«Нам надоела такая жизнь»:

о чем на самом думают латыши обыкновенные?

О том, что Латвия катится в пропасть, сегодня рассуждают все кому не лень. В том числе взахлеб — и сами латыши. Не скрою, меня давно занимает вопрос: осознают ли наши братья по разуму причинно–следственную связь между своим поведением в течение последних 20 лет и тем местом, где оказалась страна? Недавно сделала для себя открытие: осознают, хотя и не всегда готовы признать. …Десять дней на больничной койке в замкнутом пространстве 4–местной палаты творят с людьми чудеса. Доверительная атмосфера, сострадание, взаимовыручка, деликатность… Дефицит этих качеств в повседневной жизни не оставляет сомнений, а в экстремальной ситуации — поди ж ты — они становятся чуть ли не базовыми. Боль и беспомощность на удивление быстро прочищают мозги! Общий язык с тремя соседками–латышками у меня нашелся сразу. Говорили попеременно то на государственном, то на могучем "иностранном". Но тут важно не КАК, а О ЧЕМ. Вместо знакомства обменялись анамнезом "у кого что болит", обсудили природу–погоду, детей–внуков, домашних животных. И, наконец, плотно подсели на животрепещущую тему о судьбах родины. К тому времени крах Krājbanka еще не случился, а то он явно был бы гвоздем программы. Тот же Parex поминался почти ежедневно, хотя уж, казалось бы, три года прошло. "Где это видано, чтобы коммерческий банк накачивали деньгами из социального фонда, фактически за счет будущих пенсионеров?! — возмущались женщины. — Годманис с шайкой наверняка первыми забрали свои миллионы. Ведь именно он готовил договор о перенятии банка, а переняли–то его не сразу…" Забегая вперед, заметим: Годманису досталось на орехи больше всех. В те дни со всех радиочастот неслось любимое выражение латвийского премьера Домбровскиса — "консолидация бюджета". Первой не выдержала самая старшая из присутствующих дам — 80–летняя Хелена, живо интересующаяся политикой: — Меня трясет от этой "консолидации"! Разве не понятно, за счет кого она будет достигнута? Опять в пользу чиновников и за счет нас, пенсионеров! Говорили бы прямо: кремация. Потому что старикам ничего другого уже не останется. Налоги в этой стране платить некому, все, кто способен двигаться, уже на Западе, а нам остается голодная смерть. И надо же — как не везет Латвии на чиновников и министров! Что Слактерис, что Кампарс — оба ничего не понимали в экономике. Помните, как Кампарс Путина насмешил, когда начал тарифы на газ с ним обсуждать? Молчал бы лучше, за умного б сошел. Они даже при всем желании ничего путного для страны сделать не могут. А если еще и желания нет? — У нас в Цесисе рабочих мест нет, хоть вешайся, даже несмотря на то, что полгорода уже перебрались в Европу, — подключается к разговору Рамона. — Многие молодые сидят на нищенских пособиях, а ведь могли бы работать — зачем–то образование, специальность получали. Выходит, старики на селе "белые люди" и в семье кормильцы — им–то пенсию раз в месяц с гарантией платят. — В районе вообще жизнь тягостная и бессмысленная, — выдержав паузу, тихо говорит Расма из Бауски. — Раньше все радовались, когда дети в Ригу уезжали учиться или работать. Родители знали: они рядом и всегда могут помочь в хозяйстве. А сейчас? Свои поля стоят голые, а молодежь окучивает грядки в Британии. В Латвии невыгодно ни детей растить, ни урожай собирать, ни скотину разводить, ни бизнесом заниматься. Все равно заработать не дадут — налогами и поборами задушат. Люди устали так жить… Все трое пускаются в воспоминания… о советском времени. Да, перекосов тоже хватало: партийные бонзы жили при коммунизме, однако же пользовались госдачами — собственных вилл и особняков у них не было. Так ведь, с другой стороны, и простой люд ни в чем не нуждался. Какие богатые были совхозы, какие детские сады и школы на селе открывались! Сейчас–то все больше закрываются. Колхозники автомобили покупали, отдыхали в санаториях, с премии могли в Крым поехать, на Байкал, в Среднюю Азию. Магазины в провинции были забиты импортом — качественной одеждой–обувью, и весь этот товар был по карману рабочему человеку. А пиры какие закатывали на все село — по случаю юбилея или свадьбы. И работа–то у всех была: не хочешь на деревне в навозе копаться — езжай в столицу, сиди в чистеньком кабинете, бумажки перекладывай. — А кто нам теперь диктует эту консолидацию? Кто наше народное хозяйство уничтожает — аграрный сектор, рыбный промысел, сахарную отрасль? Новые хозяева, западные кредиторы! — наперебой загудели кундзес. — А наши госмужи и рады стараться. Ничего своего уже нет. Да мы давно на своей земле никто! Недавно во время интервью у Годманиса с сарказмом спросили: "Ну и каково вам теперь быть акционером датской компании по производству сахара — после того, как со своим сахаром покончили?" Так этот любитель сладкой жизни сделал вид, что не расслышал вопроса. — А мои знакомые рассказывают, что их родственник работал на строительстве шикарной виллы в одной из южных стран ЕС, а заказчиком объекта был человек из Латвии. Наш строитель подумал: ну, наверное, это кто–то из наших местных олигархов или легализовавшихся криминалов — разве честному человеку под силу освоить такую стройку? Однажды прораб сказал: а вон он, хозяин, прибыл собственной персоной. Парень поднял от земли глаза и увидел человека… очень похожего на того же Годманиса. Ну а что удивляться? Разве не он в свое время всю нашу промышленность пустил по ветру? Сколько сейчас людей могли работать на ВЭФе, "Альфе" и пополнять казну? Десятки тысяч! Думаете, он ничего с этого не получил? — Убивая крупное производство, власти новой Латвии рассчитывали выдавить отсюда русских, и что–то я не припомню возражений простого латышского народа, — вскользь уточняю я. — А теперь, значит, и вам тоже плохо? В палате повисает долгая пауза. Молчание — знак согласия? Кстати, о согласии: — Ну вот победила же русская партия на последних выборах! И где она? Опять в оппозиции? — спохватилась вдруг Хелена, а остальные дамы заерзали на своих кроватях. — Во всем мире правительство формирует лидер выборов, почему же ушаковцы так спокойно отдали власть в руки "Виенотибы"? И Затлерса эти хитрецы оставили с носом, внедрив к нему засланного казачка Олштейнса с компанией. И две партии–победительницы отказались от власти, уступив место интриганке Аболтине. У Урбановича не хватило политической воли или не было кого расставить на ключевые позиции? Нечего зевать — сами виноваты. В результате народ опять проиграл. И русские, и латыши. — Ну а почему латышский народ каждый раз выбирает одних и тех же, а потом жалуется? — недоумеваю я. И получаю в ответ хоровое выступление с элементами теории заговора: — Вы думаете, имеет значение, за кого мы голосуем? Все решено задолго до выборов. От нас ничего не зависит! — А народ в полной уверенности, что делает политику. Выиграть здесь невозможно — как в казино! — Если бы еще латыши и русские могли объединиться и сообща отстаивать свои интересы — тогда с нами пришлось бы считаться. Так нет же — радикалам удается все время нас раскалывать то историей, то языком. В прежние времена мы жили между собой в мире и согласии. Зачем надо было затевать крестовый поход против русских школ? Вот и получили на свою голову сбор подписей за второй государственный язык. Понятно: вы, русские, устали терпеть унижения. Ну вот и нам надоела наша жизнь — хуже горькой редьки…