Откровения Великого Инквизитора
Быть эстонцем - хорошо, а русским - жутко плохо
Глава языковой инспекции Эстонии популярно объяснил своим юным соплеменникам, что быть эстонцем - хорошо, а русским - жутко плохоВ истории мировой литературы немало примеров того, как известные писатели и поэты состояли на государственной службе.
Александр Сергеевич Пушкин, как мы знаем, числился в Коллегии по иностранным делам, а его тезка Грибоедов не просто числился, но и состоял на дипломатической службе, столь трагично для него завершившейся.
Не были чужды государевой и иной службы западные классики. Так, Джонатан Свифт, автор бессмертного «Гулливера», был церковнослужителем, а его соотечественник Вальтер Скотт - практикующим адвокатом. Классик эстонской литературы Оскар Лутс довольно долго работал аптекарем.
Всех этих людей мы знаем, прежде всего, по их литературной деятельности. Однако случаются явления и, так сказать, обратного порядка. Государственных мужей вдруг начинает тянуть к перу и бумаге.
Вот и Ильмар Томуск, глава эстонской языковой инспекции, которая в русскоязычной среде чаще именуется Языковой Инквизицией, туда же. Он тоже публикуется. Под псевдонимом - в местных газетах как автор статей. А вот как автор назидательных рассказов он выступает под своим собственным именем.
До сих пор дидактическое творчество господина Томуска оставалось за пределами читательского внимания русскоговорящей аудитории. Видимо, хватало славы, которую он стяжал на своем государственном посту.
А тут господина Томуска потянуло на растолковывание своим юным соотечественникам, «что такое хорошо, а что такое плохо». В частности, что плохо эстонцам не знать русский язык. Такое вот свежее веяние. На работе автор сборника рассказов для детей «Vend Johannes» («Брат Йоханнес») каленым железом предписаний и протоколов добивается знания русскими государственного эстонского языка и наличия соответствующих справок. А на досуге кропает рассказики о том, что и эстонцам совсем не плохо бы знать русский.
Мысль похвальная, и в самую пору оголить голову перед подвижником, состоящим на госслужбе.
Однако давайте ближе к тексту. В рассказе «Йоханнес практикуется в иностранных языках» герой, четырнадцатилетний Йоханнес, сетует маме с папой, что никак не возьмет в толк, на что ему нужен русский. По ходу развития сюжета наш герой на улице сталкивается с ужасной действительностью: двое взрослых избивают малыша, который не хочет расставаться со своим мобильником. Пьяные взрослые, как вы догадываетесь, русские, а поваленный наземь малыш - эстонец. Наш положительный герой, естественно, призвал пьяных охотников до чужого мобильника к порядку. Но сделал это на эстонском. «Они посмотрели на Йоханнеса остекленевшими глазами, и ему показалось, что они ничего не понимают». Йоханнес перешел на английский. Результат тот же. Тогда отважный мальчик призвал на помощь весь свой весьма скудный запас русского, и - о чудо! - те отпустили малыша.
В общем, у всей этой истории был поистине голливудский «хэппи энд», хотя для этого Йоханнесу пришлось еще раз сцепиться с одним из грабителей. На фоне непреходящей агрессивности нападавшего («Po morde hotљeљ?») автор показывает миролюбие своего героя. Но все попытки уладить дело мирным путем терпят фиаско из-за слабого знания русского.
«Morda» по-русски вроде бы челюсть, а «hotљeљ» как-то связано с желанием», - пытается уловить смысл сказанного наш герой. Слабая лингвистическая база стала непреодолимым препятствием на пути к мирному диалогу, и подросток отправляет пьяного русского одним мощным ударом кулака в нокдаун. Чуть позже, повествует господин Томуск, несостоявшийся грабитель «с трудом поднялся, высморкался в ладонь, умоляюще посмотрел на Йоханнеса, тихо пробормотал: «Izvinite, bolљe ne budu». И скрылся.
Так вот братец Йоханнес понял, что учить русский все-таки надо.
Кажется, ушли в прошлое времена, когда сообщения криминальной хроники пестрели фразами «преступники, говорившие по-русски». Ан нет.
По Томуску, русский - это не просто родной язык третьей части жителей республики, а также огромной страны к востоку от Эстонии. Это язык врага. Зачем бы иначе ему агитировать за изучение «великого и могучего» на таком криминальном примере? Пытаясь отмыться от обвинений, автор утверждает, что национальной подоплеки в его рассказе никакой. Ой ли? Или больше нет веских доводов в пользу русского?