20-летие Второй Латвийской республики: «русские должны стать латышами»
Переход к строительству «Латышской Латвии» с неизбежностью потребовал соответствующего идеологического обоснования. Принятая правящей элитой новая идеология была калькой с идеологии радикальной части западной латышской эмиграции. Отныне учебники истории должны были a-priori утверждать извечное существование Латвии, латышей и латышской культуры. Русская община Латвии и добрососедские отношения с новой Россией в рамки этой идеологии уже никак не вписывались.
Акт о признании государственной независимости Латвии был подписан представителями России и Латвии спустя три дня после поражения ГКЧП – 24 августа – в необычайной спешке и без какой-либо подготовки. Вопрос о защите прав национальных меньшинств при этом никак не оговаривался. В том числе и потому, что сами представители национальных меньшинств в Народном фронте Латвии (НФЛ) особо не задумывались о том, как будут защищены их права в независимом государстве.
Олег Щипцов, бывший депутат Верховного Совета Латвийской Республики и депутат Рижской думы, а ныне – профессор Института транспорта и связи, отмечает, что на состоявшемся в мае 2004 года в Юрмале очередном заседании Балтийского форума президент Центра Никсона (Вашингтон) Дмитрий Саймс обратил внимание участников форума на то, что в августе 1991 года Борис Ельцин подписал Акт о признании государственной независимости Латвии, не требуя от латвийской делегации никаких гарантий соблюдения прав русскоязычного населения. «Так что не обвиняйте латышей, уважаемые… – заявил Д. Саймс. – Латыши в то историческое время согласились бы на многое, если бы в обмен на независимость от них потребовали бы определенных уступок».
На следующий день работы форума, вспоминает О. Щипцов, Владлен Дозорцев как представитель национальных меньшинств Латвии, входивший в состав латвийской делегации, которая сразу после путча 1991 года отправилась в Москву, по сути, соглашаясь со словами Д. Саймса, заявил, что в августе 1991 года латвийская делегация вовсе и не ставила перед собой задачи добиваться от Бориса Ельцина решения вопроса о предоставлении Латвии государственной независимости. Латвийская делегация намеревалась лишь обсудить вопрос о выводе из Латвии частей Советской армии и ОМОНа. Однако во время встречи с Б. Ельциным А. Горбунову, как председателю Президиума Верховного Совета Латвийской Республики, неожиданно предложили без всяких переговоров поставить свою подпись под Актом о признании государственной независимости Латвии. Что А. Горбунов, разумеется, и сделал.
Почему представители национальных меньшинств в НФЛ при подписании Акта о признании государственной независимости Латвии никак не оговаривали вопрос о том, как будут защищены права нацменьшинств в независимом государстве?
Возможно, свою роль сыграли следующие причины. Во-первых, в августе 1991 года решение приходилось принимать в крайней спешке, не позволявшей в таких условиях просчитать все негативные последствия подписания важнейшего для страны документа. Во-вторых, к августу 1991 года вопрос о необходимости на уровне России и Латвии закрепить права русскоязычного населения вроде уже был решен – 13 января 1991 года в Таллине Латвийская Республика и Российская Федерация подписали соответствующий договор. Правда, Россия, в отличие от Латвии, к августу 1991 года этот договор так и не ратифицировала, т.е. с юридической точки зрения он так и не вступил в силу. Но именно благодаря этому договору во многом сохранялась надежда на то, что проблема гражданства будет решена с учетом интересов русскоязычного населения. В-третьих, и эта причина, наверно, была самой главной – многие представители нацменьшинств в НФЛ, хотя и наблюдали у правящей элиты достаточно быстрое изменение содержания риторики по национальному вопросу, все же никак не ожидали того, что выросшая из НФЛ новая власть в одночасье может предать забвению идеалы демократии, сменив их на приверженность идеологии этнократии.
В 1998 году, когда в Латвии отмечалось 10-летие создания НФЛ, В. Дозорцев отметил в интервью газете «Диена», что, по его мнению, «процесс обретения независимости был объективным историческим процессом… Латвия должна была стать свободной, а Советский Союз – рухнуть». Одновременно В. Дозорцев признал, что он «разочаровался в людях, которые начинали этот процесс, во многих действиях национальных сил. Я никогда не думал, – подчеркнул известный политик, – что народ, переживший национальное унижение, будет сам унижать других. Я не знал закономерностей национального заговора, не предвидел лавинообразности процессов. Знал бы, действовал бы иначе» .
О том, что латышская интеллигенция обманула русскоязычное население, тогда же заявил и Юрий Абызов, руководитель Латвийского общества русской культуры – это общество активно поддерживало НФЛ в его стремлении к независимости. «Мы были слишком близоруки, поверив заверениям латышской интеллигенции», – подчеркнул Ю. Абызов .
Переход к строительству «Латышской Латвии»
«Поющая революция» в Балтии, – пишет Марк Бейссингер, профессор кафедры политических наук Университета Висконсина, США, – привела к гегемонии идеологии, которая существенно сузила диапазон размышлений о политических и социальных изменениях и сделала любые альтернативы демократии, капитализму и политической стабильности для громадного большинства населения Балтии просто невообразимыми» .
Движение Латвии к капитализму после 1991 года на самом деле не имеет альтернативы. Однако если в этом профессор М.Бейссингер прав, то с выводом об отсутствии альтернативы демократии он явно ошибается, поскольку значительная часть латышского населения страны поддерживает сегодня вовсе не демократическую идеологию, а идеологию этнократии, а это, в свою очередь, ставит под угрозу и основы политической стабильности в стране.
На самом деле период демократического развития Второй Латвийской Республики оказался очень недолгим, всего лишь чуть более года, с 4 мая 1990 года по 15 октября 1991 года. На этом этапе нацменьшинства окончательно в сторону не отбрасывались, с ними хотя бы формально считались, поскольку именно от их волеизъявления зависело в конечном итоге отношение к маленькой Латвии большого СССР.
После провала августовского 1991-го года путча Латвия с благословения России в одночасье стала независимой, а значит, и государством с единой и независимой системой органов власти. Период двоевластия закончился. Теперь латвийская этнократия могла больше не таиться, и под давлением радикалов из западной латышской эмиграции она начинает строительство не демократического государства, а государства – нации, т.е. латышского государства, или «Латышской Латвии».
Переход к строительству «Латышской Латвии» с неизбежностью потребовал соответствующего идеологического обоснования. Принятая правящей элитой новая идеология была калькой с идеологии радикальной части западной латышской эмиграции. Отныне учебники истории должны были a-priori утверждать извечное существование Латвии, латышей и латышской культуры. Период авторитарного правления К. Улманиса при этом должен был характеризоваться как «золотой век» в жизни латышского народа, а революционные изменения 1940 года, прервавшие первый опыт строительства «Латышской Латвии», – как оккупация. Соответственно, пособничество германским нацистам в период немецко-фашистской оккупации Латвии стало трактоваться как борьба против большевиков и одновременно – как борьба за независимую Латвию.
Русская община Латвии и добрососедские отношения с новой Россией в рамки этой идеологии уже никак не вписывались. Русская община теперь рассматривалась лишь как сформировавшаяся в основном после 1945 года – это были, по официальному утверждению, сплошь пришлые люди, которые с пренебрежением относились к латышскому языку и латышской культуре. Многовековая история русских в Латвии была фактически вычеркнута из новых учебников истории. А Россия с ее стремлением защитить права русскоязычного населения стала одним из главных идеологических противников новой Латвии.
В последние годы ХХ века и самом начале XXI века, когда курс на принудительную ассимиляцию национальных меньшинств нашел свое выражение в так называемой «школьной реформе», представители правящей элиты в обоснование идеологии своей национальной политики стали приводить распространенную на Западе идеологию либерализма. Главный тезис звучал так: Латвия идет по тому же пути, что и развитые страны Запада, и национальная политика в Латвии ничем не отличается от политики, реализуемой мировым демократическим сообществом. В качестве главного примера приводилась Франция, где действующее законодательство вообще не признает наличия национальных меньшинств, и все жители Франции, независимо от национальности, являются французами. В Латвии, соответственно, невзирая на имеющиеся традиции решения национального вопроса, все представители нацменьшинств должны были стать латышами.
Президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга говорила в 2004 году: «Русские должны принять, что (Латвия. – В.Г.) - это независимая страна и стать латышами: российского происхождения, но латышами. Если хотят быть русскими – пусть едут в Россию…» Тогда же Андрейс Пантелеевс, помощник премьера Индулиса Эмсиса по вопросам национальной безопасности, заявил, что «русская община не вписывается в концепцию национального Латвийского государства… Подобные предложения – о втором государственном языке, «нулевом» варианте гражданства – не отвечают концепции Латвии как национального государства. Нам действительно подходит французская модель, ибо Франция была первым национальным государством в Европе» .
В условиях не просто многонационального состава населения страны, а когда латыши по численности составляют чуть более половины всего населения (а если выделять отдельно латгальцев, то – и менее половины) идеология «нации-государства», или «Латышской Латвии», не могла не предопределить радикальный характер законодательства по национальному вопросу, а также курс на пересмотр истории Латвии. Эта идеология, принятая в условиях националистической истерии, которая охватила в это время латышское общество, сделала неизбежным поворот от строительства демократического государства к возобновлению начатого после государственного переворота 15 мая 1934 года, но прерванного после 17 июня 1940 года строительства этнократического государства. И первым шагом на этом пути стало принятие Верховным Советом 15 октября 1991 года важнейшего для страны постановления «О восстановлении прав граждан и основных условиях натурализации».
1. Русские в Народном Фронте: лидеры и аутсайдеры. – «Диена», 9 октября 1988 г.
2. Абызов Юрий. Химера этнического государства. – «Бизнес & Балтия», 3 июля 1998 г.
3. Марк Бейссингер. Объяснение балтийской исключительности: идеология реставрационизма и границы политического воображения. – В кн.: Страны Балтии и Россия: общества и государства / Отв. ред.-сост. Д.Е. Фурман, Э.Г. Задорожнюк. М., «Референдум», 2002. С. 304.
4. Из интервью помощника премьера Латвии по нацбезопасности Андрейса Пантелеевса ИА REGNUM – http://www.regnum.ru/allnews/265330.html