Страной не должна управлять бухгалтерия

Вячеслав Никонов – известный­ политолог и историк. Сфера его общественных интересов весьма обширна. Он – президент фондов «Политика», «Единство во имя России», исполнительный директор фонда «Русский мир», член общественных советов при министерствах обороны, внутренних дел. Доктор исторических наук, автор многочисленных статей и публикаций на политические и исторические темы. С недавних пор Вячеслав Никонов стал кандидатом в депутаты Государственной Думы. С вопроса об участии в предстоящих выборах и началась его беседа с корреспондентом «Парламентской газеты».

– В начале 90-х вы уже были депутатом Государственной Думы. И в одном из интервью критично отозвались о том периоде, назвав его «сидением в Думе». Сейчас вы – снова кандидат в депутаты. Что изменилось за этот срок?

– Действительно, в девяностые порой приходилось именно «сидеть в Думе». Я тогда был членом Комитета по международным делам. В самой Думе было не так много работы, чего не скажешь о межпарламентских ассамблеях.

С тех пор страна качественно изменилась. Работа первой Думы состояла в политических дискуссиях и в дележе тришкиного кафтана. Россия находилась в состоянии постоянного экономического падения, бюджет не исполнялся. Бюджетные споры, которые активно велись, были бессмысленны: денег-то на большинство утверждённых статьей расходов не было. Правительство во многом оказалось недееспособным. Сейчас Российское государство совсем другое, обладает значительными экономическими возможностями. И на международной арене уважения у нас значительно больше, чем тогда. Реально что-то сделать теперь представляется более возможным.

– На ваш взгляд, какие области нашего законодательства нуждаются в переменах?

– Законодательство у нас в основном нормальное, а вот с законо­применением существуют проблемы. Кардинально в России изменять ничего не стоит, нужно сохранять преемственность существующего конституционного строя. Хотя наша Конституция и не во всём совершенна, но она обеспечивает политическую стабильность. В своё время меня поразила надпись на одном американском официальном здании, которая гласила, что оно воздвигнуто, чтобы символизировать вечность американских государственных институтов. Какая вечность – ведь стране чуть больше двухсот лет! Но в сравнении с нашими государственными институтами американские – действительно вечные. В России только за двадцатый век было шесть конституций. Мы много раз радикально меняли свою жизнь и каждый раз далеко не к лучшему. Столыпин говорил: «Дайте России двадцать лет спокойного развития – и вы не узнаете страну».

– Отчёт спокойного развития уже можно вести или подождать до января 2012 года?

– Я бы не сказал, что январь будущего года будет спокойным. Судя по всему, мир ожидают экономические потрясения, признаки которых наблюдаются уже сейчас. В экономике западных государств существуют большие проблемы. А самая большая экономическая проблема России состоит в том, что мы очень зависим от спроса на Западе на наше сырьё. Если в Европе начнётся серьёзный экономический спад, то и у нас возникнут трудности. Правда, сейчас мы к кризису готовы лучше. Например, в 2008 году наши корпорации должны были вернуть большие суммы в основном зарубежным банкам, сейчас – российским.

России нужна всеобъемлющая стратегия развития, способная охватить все области без исключения, создать объёмную картину развития страны. Эта стратегия определит и направления совершенствования законодательной базы. И главным законом остаётся бюджет, который и определяет приоритеты государственной политики. А они для меня очевидны (если, конечно, нам не придётся тратить значительные средства на антикризисные мероприятия).

Стране нужна программа стимулирования экономического роста, о чём и говорил Владимир Путин на съезде «Единой России». Стоит присмотреться к опыту наших партнёров БРИКС. В отличие от западных стран они развиваются очень быстро. Если промышленный рост Америки в этом году вырастет от одного до полутора процентов, то Китая – на десять, Индии – на десять, Бразилии – на семь с половиной, России – на четыре с небольшим.

– Получается, Россия – в хвосте БРИКС?

– Да, мы ближе к хвосту БРИКС, но впереди всех стран Запада. Опыт БРИКС показывает, что нужны крупные проекты, связанные с созданием и поддер­жанием высокотехнологичных отраслей, промышленного потенциала, собственного производства. В нашей стране недостаточно крупных инфраструктурных проектов. В Китае за неделю строят больше дорог, чем мы – за год. В Бразилии и Китае возводят высокоскоростные железнодорожные магистрали, у нас их только две: Москва – Питер, Питер – Нижний Новгород.

– Почему так происходит? В каких же условиях возможен экономический прорыв для России?

– Это вопрос приоритетов и экономического планирования. К сожалению, корпорацией под названием «Россия» долгое время руководила «бухгалтерия». Стратегию экономического развития на предприятиях обычно задаёт совет директоров, руководители, а не бухгалтерия, у которой только одна мысль: «Главное, чтобы были деньги». В США, например, существуют всего две крупные структуры в администрации президента – совет национальной безопасности и административно-бюджетное управление, которое и определяет стратегию развития страны. У нас бюджет создаёт Министерство финансов.

Создание условий для экономического рывка России – вещь реальная и выполнимая. В конце концов, в нулевые годы страна на самом деле развивалась неплохо. Например, в 99-м году после дефолта наш валовой продукт был где-то 300 миллиардов долларов, а сейчас мы подбираемся к двум триллионам. Мы и сейчас растём быстрее, чем западные страны. Правильно говорят, что необходимы инновации. Инновационная экономика требует наименьшего количества трудовых затрат и наибольших интеллектуальных. Но ведь для воплощения инновационных идей в жизнь необходима промышленная база.

Значит, в России неизбежна политика новой индустриализации или реиндустриализации. Нужны инженерные кадры, которые есть, нужны кадры рабочих, которых как раз нет и которым неоткуда взяться. Это уже проблема реформы образования, которая требует решения. У нас много вузов, но мало качественных. К сожалению, в качестве образования мы здорово потеряли в последние десятилетия. А когда-то по всем рейтингам у нас были почти лучшие позиции. Мы не можем решить проблемы образования без решения проблем науки. Есть такие новые направления науки, определяющие научно-технический прогресс, в которых мы не всегда понимаем, о чём идёт речь.

Так что страну надо поднимать комплексно.

Давайте вернёмся к строительству объектов инфраструктуры – дорог, аэропортов, вокзалов. Это у нас связано с другой проблемой – введения земли в хозяйственный оборот. В России самый большой в мире земельный фонд, но большая часть его никак не используется. И очень часто это происходит как раз потому, что к этой земле не подведена дорога.

Огромный пласт проблем связан и с коррупцией. Она замедляет развитие производства, малого предпринимательства. Сегодня коррупционные издер­жки закладываются в цену любого товара. А борьба с коррупцией – это создание честной, прозрачной судебной системы. Так что невозможно в государстве что-то решить, потянув за одну нить, необходима общая стратегия для инновационного рывка страны, которая вывела бы её в пятёрку крупнейших экономик мира. Эта задача вполне посильная. Правда, для этого нам надо обогнать Германию и постараться не отстать от Индии и Бразилии, хотя делать это всё сложнее и сложнее...

– С экономикой и политикой вроде бы разобрались. Теперь хотелось бы коснуться вопросов, связанных с продвижением русского языка в иностранных пределах. Вам, как директору фонда «Русский мир», эта тема близка.

– Здесь мы здорово отстаём не только от Китая, но даже от Польши, не говоря уже о Великобритании, Франции и Германии. Только сейчас мы начинаем заниматься тем, чем не занимались на протяжении десятилетий, причём используя весьма незначительные средства.

Сейчас, мне кажется, интерес к русскому языку растёт. Правда, это происходит после серьёзного спада, который случился в девяностые. По моим подсчётам, число людей, говорящих по-русски, за последние двадцать лет сократилось на 50 миллионов человек. Ни один язык не знал таких темпов. В странах Восточной Европы раньше все учили русский. Но поколение, говорящее по-русски, уходит. То же самое произошло и в странах бывшего СССР. Широко изучают русский только в Белоруссии и Казахстане.

С другой стороны, во многих странах количество изучающих русский язык постепенно растёт. Например, в Болгарии. В девяностые годы по количеству детей, которые учили иностранный язык, русский был на четырнадцатом месте, сейчас – на втором. В Польше – был на шестнадцатом, сейчас – тоже на втором. Это связано и с экономикой, и с ростом авторитета нашей страны. К тому же проходит время, когда русский язык старались «наказать» за прегрешения предыдущих режимов. Но проблем остаётся много.

В Европе, например, живёт примерно десять миллионов русскоязычных, многие из которых хотят, чтобы их дети изучали русский язык. Но школ таких очень мало, потому что Евросоюз не заинтересован в поддержке русского языка. Там поддерживают какие угодно языки, от цыганского до эстонского, только не русский. Хотя по распространённости он – четвёртый-пятый в странах ЕС. На первом месте – английский, затем идут немецкий, французский; русский – на одном уровне с испанским. Наша задача – сподвигнуть страны ЕС к введению изучения русского языка в школах.

– Существует много проблем и на постсоветском пространстве. От представителей рус­скоговорящих в странах СНГ, в Киргизии, например, доводилось слышать о проблемах изучения русского языка. А от русских в Казахстане – о чувстве заброшенности и оторванности от русского мира.

– Фонд «Русский мир» не в состоянии решить все проблемы, которые существуют у русскоязычных в мире, хотя бы потому, что их за пределами Российской Федерации больше, чем в самой России.

Приоритеты фонда – это поддержка центров изучения русского языка и создание собственных центров и кабинетов в ведущих университетских центрах и библиотеках мира. На сегодняшний день у нас 76 крупных центров.

В Казахстане, кстати, больших проблем с русским языком нет. Там дети учат в обязательном порядке казахский, русский и английский. В Киргизии ситуация хуже. Многие хотели бы изучать русский язык, но не хватает ни учителей, ни учебников. В Киргизии и Казахстане есть наши центры, но проблема массового изучения русского языка – это проблема государственной политики конкретной страны, проблема межгосударственных отношений. В Грузии, например, государственная политика не предусматривает изучение рус­ского языка.

– Можно ли ставить знак равенства между отношением к России и отношением к русскому языку?

– Необязательно. В Армении, например, замечательно относятся к России, но это не помешало ещё при первом президенте Тер-Петросяне запретить все русские школы. Это решение действует до сих пор. Впрочем, как и постановление действующего президента Армении Саргсяна о том, что знание русского языка является обязательным при поступлении в высшие учебные заведения. Там во многих высших учебных заведениях русский язык изучается не только на филологическом факультете. Или взять Монголию. Там русский изучают в обязательном порядке с седьмого класса. В отличие от Туркмении, например, где только одна русская школа на всю страну.

Русский мир – это огромная вселенная, и сколько бы ты ни работал, сколько бы ни сделал, всегда будет мало. Но и отдача бывает большой. Особенно это чувствуется на мероприятии, где представлены страны – участницы СНГ. Общение там по-прежнему происходит на русском.