Крещение

Отрывки из романа «Виновны в защите Родины, или РУССКИЙ»

Мы ехали по ночной Риге, мы ехали по родной когда-то Риге, мы знали здесь все.

Здесь мы целовались, любили, учились, набивали шишки, работали, служили, здесь был когда-то наш дом. А еще у нас была когда-то, недели еще не прошло, как была у нас великая держава, огромная – шестая часть суши. И в ней были Москва и Питер, Владивосток и Пермь, Горький и Тбилиси, Вильнюс и Ашхабад – и все это было наше.

У нас были Тихоокеанский флот и Группа советских войск в Германии, у нас были Большой театр, Третьяковка и Эрмитаж. У нас были Кировский завод и ВЭФ, у нас были якутские алмазы и туркменский хлопок. У нас были балет, ракеты и Енисей, в конце концов!

Теперь у нас остался огороженный колючей проволокой кусок земли на окраине Вецмилгрависа, наши бараки, превращенные в крепость, и наши товарищи, готовые по первому зову выехать хоть всем отрядом, но вытащить нас из любого боя, из любой засады, да хоть из-под земли! Пусть даже весь ОМОН погибнет из-за этого. Но они приехали бы за нами. А мы, узнав о нападении на базу, пробились бы туда любой ценой, даже мертвыми…

…Мы делали что могли. Нам нужно было выиграть время. И мы делали свою часть работы, которую делал весь отряд. По-разному можно относиться сегодня и к Чеславу, и к Чехову. Но эти два майора сохранили Рижский ОМОН в ситуации, когда никто уже – ни друзья, ни враги – не верил, что мы выживем. Потерь у нас не было – и это их, и только их – командирская заслуга.

Август – не январь. Вокруг базы все как вымерло. Никто не осмеливался приблизиться к обреченному Рижскому ОМОНу. В Риге все уже давно решили – нам конец. В нашей задачке решения и в самом деле не было. Сдаваться мы не собирались. Терпеть в тылу у нового режима вооруженный до зубов, загнанный в угол и способный поднять на уши всю Латвию отряд – латышам тоже было невозможно. Сам факт нашего существования – с оружием в руках и под Красным знаменем – ставил под сомнение победу не только латышской независимости – Рижский ОМОН стал вызовом новой, ельцинской, власти в России, да и всем властям во всех огрызках фактически уже бывшего Советского Союза.

<…>

Перед нашим бараком стояла незнакомая черная «Волга», «двадцать первая», еще с оленем на капоте!

Я аж присвистнул от изумления. Кто ж это такой пожаловал? Но спросить было не у кого.

Я заглянул в коридор, дверь первого кубрика была открыта, там сидела веселая компания.

Джефф, Архаров, Спейс, Рыбалка… все уже немного поддавшие. Впрочем, они только с выезда, вряд ли их до утра теперь тронут, почему бы и не накатить? Я зашел в гости и поднял было уже кружку к губам, как вспомнил раритет, стоящий у входа. Так и не выпив, я спросил:

– Мужики, а что это за «тачка» там у крыльца? Может, кто из вас приехал?

– Батюшка прикатил, – совершенно серьезно ответил мне Джефф, морща скуластое лицо от спирта, торопясь зажевать «чистоган» маринованным огурчиком из старых, январских еще запасов.

– Чей батюшка? – не понял я. – Твой, что ли? Так он же в море, ты говорил…

Все дружно засмеялись, даже Спейс стянул с себя наушники плеера, с которым не расставался даже в сортире. Наверное, случись бой, он и тогда будет воевать под музыку.

– Православный батюшка… Крестить народ будет, кто некрещеный, – пояснил наконец Архаров. В качестве иллюстрации жилистый, весь в узлах длинных мускулов, узбек вытащил из-под тельняшки нательный крест. – Меня еще бабка крестила, – пояснил он и потянулся своей кружкой чокнуться со мной. – Давай, Поручик! Выпьем за победу! Не журись! Вы с Питоном мозги, зато мы – ваши щупальца! «Нам нельз-я-я друг без дру-у-га…» – дурашливо пропел он.

– Да ну тебя, дурака, нашел мозги! – рассердился я и снова отставил кружку, хотя выпить хотелось просто невыносимо. – Была б у меня хоть капля мозгов, я б тут не сидел с вами!

А где крестят-то?

– А в спортзале.

– И что, всех?

– Кто пожелает, конечно! Ты у нас не партийный разве?

– Бог миловал… Но и не крещеный. Там, где я родился, там одни мечети были! Это тебе повезло в Риге родиться, а то был бы мусульманином, не иначе!

– Ты меня еще «духом» назови, – невозмутимо отозвался рижский узбек Архаров. На его камуфляжной куртке, аккуратно висевшей на спинке колченогого стула, кроваво поблескивал орден «Красной звезды», полученный еще на срочной – в Афгане.

– Старый, ты, в натуре, пить будешь или креститься? – Джефф снова занес фляжку над моей все еще полной кружкой.

– Пойду посмотрю, – выскочил я вдруг из-за стола.

Путь по длинному коридору, в торце которого находилась дверь в небольшой борцовский зал, дался мне непросто. Сначала я остановился у нашего с Толей кубрика. Толкнул дверь, она приоткрылась. Толян, как на грех, стоял с бутылкой водки в руках и задумчиво глядел в потолок, вероятно, мучительно придумывая повод.

– О! Стоит открыть пузырь, и брат мой бледнолицый тут как тут. Ты, случайно, не джинн? Это я не тебя из бутылки выпустил?

– Э, Толян, погоди, сейчас… – Я захлопнул дверь и прислонился к стене. В спортзале явно что-то происходило. Оттуда слышались голоса, лязгало оружие. Вздохнув тяжело, я подошел к ставшей почему-то таинственной двери в торце коридора. Тут дверь сама открылась и оттуда показалась взъерошенная голова сержанта из нашего взвода.

– Ты чего тут топчешься? Давай скорей!

Я зашел в спортзал, давно уже превращенный в огневую точку. Стены были заложены мешками с песком, кое-где, для надежности, к ним были прислонены железные «блины» от штанг. В углу, у окна, выходившего на внешнюю сторону базы, дежурил пулеметчик.

А вот остальные омоновцы почему-то строились в одну шеренгу. Босиком, без оружия, без беретов. Расстегивали куртки на груди, освобождали запястья, закатывая рукава.

Перед шеренгой стоял батюшка в черной рясе, рядом с ним, на импровизированном столике мерцали золотом какие-то предметы, высокая чаша, как в фильмах про древнерусскую старину, и еще много всякого непонятного.

Я пожал плечами, оглядел шеренгу мужиков, не нашел ни одного хорошо мне знакомого – многих знал в лицо, кого-то по имени, но почти все они были с других взводов. Мне стало неуютно, и я тихонько вышел обратно в коридор.

Тут же открылась дверь нашего кубрика, и Толян призывно помахал мне рукой – давай, дескать, не тяни, водка греется. И сразу же из первого кубрика высыпала гурьбой вся веселая компания Джеффа. Загудели, увидев Толяна, ломанулись к нам в кубрик, потащили и меня, конечно. Я вырвался и вернулся в спортзал. Батюшка уже начал читать какие-то молитвы, помахивая размеренно кадилом, незнакомый, щекочущий ноздри запах разносился по пропахшему потом, формой и оружием помещению.

Тут что-то надломилось во мне, а может, наоборот срослось. Я поставил в угол автомат, вытащил пистолет из вшитой в камуфляж кобуры и лихорадочно стал снимать ботинки. Батюшка на мгновение скосил на меня глаза и ободряюще кивнул. Я мигом стянул носки и пристроился с краю шеренги, в которой уже стояло человек пятнадцать. Рослые, крепкие, успевшие заматереть в кости, но все еще молодые мужики, в среднем лет под тридцать, доверчиво и покорно склонили головы перед пожилым невзрачным батюшкой, не побоявшимся приехать в Рижский ОМОН, над которым по-прежнему развевался красный советский флаг, к людям, которые поголовно почти были коммунистами и комсомольцами, к бойцам, до последнего защищавшим Союз Советских Социалистических Республик! К омоновцам, поклявшимся умереть за Конституцию СССР и не сдаться. К солдатам, принявшим советскую Военную присягу и оставшимся верным ей.

А батюшка терпеливо говорил о том, что долг его быть с теми, кто не щадит живота своего за други своя. Что перед смертным часом, если выпадет он нам в бою, нет большего облегчения, чем крещение, отпущение грехов и возможность войти после смерти в жизнь вечную, «смертию смерть поправ».

Потом началось Таинство. Я ничего не понимал тогда в обряде. Я Символа веры не знал и не понимал толком, какие слова повторяем мы вслед за батюшкой. Я так же, как все, подставлял лоб, руки, грудь, ноги – под помазание. Послушно называл свое имя, подставлял голову под простой медный крестик на дешевом шнурке. Причащался, не зная, что такое Тело и Кровь Христовы. Неумело, вслед за батюшкой, боясь перепутать руку, впервые осенял себя крестным знамением.

Я не понимал, какое чудо происходит со всеми нами. Да и товарищи мои, наверное, тоже. А батюшка не ругался, не изумлялся нашему неумению и незнанию. Только все тяжелее сгиналась его спина под тяжестью наших грехов. А глаза становились все печальнее и добрее.

Закончив обряд, батюшка поздравил нас. И тут же деловито, повторив несколько раз, «для тех, кто на 23-м бронетранспортере», объяснил нам, как теперь мы сами можем в бою окрестить тяжело раненного, умирающего товарища и тем самым спасти его душу тоже.

Каждый день молюсь я теперь за крестившего нас батюшку, имени которого даже не запомнил тогда. Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного!

Батюшка уехал. А длинный день продолжался. Толян выгнал подпившую компанию сержантов отсыпаться после бессонной ночи в городе и теперь ждал меня, как будто сам и не пил – снова веселый, трезвый, собранный, только дерганый немножко.

– Ты Трегубова вызвонить можешь?

– Могу, наверное, а что стряслось?

– Дело есть. Буду краток. В случае нападения на базу диспозиция простая – бьемся до последнего. Но есть одно но. Или расколошматят нас все же с воздуха. Или окажемся в городе, на выезде, и уже не пробьемся к своим… Всяко может быть, не по плану. Питон велел закладку сделать на всякий случай вне базы. Потому что все, кто после боя останется, так или иначе получат до конца жизни, а она все равно будет короткой – одно задание – по группам или поодиночке – прорываться в город и действовать самостоятельно. Сам себе диверсант, короче! Устроить такой шухер, чтобы земля под ногами у латышей горела!

– Разумно. Но я так полагаю, что и закладки уже сделаны, и люди заранее за пределами базы оставлены…

– Правильно полагаешь. Но нам свою закладочку иметь тоже нелишне. Я человек запасливый, да и Питон плохого не посоветует. Короче, сейчас поедем в город. Повидаешься с женой заодно, да и я домой заеду. Собери комплект штатской одежды неброской. Я тоже возьму дома. Консервы здесь уложим. Водки… для дезинфекции… Аптечку. Промедол, само собой. Два автомата, патроны, гранаты. Пистолетов пару, «Муху», хоть одну. А вот Палыч наш должен будет все это добро (надеюсь, в две сумки уместится) в надежном месте закопать. А потом точные координаты нам сообщить.

– Палыч сделает. Есть одно местечко хорошее в лесу, в Калнгале. И отсюда, если что, пешком за пару часов добежим – по воде, камышами, огородами, лесом – я там каждую тропку знаю. И из города добраться легко, хоть на тачке, хоть на электричке. И главное, Палыч это место знает, мы там вместе ходили, легко найдет, и мы потом не перепутаем.

– Понял, не дурак. Тогда собирайся, надо ехать, пока машина свободна. И… поздравить тебя?

– С чем?

– С крещением, дурашка!

Полный текст романа Тимофея Круглова "Виновны в защите Родины, или РУССКИЙ"
можно скачать в разделе "Библиотека"