Зеркало Сунгари

История Харбина

Несколько дней назад в телевизионных новостях показали сюжет, на который, скорее всего, мало кто обратил внимание. Речь шла о передаче китайскими властями дома потомку русских эмигрантов – Николаю Николаевичу Заике. Казалось бы, что в этом особенного – в Прибалтике, например, возвращение домов бывшим владельцам идет полным ходом, но… Для людей, знающих и ценящих историю своей страны, маленький рассказ о русском человеке напомнил о целом периоде российской политической жизни. Самое удивительное то, что истоки этого события нужно искать в XIX веке.

Сначала все было хорошо. В конце XIX века в России развернулось строительство Сибирского железнодорожного пути, который должен был связать центр с дальневосточными владениями. Железная дорога была задумана как чисто экономический проект, но международная ситуация изменилась и дорога приобрела стратегическое значение. К тому моменту полотно довели до Забайкалья, а чтобы провести трассу напрямую – через Монголию и Маньчжурию – требовалось согласие Китая. Согласие получили быстро, более того, условия договора с китайскими властями стали поистине "золотыми" для России. Общество Восточно-китайской железной дороги (фактически – российское правительство – Авт.) получало полосу отчуждения, где для охраны полосы формировались специальные полицейские части. Общество имело право "безусловного и исключительного управления своими землями и сооружения на этих землях построек любого рода". Концессия предоставлялась на восемьдесят лет, считая со дня начала эксплуатации, после чего железная дорога со всем имуществом переходила в собственность китайского правительства.

Через два года, в точке пересечения будущей КВЖД и реки Сунгари, был заложен город Харбин – административный центр будущей магистрали. Девятого июня 1898 года из Хабаровска прибыло Строительное управление КВЖД – эта дата и стала днем рождения Харбина.

В настоящее время китайские власти отказываются признать эту дату, настаивая на том, что Харбин уже существовал до прихода русских. Они мотивируют это тем, что Харбин – китайский город, и часть его русской истории, несомненно, важна в истории города, но это лишь часть. Они отказываются принимать во внимание и многочисленные документальные доказательства, предоставленные русскими исследователями. Постепенно дата основания города превратилась в вопрос большой политики, так что, Харбин, наверное, единственный город в мире, у которого нет официального дня рождения. Все это вызывает чувство обиды, но, если быть объективной, исторические события предопределили такое отношение.

Действительно, на месте будущего города существовало несколько разбросанных бедных деревень, хотя, в целом, место было неприглядным. Вот как описывает его современник тех событий: "сплошное топкое болото, заросшее осокой и камышом, где водилось много уток, куликов, бекасов, на которых охотились весной и осенью местные охотники". Единственным сооружением на берегу Сунгари был заброшенный завод по производству местной водки. Неподалеку от этих руин и возвели два первых барака для строителей.

Скорость, с которой создавался город, можно сравнить разве что с темпами ударных комсомольских строек. План городской застройки был одобрен в Петербурге – в Харбине есть даже Большой проспект и Сенная площадь. За считанные годы был возведен громадный комплекс зданий Управления дороги, проложены самые широкие и длинные на Дальнем Востоке проспекты, возведены больницы, школы, жилые дома для служащих и рабочих КВЖД. Принадлежащие государству здания были кирпичными или каменными, имели центральное отопление и водопровод – неслыханное дело для цивилизованной Европы того времени.

Одной из первых достопримечательностей Харбина стал деревянный Свято-Николаевский собор. Старожилы утверждали, что его "…рубили русские мастера на Вологодчине, а затем заново собирали в Харбине". Однако документальных доказательств этому факту нет. Точно известно, что храм был построен в 1899 году, а 18 декабря 1900-го состоялось его торжественное освящение. Свято-Николаевский собор простоял более полувека, а в 1966 году (во времена "культурной революции" в Китае. – Авт.), был сожжен дотла хунвейбинами, агрессивно настроенными ко всему русскому. На его месте в центре Соборной площади сразу соорудили памятник "героям культурной революции", который ныне сменил скверик с цветочными клумбами.

Харбин активно заселялся рабочими, которые приезжали сюда в поисках хорошо оплачиваемой работы; инженерами, руководящими строительными процессами; интеллигенцией, призванной обучать, лечить и тех и других; и, конечно же, людьми культуры и искусства.

В те далекие годы харбинцы смотрели балеты "Щелкунчик", "Лебединое озеро", слушали симфонические концерты, выступления Вертинского и Шаляпина, ходили на постановку оперных спектаклей. В Николаевском соборе исполнялись хоровые произведения Д.Бортнянского, А.Гречанинова, П.Чеснокова и других русских композиторов. Кроме того, развивалась научная мысль – до середины 30-х годов в Харбине профессионально занимались краеведением, археологией, востоковедением, этнографией.

Казалось, что так будет всегда. Даже революционная волна не добежала до Харбина, затерявшись на просторах Сибири. Осталось много письменных источников, в которых отмечалось, что персонал КВЖД не ощутил политических перемен. Вот одно из свидетельств: "...то, что произошло в России в семнадцатом году, дошло сюда таким слабым отголоском, что не обеспокоило переменой жизни. Изменялось управление Дороги, но поезда ходили исправно, возили грузы и пассажиров, и жалованье служащим выдавалось так же исправно...". Единственное, что не могло остаться незамеченным – приток новых людей. После революции из России в Харбин бежало около 200 тысяч человек.

Все исследователи отмечают тот факт, что в Харбине сложилась уникальная ситуация, когда не страна меняла эмигрантов, а эмигранты – страну. До середины двадцатого века это был практически единственный город в мире, где сохранилась старая русская культура, не уничтоженная, как в Советском Союзе, и не искаженная до абсурда, как в Париже, Берлине и Нью-Йорке. Это был удивительный островок дореволюционной России, где все оставалось по-прежнему: православные церкви, гимназии, газеты, театры. В городе было все русское – отель "Модерн", гигантский торговый центр Чурина (он существует до сих пор. – Авт.) и мелкие частные магазины с русскими вывесками. Зимой извозчики запрягали тройки, по замерзшей Сунгари дети катались на коньках, а на Рождество и Крещение устраивались традиционные купания в проруби. В киосках наряду с местными газетами "Заря" и "Харбинское время" можно было купить советские издания – "Правда", "Известия", "Крокодил". В Харбине эмигрантов из Советской России ожидали не только работа и кров, но и привычный русский уклад жизни. Поэтому, в отличие от русских беженцев в Европе и Америке, эмигранты-харбинцы не чувствовали себя здесь изгоями.

В 1930 году в Харбине проживало почти полтора миллиона русских эмигрантов и всего полмиллиона китайцев. Китайские представители хоть и возглавляли местную администрацию, реальной власти в городе не имели. В СССР в это время шла коллективизация, раскулачивание, показательные процессы и репрессии, а в Харбине в универсальном магазине купца Чурина даже зимой торговали свежей клубникой.

Но это были последние годы счастливой и беспечной жизни русского Харбина.

Японцы, захватившие Маньчжурию в 1932 году и образовавшие там марионеточное государство Маньчжоу-Ди-Го, стали активно вытеснять СССР с КВЖД. Установление оккупационного режима в Маньчжурии ознаменовало начало нового периода в жизни российской эмиграции. Вот как описывал эти события харбинский журналист: "Русские для новых хозяев – обуза, помеха, от которой чем скорее отделаться, тем лучше". Их лишили политических, экономических и социальных прав, а после вынужденной продажи советской стороной своих прав на КВЖД 23 марта 1935 года японское давление на эмиграцию усилилось настолько, что спровоцировало массовый исход русских из Маньчжурии в Шанхай, Тяньцзин, на юг Китая. Одни устремились в Северную и Южную Америку, в Австралию и Африку, другие, на свою беду, решили вернуться в СССР. Те же, кто остался, стали активно сотрудничать с японскими властями, причем отношение к ним и в эмигрантской среде, и среди самих японцев было негативным, если не сказать презрительным.

Так было до 1945 года. 2 сентября произошли два события мирового и местного значения. Первое – радостное – Япония подписала акт о капитуляции: второе – трагическое – представители советской власти в Харбине устроили большой прием в честь победы над Японией. На него созвали всю интеллигенцию города – ученых, инженеров, музыкантов. Прямо с этого торжественного ужина их под конвоем отправили на вокзал, затолкали в теплушки и увезли. До сих пор никто не знает, куда ушел этот поезд, и что стало с теми людьми. Старые харбинцы вспоминают, что поздней осенью 1945-го, когда советские войска покинули город, население Харбина не досчиталось миллиона (!) человек. Русский эмигрантский Харбин умер, хотя его вялотекущая агония продолжалась еще почти десять лет – до смерти Сталина и начала "культурной революции". В середине 50-х Харбин покинули последние русские, из тех, кто хотел уехать. Однако девятьсот человек так и не уехали из Маньчжурию – они родились в Харбине, другой родины не знали, и переезжать в другие страны им было страшно. Эти люди пережили все следующие кошмары: голод, "культурную революцию", китайско-советский конфликт из-за острова Даманский.

В начале XXI века в 6-миллионном городе проживало около 10 (!) русских, в большинстве своем весьма преклонного возраста – самой молодой прихожанке единственного православного храма было больше 70 лет.

Современный Харбин – город из стекла и бетона с широкими улицами, в котором практически не осталось ничего русского – такое впечатление, что со времени, когда этот город фактически принадлежал России, прошло не пятьдесят, а пятьсот лет. Но "русская тема" является очень прибыльной для туристического бизнеса. Туристам китайцы с удовольствием показывают "русский рынок" – улицу с огромным количеством магазинчиков, где продают российский шоколад и водку, юбилейные советские монеты и балалайки. А наши туристы и "челноки", побывавшие в Харбине, так описывают город: "… когда гуляешь в центре Харбина, возникает ощущение, что ты находишься на Тверской или на Арбате, а какой-то шутник развесил повсюду иероглифы", "много домов с колоннами и атлантами", "на фасадах красивых зданий, наверное, это бывшие дворянские особняки, через краску выступают двуглавые орлы с коронами", "часто можно увидеть надписи, сделанные дореволюционным шрифтом – "банкъ", "ресторанъ", "полицiя". Кроме того, побывавшие в Харбине, обязательно привозят с собой пиво "Харбин", разлитое в бутылки дореволюционной формы. Когда-то купец Хренников, построивший пивной завод, получил за этот янтарный напиток две золотые медали на выставках в Баварии и Бельгии.

Для тех же, кто хочет приехать в Харбин в поисках китайской экзотики, лучше выбрать любой другой город Китая. Дело в том, что здесь нет зданий, построенных в традиционном китайском стиле – с загнутыми углами крыш, чтобы могли селиться ласточки. Все новые дома как будто пришли с начала XX века – китайцы по инерции продолжают традицию русского строительства.

Важно отметить, что в Харбине нет построек, возведенных в период существования СССР. Как будто такого государства вообще не было. Только одно строение того времени осталось нетронутым – место, где захоронены советские воины, погибшие при освобождении Маньчжурии в 1945 году. Даже во времена "культурной революции", когда хунвэйбины жгли и крушили все советское, на эти надгробия ни у кого не поднялась рука.

Так дореволюционный Харбин словно шагнул через десятилетия и оказался в 90-х годах XX века, когда все русское снова стало модным. Чем станет передача здания Харбинской мэрии потомку русских эмигрантов? Данью моде или первым шагом доброй воли – покажет время.

…А река Сунгари продолжает нести свои волны, устало наблюдая за людской возней на своих берегах. И в ее воде, как в зеркале, отражаются бедные деревушки конца XIX века и блестящие небоскребы конца XX, люди и судьбы, прошлое и будущее.