Ничто японское нам не чуждо

Экзотическая Япония накрывает нас с головой своей культурной традицией, как цунами, с вполне прогнозируемой цикличностью

Преклонение перед иностранным, похоже, у наших соотечественников просто в крови. Весь ХIХ век оглядывались на Францию. ХХ-й простояли в позе двуглавого орла: одна голова – на Запад, другая – на Восток: то Америка, то Китай, то Индия, то Япония… А вот теперь в очередной раз увлеклись японским. Вот именно в очередной. Потому что один раз на нашем веку мы это уже проходили. Экзотическая Япония накрывает нас с головой своей культурной традицией, как цунами, с вполне прогнозируемой цикличностью.

Большой японский всплеск наши соотечественники уже переживали лет этак 25 назад. Но тогда – в области, если можно так выразиться, телесной. Все сходили с ума по каратэ, открывали в себе ранее неведомые возможности, заложенные во всесокрушающей природе человеческого организма. Однако всякое явление массового характера имеет свойство быстро уходить в песок – ушло и это. И все надежды на японское чудо, сотворенное в здоровом русском теле, опять откатились к проверенной истине, которая убеждает, что против лома нет приема…

Тогда же, или чуть раньше, эстетствующие романтики открывали для себя феерического Мисиму, с его человеческими слабостями и откровениями и самурайским флером. Юкио Мисима был для русского читателя неведомой планетой: писатель и летчик, дирижер оркестра и актер, – гремучий коктейль достоинств, смешанных в одном сосуде, причем… с "голубой каемочкой". А когда он – аристократ и монархист – в 1970 году после попытки неудачного переворота совершил харакири, читающая Россия повернула голову в его сторону с любопытством и – пониманием. "За нашим бокалом сидят самураи", – пели барды-пародисты на мотив "Поручика Галицына", а непростой российский народ балдел от поступка бравого японского паренька, который быть может очень и очень сильно ненавидел Россию, потому что ему – постсамураю, рожденному в 1925 году, ее не за что было любить. А мы любили: его и других, а себя пренебрежительно называли "совками". Наверное. Мы и были совками, потому что сметали все заморское в себя, в себя, в себя… А потом дружно переваривали.

Сегодня у нас в моде блюда суши, сеть японских ресторанов "Якитория" и… Харуки Мураками.

– Мураками есть? Как, все распродано?.. Кошмар!

– А что именно из его последних вещей вы ожидаете в этом месяце?..

– Как, вы не читали "Хроники заводной птицы"? А "Охота на овец", ах, это же просто гениально….

Подобные обрывки фраз можно услышать в любом книжном магазине. Его произведения стоят на полках лидеров продаж. Похоже, издательства даже не справляются с возросшим спросом на книги Харуки Мураками – модного японского писателя новой волны. И вовсе не потому, что кто-то у нас его усиленно раскручивает. Нет, просто российская почва такая благодатная. К тому же, если вы просто не читали Мураками – это значит, что вы безнадежно отстали. Это модно и если угодно, престижно.

А он (Мураками) действительно гениален, если он трогает за живое наших. Потому что российский читатель – это непростой читатель: он немного больше и тоньше думает и чувствует, чем выросший в индустриальном обществе…

Женщины у нас по статистике читают больше, чем мужчины. Быть может потому, что их в принципе больше – женщин образованных, одиноких и тоскующих по возможности почувствовать себя кем-то понятыми. И они читают. В метро по дороге на работу – любовные романы и детективы, особенно так называемые женские. Но Мураками в метро не читают. Он предназначен для муарового полумрака спален. Его можно пить как ликер. И воспринимать как священнодейство. Чужая душа, говорят, потемки. Особенно если эта душа чужого народа. Таинственного и малопонятного. Но почему-то русская душа открывает в себе способность ее понимать. Мураками пишет именно о душе, вернее о ее обнаженных страданиях, о попытках прорваться сквозь обыденное и скучное к первопричине скрытого национального комплекса и потаенного страдания маленького народа, со всех сторон окруженного водой и враждой.

Читаешь, и вода как будто закипает, а он как чаинка пытается напитать ее своим неповторимым ароматом. Русская душа, женская душа, изголодалась по чаепитию с подобным десертом. Потому что ее в последнее время перекормили чем-то неудобоваримым – то опилками, то опивками.

"Наши люди воспитаны на классической русской литературе, но в последнее время нам приходится сталкиваться больше с коммерческой стороной литературного процесса, пишут много, быстро и некачественно – дешево как-то, вот и приходится искать отдушину у зарубежных авторов", – так объяснила мне одна поклонница Мураками свою любовь к японцу.

Ну а те, кто сначала научился смотреть видео, а потом уже читать, заумных японских книжек не читают. Они смотрят агрессивные мультики про сбесившихся роботов – тоже, кстати, японские.

Япония опять берет нас в кольцо. Зомбирует? Ищет точки для бесконтактного массажа души и сердца? Вряд ли это было бы… Было бы слишком прагматично. Слишком по-японски.

В конце июля в Москве проходил традиционный Чеховский фестиваль. И критика захлебнулась от восторга, препарируя "Сирано де Бержерака" в постановке японского режиссера Тадаши Судзуки. Простым зрителям попасть на Судзуки было непросто. На его постановку шли театрами. Шли мастера сцены, наверное, учиться. Вопрос – чему? Пьеса в классическом варианте идет три часа, японский режиссер уложил ее в час двадцать. Безжалостно выбросил все побочные линии и персонажей и оставил одну – любовную. Более того – он ампутировал главному герою нос (какой же Сирано без его знаменитого носа?), из-за этого носа и был весь сыр-бор.

Ростан, наверное, не раз в гробу перевернулся от такой вольности. Но японец пошел дальше – с самого начала он объявил чем дело кончится: Сирано не погибнет, а эмигрирует во Францию, женится на француженке, а все вокруг будут ее осуждать, потому что вышла замуж за какого-то японского урода…

И весь спектакль сказочная блондинка Роксана порхала среди самураев, а зал наслаждался одним – красотой. Красотой быть может взращенной на почве чьих-то национальных комплексов.

Наш Федор Михайлович Достоевский писал, что "красота спасет мир". Мы поняли его чересчур буквально. Ведь это он говорил не о красотках и не о мире материального комфорта, а о Боге. О душе народа, что в нем жила. И когда звучало слово "красота", все понимали, что он имел в виду. И читали между строк – "любовь". Потому что только любовь и определяет красоту. Божья любовь делает этот выбор в нас и за нас.

Японцы смеются в лицо западной традиции и перелицовывают французскую классику на свой лад. Да здравствует харакири!

Харакири нам всем! Потому что японцы идут учить нас красоте. И делают свой выбор. Мы должны их за это только поблагодарить. Конечно, можно сказать, что это идет культурная интервенция, но ведь никто нас не заставляет их любить, читать и смотреть. Но мы делаем это инстинктивно, потому что они подошли очень близко к нашему, сокровенному, когда-то отвергнутому нами.

Выходит, мы обречены постигать простые истины через японских переводчиков.