Евразия после глобализации
Активный транзит глобальной экономики к модели регионализации, уже сейчас выражающийся в обострении конкурентной борьбы за возможность адаптировать стратегию развития национальных государств к новым тенденциям, повышает значимость контроля геоэкономически значимых пространств.
Государство, обладающее потенциалом глобального или субглобального центра экономического роста, получает возможность сформировать вокруг себя пространство, где действуют устанавливаемые и контролируемые этим центром, но относительно благоприятные для партнеров геоэкономические, а отчасти и политические, правила игры, которые доминирующее «ядро» способно не просто обеспечивать, но и защищать различными способами, включая использование военно-силовых методов. Ситуация на данном этапе развития глобальной экономики и — в меньшей степени — политики становится близка к модели пространственного противоборства между «великими державами» накануне наступления эпохи первичного индустриального империализма в последней трети XIX века, осложненного безусловным американским доминированием в финансовой сфере и существованием прозрачного и сохраняющего безусловную глобальность информационного общества.
Со структурной точки зрения мы наблюдаем переконфигурирование позиций ключевых глобальных игроков в ресурсно и логистически значимых странах мира с целью уйти от вероятности прямого экономического столкновения, потенциально разрушительный характер которого был продемонстрирован на примере китайско-американской торговой войны. Локализация конкуренции на уровне экономически значимых регионов (например, Среднего Востока) позволяет США перевести ситуацию в излюбленную модель «игры с ненулевой суммой», используемую для изматывания конкурентов.Фокусом современных глобальных трансформаций становится конкуренция моделей развития, в стратегическом плане отражающих борьбу за доминирование в моделях «нового индустриализма», выводящего экономику «ядра» и его партнеров/союзников из системы жесткой зависимости от инвестиционно-финансового мира, контролируемого США и транснациональными сетевыми инвестиционными структурами. Но это однозначно переводит ситуацию в среднесрочный временной контекст.
Для России принципиальным фактором является формирование вокруг себя ядра экономического роста, внутри которого она сможет обеспечить благоприятные для себя, но относительно прозрачные и комфортные для своих партнеров возможности экономического развития в условиях высокой степени защищенности от внешних манипуляций. Россия в национальных геоэкономических рамках обладает потенциалом выживания в качестве суверенного государства и даже потенциалом умеренных темпов экономического роста, но сама по себе имеет ограниченный потенциал влияния на процессы глобальной геоэкономической регионализации.Показателем стремления локализовать межгосударственную конкуренцию на региональных, удаленных площадках является фактический отказ Дональда Трампа от уже анонсированного ухода с Ближнего Востока в среднесрочной перспективе и переход к политике консолидации присутствия в этом важном регионе с учетом не только необходимости военно-силового сдерживания Ирана, но и контроля важных в ресурсном и логистическом плане регионов: Красного моря, Ормузского пролива, Восточного Средиземноморья.
Развитие в формате «суверенного национального государства» могло быть вполне успешной моделью встраивания в процессы политической глобализации, находившиеся на подъеме вслед за глобализацией экономической в «нулевые» и ранние «десятые» годы. В условиях формирования вблизи территории России центров экономического притяжения, в перспективе претендующих на контроль целого ряда прилегающих к России экономически значимых пространств, подобный подход становится неактуальным, более того, геоэкономически опасным. Для России наступает время интенсивного поиска модели реализации своего цивилизационного потенциала, что неизбежно поставит вопрос о принципах отношений с государствами Евразии. Такая модель, вероятно, может быть сформирована только как гибрид суверенных форм взаимодействия и наднациональных сетевых инструментов взаимодействия при глубокой политической интеграции и симметричных моделях социального развития. Потребность в новой модели взаимодействия и площадках для ее первичной апробации является исключительно острой.
Задача формирования вокруг России пространства геоэкономического партнерства, основанного на обеспечении Москвой понятных и комфортных правил игры, а также способности к синергичному экономическому росту существенно повышает значимость постсоветского пространства для российской политики по участию в формировании благоприятного для России — как минимум в Евразии — характера развития тенденций геоэкономической регионализации. На сегодняшний день Россия пока не смогла сформировать дееспособную модель отношений со странами Евразии, учитывающую новые геоэкономические реалии.
Важнейшим фактором для развития политики России в отношении Евразии в новых условиях становится поиск оптимальных моделей управления процессами, которые бы включали в себя и вопросы развития российских регионов, так или иначе участвующих в наиболее важных проектах.
Россия должна исходить из невозможности осуществлять программы формирования в Евразии центра экономического роста, благоприятного для России в рамках некоей единой модели. Москва должна признать неизбежность разноуровневой и разноформатной интеграции. Но крайне маловероятно, чтобы в обозримой перспективе можно было ставить вопрос о коммерциализации политики в Евразии. Отдельные проекты могут носить коммерческий характер, но коммерциализация всей системы в целом выглядит пока несостоятельной. Важно, однако, то, что даже отдельные проекты, а тем более система в целом, должны оцениваться с позиций неразделимости экономической, социальной и политической составляющей. Россия не может и не должна осуществлять дотирование экономик других стран и инвестирование в проекты в странах Евразии без гарантий политически благоприятного курса.Первичными для такой системы управления видятся вопросы, связанные с осуществлением на территории России проектов по формированию глобально и трансрегионально значимых логистических коридоров. Печальный опыт Южно-Уральского логистического узла говорит о невозможности реализации подобных проектов как на чисто региональной, так и на чисто отраслевой основе. Этот опыт, обеспечивающий синергию интересов России и других стран, в дальнейшем мог бы быть масштабирован на всю евразийскую политику.
Экономическая политика России в Евразии не может на сегодняшний день быть сведена к чистой коммерциализации. Для этого у России недостаточно высоки темпы экономического роста, а главное — она не является полноценным финансово-экономическим центром, способным обеспечивать многопрофильные инвестиционные проекты. Это исключает возможность для России действовать в формате «мягкой силы», как она в наибольшей степени востребована в настоящее время. Попытка использовать эту модель повлечет лишь возобновление выкачивания из российской экономики ресурсов, что неоднократно демонстрировалось некоторыми национальными элитами.
Конкурентными преимуществами России в процессах регионализации является, с одной стороны, высокий уровень внешней военно-силовой защищенности, а с другой — способность запустить новый инвестиционный цикл внутри национальной экономики, чего лишены все остальные государства Евразии. Но этого недостаточно, чтобы бороться за формирование вокруг России дееспособного и перспективного центра экономического роста.Серьезным ограничителем интеграционных возможностей в Евразии все более становится неспособность большинства элит постсоветских государств, действующих по модели «трофейной экономики», осознать глубину и остроту трансформаций в мировой политике. Наибольшие перспективы развития сохраняет Союзное государство РФ и РБ, где имелись ощутимые заделы интеграции в промышленности, способные заставить руководство Белоруссии рационально оценить дальнейшие перспективы геоэкономического развития страны в новых условиях. Потенциал же трофейной экономики можно считать полностью исчерпанным.
Россия должна принять ситуацию распада не только советских, но и постсоветских интеграционных моделей и начать действовать в условиях существенно большей свободы рук, включая и то, что связано с форматами взаимодействия с постсоветскими государствами. Россия должна исходить из необходимости преодолеть среднесрочную ситуативность политики, но не ценой сохранения невыгодных для себя институциональных механизмов и не ценой «покупки лояльности». Мы вынуждены будем исходить, вероятно, из того, что сохранить постсоветское пространство в том формате и тех границах, как оно сложилось после 1991 года, не удастся. Не инициируя формальные трансформации, Россия должна быть и политически, и особенно геоэкономически к ним готова. Таким образом, главным становится предсказуемость процессов, исходя из принципиальной возможности радикально негативных сценариев, а также создание инфраструктуры для управления финансовыми потоками вне зависимости от их происхождения.Геоэкономическую перспективность можно охарактеризовать как способность геоэкономической системы к расширению своего охвата и влияния за счет масштабирования системных экономических связей. В настоящее время этот аспект определяется инвестиционным потенциалом, но в перспективе, особенно в случае возникновения финансового кризиса, приоритетность различных инструментов может существенно измениться.
На уровне среднесрочных приоритетов представляется целесообразным поставить следующие задачи. Первое. Резкое усиление инвестиционной составляющей в интеграционных процессах в противовес дотационной. Это может осуществляться как в формате кредитования совместного экспорта в рамках ЕАЭС, так и в формате классической инвестиционной поддержки перспективных программ промышленного развития. Это должно подразумевать принципиальное изменение системы организации финансовых отношений между Россией, единственной страной, способной играть в Евразии роль инвестиционного центра, и другими странами. Но к такому развороту явно не готовы экономические элиты многих постсоветских государств, привыкшие рассматривать финансовые отношения с Москвой как инструмент компенсации неэффективности национальных экономик. Переход к инвестиционным принципам во взаимоотношениях с партнерами по евразийской интеграции будет означать необходимость выхода на принципиально иной уровень совместной банковской деятельности, а также эффективности судебной системы.России в отношении Евразии нужен некий аналог стратегии национального эгоизма, реализуемой Трампом в «атлантическом» пространстве, с поправкой на то, что Россия все-таки заинтересована в сохранении экономической целостности Евразии не только как рынка, но и как геоэкономического пространства, учитывая масштабы потенциальных военно-силовых рисков при его распаде.
Второе. Развитие клиринговых, безналичных и автоматизированных систем торговых расчетов. На данном этапе государства Евразии должны решить две косвенно связанные между собой задачи. С одной стороны, выйти на более высокий уровень защищенности торгово-расчетных систем, что будет до известной степени гарантировать устойчивость платежей в условиях возможной глобальной финансовой турбулентности. С другой стороны, на данном этапе критичным является недопущение увеличения масштабов «серого» и тем более нелегального оборота в межгосударственной торговле.
Третье. Совместные программы научно-промышленного и внедренческого типа, ориентированные на научные кадры молодого и среднего поколения, формирующие комплексную гибридную систему, включающую в себя образование и внедрение новых технических и технологических решений. Для России это направление является важнейшим, в том числе в экономическом плане: наша страна вновь должна стать привлекательной для молодых научно-технических кадров из стран постсоветского пространства и с карьерной, и с финансовой точки зрения. Но это возможно только на базе работающих и эффективных экономических проектов и программ, что возвращает нас к вопросу о наличии инвестиционных возможностей. Шансов на продуктивное использование иных, в том числе «советских», форматов поддержки научно-практической и внедренческой деятельности сейчас уже практически нет. Система должна создаваться на новом месте — и это могло бы стать крупным общеевразийским проектов.
Четвертое. Совместные программы в сфере цифровой экономики, направленные на повышение уровня цифровой защищенности пространства ЕАЭС и иных партнерских по отношению пространств. Сохранение единоформатности цифрового пространства Евразии в современных условиях является важнейшим интеграционным проектом, создающим основы для коммуникационной целостности нашего геоэкономического пространства в условиях, когда информационное общество, построенное на принципах цифровых интегрированных коммуникаций, остается фактически единственным устойчиво работающим инструментом глобализации.На российском Южном Урале остро не хватает крупного образовательного, технологического и внедренческого центра, выступающего фокусом для различных технологических инициатив не только российского, но и центрально-азиатского происхождения, в нынешних политических и экономических условиях имеющих заведомо ограниченный потенциал для реализации в своих странах.
Единые системы цифрового управления возникнут в Евразии в любом случае как результат реализации крупных межрегиональных инфраструктурных проектов, в частности — глобально значимых логистических коридоров и иных крупных инфраструктурных проектов. Выбор в данном случае между тем, чтобы подобные и системы, и форматы управления были принесены в Евразию извне и контролировались внешними силами, что стало бы элементом утраты суверенитета, и тем, чтобы попытаться создать общие и прозрачные для всех стран Евразии системы, которые этот суверенитет бы укрепляли.В центре внимания должны быть вопросы не только стандартизации цифровых коммуникаций, но и текущего управленческого взаимодействия. Это вопрос безопасности систем управления и финансовых коммуникаций. При растущей «цифровой уязвимости», вероятно, это направление становится приоритетным.
Пятое. Развитие единой для интегрируемых пространств системы потребительской кооперации для сельскохозяйственного и ремесленного производства. Это будет важно и с точки зрения формирования социальной опоры. Вовлечение малых и средних производителей в сферу сельского хозяйства и местной промышленности при всей внешней малозначимости этого направления в чисто экономическом понимании может стать важнейшим инструментом социальной интеграции и сохранения социальных связей крупнейших городов Евразии. Для развития такой формы экономического взаимодействия, как потребительская кооперация, только выглядящей архаической, а на практике выполняющей важную социальную интегрирующую функцию, неизбежно потребуются соответствующие форматы финансового и организационного обеспечения, причем не только на общеевразийском, но и на национальном уровне. Потребительская кооперация и взаимодействие на уровне местной промышленности являются прекрасной возможностью для развития новых форматов цифровых финансовых коммуникаций.
Дмитрий Евстафьев
Профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономикиИнвест-Форсайт