Раймонду Паулсу – 75

("Neatkarīgā rīta avīze", Латвия)

Надо радоваться, что все же находятся латышские художники, которые могут выйти на большие рынки. Это значит, что у нас талантливые люди. Эти люди идут в мир, вопреки тому, что не только культура, но и система образования в Латвии изнасилована. Испорчено все, что только можно было испортить. Раймонд Паулс раскрывается, живет и радуется только на сцене. И еще в узком, компактном кругу друзей, который сформировался за долгие годы. Многих близких его друзей уже нет, но эти пробелы Паулс заполняет обычно с только для него характерной иронией, к которой могут привыкнуть только те, кто любит и понимает этого человека, кто не удивляется, если Маэстро им иногда звонит просто для того, чтобы поделиться своими ироничными, радостными, грустными или просто обыденными мыслями. В контактах с остальными он ограничивается сарказмом или держится вовсе отстраненно. И о своих 75 годах Паулс иронизирует, называя их «каким-то времечком». Его ирония, словно броня против пустозвонства, лицемерия, любопытства и двуличия этого мира. Паулс использует эту броню как надежное прикрытие от интерпретаций, которые любой может сделать, если бы только смог выведать тайны его души. Но это невозможно, Паулс не желает, чтобы его «толковали», как это часто делают неумело, непрошено, обидно. Будучи человеком сцены, Паулс скорее ассоциируется со словами песни Яниса Петерса: Baidies gaismas, (Бойся света) Baidies nežēlīgās dienas, (Бойся безжалостных дней) Kad tevi tulkos, (Когда тебя трактуют) Tulkos tevi un mani, (Трактуют тебя и меня) Tulkos un aizskars. (Трактуют и обижают) Un sapnim būs puķes mūžs. (И мечтами будет усеяна жизнь) ...Словно тень, мечта, в бархатный полумрак комнаты скользит Лана, ангел Маэстро, его лучшая подруга и утешение. Кажется, Лана уже давно приняла жизнь и будни удивительного творца звуков. Но она это понимание хранит для себя. Как закрытая раковина, которая хранит в себе все море. Раймонд Паулс: – Опять всего получилось слишком много… Оперные концерты в конце года. Они получились, на мой взгляд, очень хорошими. Если бы я был еще и здоров, получилось бы еще лучше, но мне все время приходилось думать, как я буду кланяться публике… Наверное, простудил спину, когда убирал снег. Если не поклонюсь, люди решат, что Паулс зазнался, воображает о себе невесть что, напился может … Сейчас я могу это с улыбкой все рассказывать, но это надо было делать. Юбилей, спина… Какое-то время жизни прошло и есть что вспомнить. Но то, что человек начинает вспоминать молодость, говорит о том, что он состарился. – Ну, Вы преувеличиваете. Люди вспоминают прошлое всегда, не только в 75 лет. Что вы в последнее время вспоминали? – Я тут помогал одному человеку, считал, сколько у меня было передач на телевидении. Я имею в виду, авторских передач, не считая тех, в которых я просто принимал участие. Получилось весьма достойно – около 300. Такая моя история. Какие-то были весьма неплохими, местами можно даже посмеяться, а другие не очень – некоторые художники, которые участвовали в моих передачах, их уже нет с нами. Певцы, музыканты, они ушли… Я на сцене с 13-летнего возраста, посчитайте сами, это 62 года, солидная цифра. – Какая из передач вам больше всего по сердцу? – Многие. Интересно было посмотреть на черно-белые передачи, когда наши пытались копировать московский «Голубой огонек». В тогдашних передачах видны модные тенденции тех лет, культурные цветы того времени – танцоры, певцы. Многих из них уже нет. Там был Эдгар Звея, Валентина Бутане. Но есть одна вещь, очень важная. Мы можем улыбаться над теми временами, людьми, передачами, можем их критиковать, но нам есть, на что посмотреть. Тогда были новогодние трансляции, концерты, люди думали, как все это интереснее показать. Было приятно посмотреть на Эдгара Лиепиньша и других актеров. А что мы можем показать сейчас? Ничего! На политическую болтовню у всех каналов деньги есть, а на культуру и искусство – нет. Это особенно хорошо было видно накануне выборов в Сейм. – Не недооценивайте их. Болтовня ведь сработала, смотрите какой замечательный Сейм у нас сейчас! – Чувствую себя польщенным. На место сотни воров теперь выбрали сто ангелов. И теперь все в порядке. Работа Сейма и правительства великолепна, все так романтично и красиво, что никто больше не ищет зонтиков, чтобы уколоть ими депутатов. Те, кто пару лет назад стояли у Сейма и ругали депутатов, теперь сами в Сейме. И кто этих «зонтиков» организовал? Элерте! Та, что сейчас руководит культурной жизнью в Латвии. Я даже не хочу об этом говорить. – Но Вы можете. – Думаю, что ей не стоило браться за руководство латвийской культурной жизнью. – Ну почему бы нет. Коллеги по «зонтикам» приказали, что она должна получить должность министра культуры в любом случае, убрав с дороги того же самого министра от «Единства» Инта Далдериса. – Если мы начнем вытаскивать на свет все то зло, которое Элерте в свое время сеяла посредством руководимой ей газетой Diena, мы увидим людей, которых она уничтожила. Это был стиль газеты, который я прочувствовал на своей шкуре. Есть вещи, которые нельзя простить, можно только глубже в себе спрятать, взять себя в руки и попытаться это не показывать. Но противно это все было. Но сейчас, как мы видим, все в полном порядке. О ней никто не говорит ни одного плохого слова, прикасаются только в белых перчатках… Только ваша газета пытается открыть людям глаза… Но в целом дела Сейма и правительства покажет время. – Но ведь еще никаких дел нет. Разве что принят в спешке бесполезный бюджет. – Конечно, сначала ведь нужно было разделить должности, это важнее. Но я, к счастью, теперь от всего этого стою в стороне. – Чувствуете себя лучше? – Ну как, лучше? Слава Богу, я не завишу ни от министерства культуры, ни о его руководства или парламента. Я просто делаю свою работу. Сейчас все говорят об образе Латвии в мире. Простите, может, стоит лучше больше говорить и думать о людях, которые здесь живут, в Латвии? Конечно, я приветствую любого представителя нашего народа, который выходит в мир, становится там известным и знаменитым, например, Элина Гаранча. Великолепный голос, огромная работа, блестящая карьера. Но какое все это имеет отношение к Латвии? Только что смотрел венский концерт, там пела и Элина, но в этом концерте ни одним словом не упоминалось, что она родилась в Латвии. И это нормально. В Венском симфоническом оркестре играют, например, японцы, русские, австрийцы, евреи и ни у кого не спрашивают, где ты родился? Возможно, в частном разговоре кто-то заговаривает о таких вещах, но не более… Наверное, мне о себе теперь надо говорить. Четыре распроданных вечера в Национальной опере, театральные постановки – распроданы, и все это ведь происходит в Латвии. Мы работаем для латвийской аудитории, своих людей, которые никуда не уехали и не собираются уезжать. У многих большой интерес уехать, скажи, как у них там дела, что в той Ирландии? Они голосовали на выборах в Сейм? Как будто им это интересно… Лучше подумайте, как люди живут у нас на селе. Надо посмотреть на партию, которую никто не трогает – на «зеленых» крестьян. В руках этой партии находится министерство земледелия, оно должно думать о том, что происходит в латвийских селах. Но что-то я не вижу никакой заботы. Но о чем мне сейчас судить… – Именно сейчас Вы можете судить. – Так всегда было с нашей интеллигенцией: мы появляемся только когда происходит что-то драматичное. Например, времена Народного фронта. Тогда интеллигенты вышли на передний план, эмоционально сочиняли стихи и музыку… А сейчас? Рига будет культурной столицей Европы. Что делает интеллигенция в этой связи? Я например, никак не могу понять, что происходило в Шанхае. Почему мне сейчас пытаются объяснить, что тот воздушный тоннель, в котором летали люди, каким-то образом характерен для Латвии и ее представителей? Я не имею ничего против, пусть они там кувыркаются, но какое это имеет отношение к образу Латвии? Разве не было бы лучше, если бы Латвию в Шанхае представляла, например, Элина Гаранча? А что это воздушный тоннель? Его владельцы разругались, что-то не поделили... Лучше бы шпроты рекламировали. – Надо было Вам поехать в Шанхай. – Не, мне это не нужно. Я предан Латвии, в отличие от многих других. Хотя у меня есть возможность уехать, думаю, что намного больше, чем у многих других. Считаю, что люди, которые остались жить в Латвии, тоже чего-то заслуживают. А о несении имени Латвии в мир. Лучше и эффективнее мы бы его несли, если бы остальной мир удивлялся, посмотрите, как хорошо тут живут люди. Смотрите, какой у них рост. – Удивляются уже, только тому, насколько мы терпеливы и что позволяем садиться себе на шею. – Именно этому и удивляются. И можете ли вы мне сказать, что это институт Латвии делает? Там были такие выдающиеся работники, как Вайра Вике-Фрейберга, Ояр Калниньш, только я хотел бы видеть практическую пользу от их работы. Знаю только, что потрачены огромные деньги на каталожики, проспектики, рекламки. Была печально известная голубая корова. И какая от всего этого польза? – Ну, Вы получите комментариев, что затронули «народную святыню». – Сейчас любой может анонимно высказаться в интернете, и душевнобольной человек, и обвинить в том, что кто-то открыто высказывает свои мысли. За эти годы чего я только не слышал, но, слава Богу, у меня до сих пор есть возможность работать в своей профессии, хотя в Латвии и нет музыкального рынка. Поэтому надо радоваться, что все же находятся латышские художники, которые могут выйти на большие рынки. Это значит, что у нас талантливые люди. Эти люди идут в мир, вопреки тому, что не только культура, но и система образования в Латвии изнасилована. Испорчено все, что только можно было испортить. Что делает министерство образования? Около 200 чиновников занимают огромные помещения, и в министерстве культуры и образования должны остаться – самое большее – десять чиновников. И все! Зачем эти 200 чиновников? Чтобы реформировать образование? Да, ликвидируют школы. А министерство культуры? Не врите, вы ничего не делаете! Концертный зал строите? Не рассказываете. С муками постройте библиотеку, но пока никто не знает, чем все это закончится. – Ну так Замок света озарит народ. – Как бы не так. Такой замок света уже в Дубае построили. Визуально такую же самую горку. – Что вас сейчас радует? – У меня был очень приятный конец года. Меня пригласили участвовать в оперных концертах. И еще публика меня очень отзывчиво принимает… вот, это радость. Рядом со мной были молодые, талантливые музыканты – Раймонд Петраускис и Рихард Залюпе, это тоже было удовольствие. Вопреки тому, что болела спина. Радость от отзывчивости публики, это лучший подарок, который не купишь ни за какие деньги. Невозможно заставить публику тебе аплодировать. Это или есть, или нет. – Ваш путь в целом, это путь достижений и успеха. А были ли неудачи? – Не знаю, можно ли это назвать неудачей. Помимо очень популярных композиций есть и такие, которые нельзя назвать любимыми народом, и я заметил, что их начинают ценить только со временем. Поэтому мне будет интересно наблюдать, как публика примет мое сотрудничество с хором «Kamēr»... который исполнит сочиненную в 1972 году композицию «Ночь игроков в таверне «Дунтес». Тяжелая композиция. Хотя в 1972 году еще никто не говорил ни о каких рокерах, я все же попытался написать что-то похожее. Говоря о достижениях… мне одно не ясно. Почему на «Ночи игроков» нет номинации за лучше всего продаваемую постановку? Почему? Во всем мире это обязательный показатель. Для кого мы работаем, если не для зрителей. У нас же наоборот, ой, ну что вы, это же всего лишь кассовый хит! А вот эта постановка, на которой сидят десять человек в зале, вот это великолепная и глубокомысленная работа!» – Что вы думаете произойдет с «Новой волной» в Юрмале? В прошлом году был большой переполох и опасения, что это продукт уйдет в другой курортный город. – Ну что с ним может произойти? Лучше задайте другой вопрос. Это российский продукт и мы ничего не можем решать. Ну, допустим, что «Новой волны» в Юрмале нет. Как юрмальские бизнесмены будут зарабатывать деньги? И что Юрмала дает взамен? Возьмем тот же концертный зал «Дзинтари». Его уже давно следовало перестроить, переделать подъездные пути, это же сумасшествие, ехать на машине до автостоянки через толпу народа. Мне уже надоело говорить об этом единственном жалком туалете за кулисами. Дорогие мои, это учреждение ведь посещают люди со сцены! А сама Юрмала? Единственный наш курорт на вес золота. А что там? Есть там какой-нибудь культурно-развлекательный центр, новые предложения. Стоит ли говорить с каким-нибудь руководителем города? Думаю, что нет. Сегодня ты с ним говоришь, а завтра он уже в тюрьме… Я извиняюсь, но хочешь не хочешь, на ум приходят советские времена, которые все ругают. Сколько варьете было в Юрмале? Три! Не говоря уже о несчастном «Лидо», из которого можно было бы сделать конфетку. Теперь там развалины. В центре города! Сколько об этом можно говорить, дорогие мои? В Юрмале ведут бои из-за каких-то трех сосен, за это время можно было вырубить целый лес и ни у кого бы голова не болела. За последние 20 лет Юрмала должна была стать курортом европейского уровня. А получилось наоборот. – Вы как-то сказали, что нашим певцам «Новая волна» нужна больше, чем всем остальным. – Существует не только западный, но и восточный рынок. И на последний рвутся все, кто только может. Восточные организаторские особенности иногда бесят, но с другой стороны их аудитория огромна. Но мы у них больше не вызываем тех эмоций, что были в советские времена: о, Прибалтика, Запад, о, «другая культура»! Для России теперь все доступно, кроме того, намного больше, чем нам. Начиная с денег. Они покупают имущество по всей Европе. Русские пытались прижиться в Сочи и Ялте, однако они почувствовали, что здесь, в Латвии атмосфера гораздо ближе к европейской. – Смотрю, у вас руки такие же шершавые, как и летом, когда вы работали в своем доме в Балтэзерсе. У утонченного пианиста, который к тому же отмечает свое 75-летние, должны быть другие руки. – Надо уметь работать. Никто вместо меня не посеет газон и не поколет дрова. И снег не расчистит. В мире все, как в музыке: только тяжелый и честный труд приносит хорошие результаты. Все остальное – пустяки.