Мы из Кафарнигона
Русские в Таджикистане
Не буду говорить о гражданской войне. Это слишком страшно и слишком для меня личное. Не раз за это время думала я, что придется остаться в этой жизни одной, с четырьмя детьми на руках. С особенной остротой я ощутила это тогда, когда моего мужа, таджика по национальности, взяли уже на "излете" гражданской войны для "дознания" солдаты невесть какой армии... Прошло несколько страшных ночей и дней. Наконец, мужа вернули. В целом, нормальным. Не выхаживать. Не лечить.Шли недели. Пролетали месяцы. Все это время главным было одно, чтобы над головой не летели пули и еще... найти бы еды на семью, хотя бы на сегодня. Куда мне было ехать с малыми детьми – полутаджиками? Да и на что? Чтобы в России умирать от голода? Так какая разница, где умирать? Решили держаться вместе, зато зелени здесь много, найдем что-нибудь. Пошли "по родственникам". В один кишлак дорога протяженностью в три часа; в другой – не меньше... Ноги болели очень долго. Но зато всю неделю была еда: щавель, перья лука, чеснока, мята, клевер, крапива. Черешня еще зеленая была. Но потом дожди со снегом сбили весь урожай ранних плодовых. Роскошью было яблоко, груша. Дыня ж с лепешкой – это и до сих пор для нас – "королевский десерт"! Плов (раньше еда обыденная) стал признаком достатка. О состоятельных же говорили теперь: "О-о, они хлеба вволю едят!"
Среди русскоязычных осталось мало русских. Посмотришь в сторону русского, увидишь татарина (они почему-то для всех - свои). И дружны. А я не чувствую притяжения к единоплеменникам. Храм церкви православной – в Душанбе, а здесь лишь сектанты с Библиями у груди (с них и вовсе душу воротит!). Да и встречаемся мы – "свои" – то на похоронах, то на поминках... Правда, недавно открыли свободный доступ в бассейн. Так и образовалось нечто вроде "Клуба русских пловчих с детками". Спокойствие их оберегает "хозяин" бассейна. На горячие воды – "Оби-Шурак" – ходим с дочкой улочками трех кишлаков. Камни не летят. Не летели (не известно, что будет завтра). Работаю учителем. Протоколы педсовета уже несколько лет пишут на таджикском языке. Когда возникает доверительный разговор, переходят на узбекский. Если же хотят "сделать уважение", сообщают информацию по-русски. А по Конституции русский признан языком межнационального общения!
Русские – это, в основном, учителя. Они – настолько большая редкость, что дети не только смотрят на них с интересом, но даже обнюхивают и ощупывают.
Молодые русские, в массе своей, метисы – чужие всем: и русским, и таджикам. Вот и мои дети в своем городе Кафарнигоне – свои среди чужих. Но все равно уютно душе в этом уголке Земли: непритязательна жизнь по устоявшимся традициям. Они-то и дают возможность выжить. Теперь, правда, последним из оставшихся здесь русских, оказывают поддержку городские власти, выделяя им месячные талоны в столовую. Жуть смотреть на ее "завсегдатаев" – на эти выжатые жизнью "лимоны". Только русские. И нет среди старух и стариков таджиков или узбеков. Случайное совпадение или уклад семейной жизни другой?
В 1995 году я с детьми тоже столовалась там. Дочка через сутки дежурила в реанимационном отделении медсестрой, я на 3,5 ставки работала в школе. Но денег для зарплаты нам у государства не было. Спасали ребятишки – ученики: кто приносил лепешку, кто пучок лука...
Прошлой осенью пошла с семьей покупать себе туфли. "Муаллима (учительница по-таджикски), купите у меня, дешевле отдам. Ваших осталось мало, очень уважаю русских". Такие слова на базаре можно услышать часто. Покоряют они, но не цены. Возникает что-то похожее на эйфорию. Это поднимает настроение, повышает жизнестойкость, укрепляет привязанность к земле, где родились дети, где вечерние горы в сумерках расцвечиваются гирляндами огней, где долины – все в ровных грядках зелени, а воздух пахнет сухим жаром. Жар этот может одинаково и согреть, и сжечь. Лучше, все-таки, согреть. Ведь надо же жить. Ведь как-то до сих пор мы выживали...
И выживаем. У моей подруги случилось несчастье – умер ее отец. Выполняя печальный долг, пришлось ехать за ним в морг "Кара-Боло". Знаете, что поразило? Там, среди служительниц "обители смерти" я встретила молодую русскую женщину, соотечественницу. Она шла с буханкой хлеба "домой" – в подвал этого самого морга, за ней бежала маленькая собачонка. "Она там живет, нет у нее другого дома", – с почтительно-суеверным ужасом сказал кто-то из ее стоявших поблизости сослуживцев...
К этому факту, на мой взгляд, вообще не нужны никакие комментарии! Ну, может быть, лишь один: да, живут сейчас русские люди и так. И, наверное, еще мечтают о счастье...