но то, что сегодня кажется опорой, завтра может оказаться бомбой под новой русской государственностью.

Более спорной, неоднозначной тенденцией является тренд к «азиатизации» самого русского большинства. Представляется, что здесь имеют место две противоречащие друг другу и направленные в разные стороны социокультурные тенденции.

То упрощение, вульгаризация социальных отношений, снижение массового уровня культуры, которые отчётливо проявляются в российском обществе последние 20 лет, некоторые называют сползанием в Средневековье. Однако более внимательный анализ показывает, что все эти процессы являются следствием распада государства и социальных структур и наступающей примитивной самоорганизации социума.

Но новый традиционализм так возникнуть не может, для него просто не существует социальной базы в виде общины, неформальной традиционной иерархии со своими символами и мифами. Традиционное общество обладает огромной потенциальной энергетикой, высвобождающейся при его разложении. Это мы и наблюдали в первой половине ХХ века в России, когда коммунистическое общество строилось именно руками вчерашних крестьян, переехавших в город, но во многом сохранивших ментальность и ценности традиционной общины.

То же или почти то же самое мы сегодня наблюдаем в поведении диаспор, до поры до времени ведших тихую неприметную жизнь в своих аулах, а сегодня, вырвавшись на «оперативный простор», превратившихся в грозную, неудержимую силу с её высокой витальностью, готовностью подчинить свои интересы общим целям, национальным или религиозным, готовностью жертвовать жизнью ради этих целей.

Совсем не похожи на них сегодняшние собственно россияне, русские из традиционно русских регионов страны. Говоря о них, обратимся к результатам исследования, проведённого в минувшем году Институтом социологии РАН «в поисках сегодняшней русской мечты».

Это исследование показало, что нынешние россияне мечтают о спокойных, стабильных временах, образцом которых является отчасти современная Россия, отчасти (для консервативного большинства) – последние десятилетия советской власти.

Даже современные российские «левые» не воспринимают как идеал эпоху революционных потрясений. И правда, на смену коммунистической идеологии ещё в советские времена, в их последние десятилетия, пришла идея, которая стала «идеологией большинства», – идея частной жизни. Мы помним, сколько сил стали отдавать тогда ещё советские граждане обустройству своих дачек, садовых участков, квартир, своего быта.

И если посмотреть на реальные перемены, произошедшие с нами за последние два-три десятилетия, не через призму политики, а через призму быта, то отчётливо видно, как энергия преобразования страны, крупных строек, обороны, большой науки вся растеклась по частным ручейкам. Отгородись ото всех забором, железными дверями, если есть средства – строй коттедж, нет – делай пристройку к веранде. Вот эта стихия частного быта, которую классики марксизма непременно бы назвали мелкобуржуазной, сформировала то, что называется психологией общества массового потребления.

Русская часть нашего общества, хоть либеральная, хоть консервативная, в целом безусловно не готова к каким-либо жертвам во имя общего блага или общих целей. То есть никакая мобилизационная идеология, даже под популярными левыми лозунгами о социальной справедливости, не может рассчитывать на поддержку большинства.

Особенно это касается молодых и относительно молодых поколений россиян. 72 процента опрошенных социал-консерваторов, как и большинство других групп общества, полагают, что «важно лишь собственное благополучие и благополучие моей семьи». И лишь 28 процентов считают, что «жить стоит ради общей цели, которая бы нас всех объединяла».

Эти показатели носят достаточно стабильный характер. По своим реальным, то есть мотивирующим жизненным ценностям, наше общество достаточно однородно. Этой однородности не мешают даже всем известные социальные разрывы. Да и не может быть иначе. Мы живём в обществе массового потребления, пьём из одной информационной кадушки, ходим в одни и те же супермаркеты, слушаем одну и ту же музыку и т.д. Современный мегаполис диктует нам систему ценностей и образа жизни гораздо навязчивее, чем любые книжные теории, религии и идеологии.

Даже современная православная вера, «на бумаге» охватившая около трёх четвертей россиян, на практике часто оборачивается психологией массового потребителя. Люди идут в церковь (если идут), как в тот же супермаркет, рассчитывая за поставленную свечку или повешенную на капот машины иконку получить что-то выгодное для себя – уберечься от болезней и несчастий. Успешно сдать экзамены или получить повышение к зарплате. О жертвах, христианском подвиге никто или почти никто и не помышляет.

Это уже даже не внуки, а скорее правнуки тех поколений россиян, которые исступлённо «вкалывали» на стройках «новой жизни», гибли на войне и в лагерях, поднимали страну из послевоенной разрухи, отказывая себе во всём.

Можно предположить с высокой долей вероятности, что через те же два-три поколения во многом аналогичная участь постигнет и выходцев из нынешних диаспор, хотя европейский опыт способен заставить скептически отнестись к этой перспективе. Они адаптируются. Нет, не к русскому миру, связи с которым теряют или уже почти потеряли и сами современные русские, а к унифицированному и почти вненациональному образу жизни человека эпохи массового шопинга. Присущая им сейчас пассионарность улетучится, а религиозные обычаи превратятся в ритуал, о котором вспоминают от случая к случаю, по большим праздникам.

Этот эксперимент ещё не поставлен, и его результаты не предопределены, но подобное развитие событий кажется весьма вероятным.

В современной России государство перестало быть экзистенциальной ценностью, превратившись в сугубо инструментальную.

Вот, например, как культуролог И. Яковенко характеризует традиционное русское представление о государстве: «Традиционная культура осмысливает и переживает государство в категориях власти. Она – источник истины, всеблага и всемогуща. Социокультурный идеал традиционной культуры обращён в глубокое прошлое. Предельный образ социокультурного идеала реализует самый глубокий уровень культурного кода российской цивилизации».

Собственно такая абсолютизация власти, государства является характерной чертой восточной ментальности. Но для современных россиян характерны прямо противоположные черты.
Вот, например, как относятся современные россияне к государству:

– «Государство олицетворяет высший смысл деятельности отдельных граждан. Жить ради государства, самозабвенно служить ему – нравственный идеал русского человека». Так считают 9 процентов.

– «Государство существует ради своих граждан. Оно должно быть сильным, чтобы эффективно защищать их интересы» – 68 процентов.

– «В чрезмерно сильном государстве и мощном государственном аппарате я скорее вижу угрозу для личной инициативы граждан, моих прав и свобод» – 14 процентов.

Именно поэтому «западные фобии» в сегодняшней России далеко не во всём следует интерпретировать буквально. По своей социально-культурной составляющей Россия является сегодня страной индивидуализированной и во многом вестернизированной. Восток с его культом «коллектива», подавлением личности, патриархальной семьёй в отличие от Запада и культурно, и социально чужд современному россиянину. И, думается, никакие политические и геополитические устремления на Восток этой реальности не отменят.

Нынешний политико-идеологический крен в «азиатчину», на мой взгляд, носит скорее конъюнктурный, политтехнологический характер, чем отражает какие-то более глубокие тенденции.
В первую очередь это ответ властей на кризис легитимности, с которым они столкнулись на рубеже 2011–2012 гг. Выстраивание евразийского пространства, опора на русские ценности и традиции, благословение «на Царствие» со стороны руководства церкви – всё это призвано облагородить власть и укрепить пошатнувшуюся легитимность.

Многие убеждены, что наша правовая система будет дальше подстраиваться под азиатские нравы и представления о праве. Можно согласиться с тем, что, пожалуй, главным отличием правовой и политической системы России было и остаётся верховенство неписанных, нигде не зафиксированных законов и договорённостей над формальным правом. Это обстоятельство очень важно и сегодня является главным социокультурным барьером, преграждающим путь страны в сторону мировой цивилизации.

Дело тут не только и не столько в Востоке как таковом. Дело в самой конструкции чрезвычайно сложно устроенной и ассиметричной территориальной империи, которая просто не может управляться на основе общих и прозрачных правил, предусмотренных нормами современной западной демократии.

Неслучаен в этой связи настрой определённой части российских националистов, выступающих за демократическое национальное государство по образцу европейских стран. Их называют «кляйн-националистами», которые в отличие от «гросс-националистов» стремятся не увеличить территорию государства, а уменьшить, сведя до коренных русских областей. В чём-то они правы: в той стране, которой сегодня является РФ, западной демократии в обозримом будущем не будет.

Коснёмся ещё двух составляющих евразийского дрейфа.
Геополитика
Пока, хотя об этом можно сожалеть, мало что указывает на то, что активно инициируемый Россией Евразийский союз станет не просто верхушечным образованием, призванным решать текущие экономические и военно-политические задачи, но и новым «общим домом» евразийских народов бывшего СССР.

Культура
Пока – и это при всём огромном демографическом напоре Азии на Россию и Европу – происходит скорее обратный процесс тотальной экспансии европейской культуры на Восток, но не наоборот. Именно китайцы, японцы, корейцы побеждают на всех конкурсах классической музыки, активно и более успешно осваивая европейскую «высокую культуру» и в учителя себе всё чаще выбирают русских профессоров.

А вот продвижение в противоположную сторону культуры этих стран (кроме, может быть, японской) большой поддержки ни в России, ни в Европе не встречает. Английский, немецкий, русский языки гораздо востребованнее на Востоке как языки межнационального общения, чем восточные языки в той же России. Как видно, пока мы здесь ещё держимся.

Те, кого тревожит азиатский натиск, очень во многом правы. Однако мне хотелось показать неоднозначность,
противоречивость и в конечном счёте непредопределённость и самого процесса, и его конечного результата.


Леонтий БЫЗОВ, старший научный сотрудник Института социологии РАН

Статьи по теме

Партнеры

Продолжая просматривать этот сайт, вы соглашаетесь на использование файлов cookie