Битва за Великую Победу продолжается
Чтобы не стать предателями, нам надо сражаться так, как бились наши деды и прадеды на Курской дуге 70 лет назад
5 июля 1943-го года в 3 часа утра началось величайшее сражение Великой Отечественной войны в районе Курской дуги. Уже в наше время американский историк Мартин Кэйдин написал: «Битва под Прохоровкой, независимо от того, какие цифры русских потерь отдельные лица могут состряпать в будущем, навсегда лишила немцев возможности диктовать, когда и где возникнет новое поле боя».
Пережив шок после сокрушительного поражения в 200-дневной Сталинградской битве, главари фашистской Германии вознамерились взять реванш. Геббельсовская пропаганда объявила «тотальную войну», призывая народы Европы под знаменами «тысячелетнего Рейха» противостоять большевистской угрозе. Мобилизации прошли в Германии, у ее сателлитов, в оккупированных республиках Прибалтики. Немецкие мужчины в возрасте от 16 до 65 лет и женщины от 17 до 45 лет были обязаны трудиться «в целях укрепления обороны страны».
Настроение фашистским генералам подняло успешное февральско-мартовское контрнаступление, когда им удалось во второй раз захватить Харьков и Белгород. Радовало и приближение лета. Немцы с удовольствием вспоминали о том, как наступали летом 1941 и 1942 годов и оправдывали поражения под Москвой и Сталинградом проблемами, созданными «генералом Грязью» и «генералом Морозом».
Накануне решающего сражения
На руку Германии было и то, что США и Великобритания продолжали саботировать открытие Второго фронта. «Следует признать, что все наши военные операции весьма незначительны по сравнению с огромными ресурсами Англии и США, а тем более в сравнении с гигантскими усилиями России», - признал премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в январе 1943 года в Касабланке на встрече с президентом США Франклином Делано Рузвельтом. Оба понимали, что каждый день войны приносит большие потери, предпочитая, чтобы гибли советские солдаты, а не англичане и американцы. Отсутствие Второго фронта позволило Германии перебросить на Восточный фронт из Западной Европы 33 свежие дивизии.
«В том, что гитлеровцы попытаются взять реванш за поражение под Сталинградом, никто не сомневался. Тем более что геббельсовская пропаганда вовсю трубила о новых танках «тигр», которые, мол, «будут резать русскую оборону, как нож масло», - выразил общее мнение один из красноармейцев. Помимо тяжелых танков Т-VI («тигр») к началу битвы враг усилился более маневренными тяжелыми танками Т-V («пантера»), противотанковыми самоходными установками «Фердинанд» (немцы называли их «слонами») с мощной 88-м пушкой с удлиненным стволом, модернизированными бомбардировщиками «Хенкель-111», новыми истребителями «Фоке-Вульф-190А», штурмовиками «Хеншель-129» и «Хеншель-190А».
Местом предстоящего генерального сражения гитлеровское командование выбрало Курский выступ (или «курский балкон»), территория которого уходила на запад, находясь между двумя крупнейшими группировками противника. Правое крыло немецкой группы армий «Центр» нависало над войсками Центрального фронта под командованием генерала армии Константина Рокоссовского, а войска группы армий «Юг» охватывали Воронежский фронт под командованием генерала армии Николая Ватутина. Такой изгиб линии фронта делал нашу оборону уязвимой и «подсказывал» гитлеровским стратегам идею нанесения встречных ударов под основание Курского выступа в целях окружения и уничтожения сразу двух советских фронтов. Эта идея и легла в основу немецкой операции «Цитадель».
По словам генерала армии Ивана Баграмяна, командовавшего в Курской битве 11-й гвардейской армией, советское командование долго не могло понять, «почему гитлеровцы так назвали эту операцию. Цитадель – это крепость или часть крепости, во всяком случае, что-то неподвижное, незыблемое. А ведь речь-то шла о наступлении. Потом из немецких источников выяснили: подразумевалось, что третий рейх, обороняя обе части «Крепости-Европы», восточную и западную, решительными вылазками из Цитадели – центральной части этой крепости – истощит осаждающего ее противника и в конце концов добьется победы».
Замысел операции «Цитадель» не таил загадки для командования Красной Армии. Не подвели и разведчики. Историк Владимир Лота, отметив, что еще в марте 1943 года «в Центр поступили донесения военных разведчиков о подготовке очередного летнего наступления немцев на советском фронте в районе Курска», добавил: «К началу Курской битвы разведывательные отделы штабов Брянского и Центрального фронтов смогли создать в тылу противника по 20 агентурных и агентурно-разведывательных групп. Командование Воронежского фронта имело в тылу противника три агентурные группы, которые не только добывали ценные сведения, но и активно занимались диверсионной деятельностью, нанося врагу чувствительные удары, главным образом по железнодорожным коммуникациям».
Несмотря на то, что к началу сражения советское командование имело превосходство в живой силе и технике, было решено встретить врага в преднамеренной обороне. И лишь перемолов значительную часть немецких войск в оборонительных боях, перейти в контрнаступление.
Защищать северную и северо-западную части Курского выступа протяженностью в 306 км предстояло Центральному фронту, а южную и юго-западную части протяженностью в 244 км – Воронежскому фронту. Степной фронт под командованием генерала Ивана Конева должен был стать стратегическим резервом Ставки на случай прорыва немцев на одном из направлений их наступления. После перехода трех фронтов в контрнаступление их должны были поддержать Брянский и левое крыло Западного фронта.
К началу немецкого наступления войска Центрального и Воронежского фронтов создали восемь мощных оборонительных полос, отрыли около 10 тыс. км траншей и ходов сообщения, протянули около 700 км проволочных заграждений, построили более 9 тыс. командных и наблюдательных пунктов, установили более 500 тыс. противотанковых и около 450 тыс. противопехотных мин. Объем выполненных ими земляных работ сопоставим с количеством грунта, вынутым при строительстве судоходного канала длиной в 2 тыс. км.
Не сидели, сложа руки, и солдаты соседних фронтов. Командующий Степным фронтом Иван Конев вспоминал: «Подготовка войск фронта к предстоящему сражению слагалась из огромного перечня мероприятий и требовала большого физического напряжения всех воинов – от рядового до генерала. Пехотинцы совершенствовали свои «крепости» – окопы и убежища, приводили в боевую готовность оружие и снаряжение, учились вести наступательный бой, переходить в контратаку. Танкисты проводили стрельбы с ходу и боевое сколачивание подразделений. Артиллеристы занимали наиболее выгодные огневые позиции, доводили до совершенства орудийные окопы и наблюдательные пункты, отрабатывали взаимодействие с пехотой и танками. Большую работу проделали саперы, превратив многополосную оборону в систему прочных неприступных для вражеских танков рубежей. Кипела работа и у связистов, без которых в современной войне командиру невозможно управлять войсками; много работали все службы тыла, и особенно снабженцы-артиллеристы».
Пока красноармейцы укрепляли позиции, партизаны действовали во вражеском тылу. 24 июня 1943 года Центральный Комитет КП(б) Белоруссии принял постановление «О разрушении железнодорожных коммуникаций противника методом рельсовой войны». В нем был изложен план массового уничтожения рельсов на оккупированной территории. Вскоре началась знаменитая «Рельсовая война».
Битва гигантов глазами ее участников
Командующие фронтами были заранее предупреждены о том, что немецкое наступление начнется в период с 3 по 6 июля. Внести уточнение удалось после того, как в ночь на 5 июля командующий 13-й армией генерал-лейтенант Николай Пухов сообщил командующему Центральным фронтом Рокоссовскому, что в районе села Верхнее Тагино разведгруппа 15-й стрелковой дивизии захватила сапера 6-й пехотной дивизии вермахта ефрейтора Бруно Формелла (поляка по национальности), который занимался разминированием наших минных полей. «Язык» показал, что немецкое наступление начнется 5 июля в 3 часа утра.
За сорок минут до указанного времени советская артиллерия во фронтовом масштабе начала мощную артподготовку по изготовившему наступать противнику. Маршал Советского Союза Георгий Жуков вспоминал: «Все кругом закрутилось, завертелось, раздался ужасный грохот – началось величайшее сражение в районе Курской дуги. В этой адской «симфонии» звуков словно слились воедино удары тяжелой артиллерии, разрывы авиационных бомб, реактивных снарядов М-31, «катюш» и непрерывный гул авиационных моторов».
Правда, эффективность упреждающего огневого удара оставляла желать лучшего. Придя в себя, враг пошел вперед. Наибольшего успеха вермахт добился на южном фасе Курской дуги, где они продвинулись вглубь нашей обороны на 30 – 35 км. Однако такой поворот событий не исключался советским командованием, которое располагало крупными резервами. «Степному фронту отводилась весьма важная роль, - писал Жуков. - Он не должен был допустить глубокого прорыва наступавшего противника, а при переходе наших войск в контрнаступление его задача заключалась в том, чтобы нарастить мощь удара наших войск из глубины».
Воевавший в составе Степного фронта миномётчик Мансур Абдулин воспроизвел обстановку тех дней:
«Наша 66-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 32-го гвардейского стрелкового корпуса 5-й гвардейской армии Степного фронта стояла перед началом Курской битвы во втором эшелоне боевого порядка наших войск, то есть на семьдесят километров севернее Прохоровки. Но поскольку немцы сумели взломать нашу оборону и передовые наши части отступили, к рассвету 12 июня 1943 года мы с марша вступили в бой.
Нигде до этого и после этого сражения я не видел такого скопления артиллерии. Командиры артдивизионов разных калибров не сразу могли найти себе огневую позицию так, чтобы при стрельбе не помешать соседям и чтоб самому стрелять было удобно. Артиллеристам на поле боя было тесно!
Грохот орудий с утра и до вечера не затихал ни на минуту. От густой копоти и мы, пехота, были похожи на кочегаров, непрерывно кидающих в топку уголь, в бешеном темпе, в дыму горящих танков, взрывов снарядов, стрельбы всех видов оружия…
В небе тоже целыми днями идут воздушные бои. Осколки и пули осыпаются градом, но это ничего, а смотри в оба, чтобы не накрыло тебя падающим самолетом! На парашютах приземляются тут же то фашистские, то наши летчики… Опять же смотреть надо, чтоб не спутать своих с немцами.
Очень часто приходилось видеть, как летчики, спускаясь на парашютах, продолжали между собою бой, стреляя из пистолетов».
В дыму и огне ожесточенного боя, когда было сложно понять, как идут дела у ближайших соседей, случалось всякое. Бывало, что наша пехота попадала под обстрел своей артиллерии или авиаудар нашей авиации. Ошибались даже умудренные опытом генералы. К примеру, командир 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерал Афанасий Лапшов и командующий артиллерией корпуса генерал-лейтенант Лавр Мазанов по собственной неосторожности наскочили на прорвавшихся гитлеровцев. В перестрелке Лапшов был убит. Мазанов попал в плен.
В таких условиях поистине трагичной была участь раненых. Рижанка Тамара Харченко свидетельствовала: «Больше всего на войне мы, медики, боялись гангрены. Под Сталинградом было очень много обмороженных, так как в конце 1942 – начале 1943 стояла суровая зима. А потом была Курская дуга. И там нас тоже прижала гангрена. Битва длилась полтора месяца, жара невыносимая, а открытые, необработанные раны при таких температурах загнивают через два часа». Желание помочь раненым порой оборачивалось трагедиями: «Немцам удалось вклиниться в нашу оборону вглубь на 30 км. Из медсанбата машины ездили в полки за ранеными. И вот такая «санитарка» погрузила в 156-м полку 20 человек, а на обратной – наскочила на немецкую засаду. Машину обстреляли, военфельдшера, девочку 19 лет, убили, несколько раненых погибли, водителя тяжело ранило. Чуть-чуть придя в себя, дождавшись ночи (немцы решили, что всех убили, и ушли), он вывел эту погибшую машину на дорогу и довез всех, и живых, и мертвых. Сам отказался от эвакуации в тыл и остался долечиваться «дома», в медсанбате. Звали его Павел Квитко, и было ему тогда, в 43-м, 23 года».
Гигантское сражение стало потрясением не только для людей. Гвардии сержант Станислав Лапин вспоминал о таком происшествии: «Однажды, будучи в окопах под сильным артиллерийским обстрелом, я почувствовал, что что-то на меня свалилось. Оказалось, что маленький зайчишка от страха искал убежище у людей. Я его приголубил, засунул под гимнастерку, и он у меня затих. Когда же закончилась канонада, я его выпустил на волю, и он, прижав уши, рванул к лесу».
Изменники Родины на Курской дуге
На стороне фашистской Германии воевали и предатели. В своих воспоминаниях ветераны, как правило, называют их «власовцами», хотя формально далеко не все коллаборационисты подчинялись генералу Андрею Власову. Некоторые из таких формирований появились задолго до того, как Адольф Гитлер поставил Власова во главе так называемой «Русской освободительной армии» (РОА). К примеру, на северном фасе Курского выступа в районе Дмитровска-Орловского действовали изменники Родины из так называемой «Русской освободительной народной армии» (РОНА).
Печально, но факт: в современной России есть люди, которые симпатизируют власовцам. Они видят в них людей, боровшихся с большевиками за свободу своей Родины. Эта «теория» сродни перестроечной побасенке, что в случае победы фашистской Германии наш народ пил бы баварское пиво.
Поклонников коллаборационистов почему-то не смущает то, что «борцы за свободу народа» на деле помогали гитлеровцам физически уничтожать этот самый народ – недочеловеков, по фашистской терминологии. Если отбросить пропагандистскую шелуху и оценивать реальные поступки, то в действительности власовцы и им подробные воевали не за свободу, а помогали фашистам в зачистке территории СССР от населения. Согласно планам главарей Третьего рейха, эти земли подлежали колонизации переселенцами из Германии. Мнение «освобожденного» населения фашистов не интересовало. Обер-ефрейтор 9-й танковой дивизии Арно Швагер вспоминал: «При отступлении из Курска мы получили приказ все оставляемые нами пункты сжигать. Если городское население отказывалось оставлять свои дома, то таких жителей запирали и сжигали вместе с домами».
Не всегда доверяя коллаборационистам место на передовой, фашисты охотно использовали их в карательных операциях. Во что вылилась «освободительная миссия» предателей надо изучать не по статьям их нынешних апологетов, а по воспоминаниям фронтовиков. Гвардии сержант Лапин встречался с немецкими прихвостнями на Курской дуге. Жуткой была та встреча: «Однажды мы зашли в село, к нам подбежали женщины с плачем, кричат – в последнем доме насилуют наших девочек! Мы рванули туда, окружили дом, зашли, а там человек 20 власовцев пьяные насилуют девчат. Мы их вывели и отдали на растерзание женщинам, они кто вилами, кто лопатой начали их дубасить. Над домом висел трехцветный флаг. Мы сняли его, обернули главаря и за ноги повесили за дерево, над дорогой. Шла наша колонна танков, остановившись, спрашивают – что произошло? Мы рассказали, они говорят – клади их на дорогу. Мы бросили их на дорогу, и танки прошли по ним».
Мансур Абдулин, которому также довелось сражаться на Курской дуге с вояками «предателя Власова», заметил, что те «сознавали свою полную и неизбежную катастрофу, но боялись сдаваться добровольно и дрались отчаянно. В плен мы их не брали».
Такие приговоры выносились предателям не сталинским режимом, а теми, кто проливал кровь на фронте за свое и наше право на жизнь.
Контрнаступление
Кульминацией Курской битвы стало грандиозное танковое сражение под Прохоровкой. В тот день, писал историк Анатолий Уткин, «природа пришла в неистовство. Дождь хлестал нещадно, и молнии смешивались с орудийным громом. Танки настолько перемешались между собой, что артиллерия и авиация прекратили свою работу – невозможно было отличить своих от чужих. Чем ближе подходили к передовым немецким танкам «Т-34», тем меньше была значимость брони и пушек «тигров», равными которым в советских рядах были немногочисленные тяжелые «КВ». Завязалась индивидуальная битва, противники нашли себе достойные пары. Периодически танковые башни взлетали в воздух от прямых попаданий и летели буквально на десятки метров. Когда у танков заканчивался боезапас, танкисты просто шли на таран немецких машин. Когда останавливался мотор, танкисты выскакивали из башни и с гранатами, бутылками с зажигательной смесью бросались на танки противника. Ожесточение битвы достигло предела. Обе стороны забыли о маневренности, об отходе было запрещено и думать, сила ломила силу».
К концу этого великого дня враг был остановлен. Американский историк Мартин Кэйдин верно заметил: «Битва под Прохоровкой 12 июля, независимо от того, какие цифры русских потерь отдельные лица могут состряпать в будущем, навсегда лишила немцев возможности диктовать, когда и где возникнет новое поле боя».
Если летом и осенью 1941 и 1942 гг. вражеский натиск продолжался по нескольку месяцев, то в 1943 году немецкое наступление на сравнительно узком участке Восточного фронта выдохлось за несколько дней. А ведь к Курской битве немцы готовились едва ли не полгода. Чтобы накопить силы Гитлер проявил не типичную для себя нерешительность, не раз переносив дату решающего удара.
Потери, понесенные обеими сторонами в первые дни битвы, были огромными. Немецкие генералы, не сумев прорвать нашу оборону, во избежание худшего поспешили вернуть войска на позиции, которые они занимали до 5 июля. Они были уверены в том, что советские солдаты, выстояв под ударом вермахта, к активным действиям не способны.
Контрнаступление Красной Армии было воспринято немцами как гром среди ясного неба. Бывший историограф штаба группы армий «Центр» Г. Гакенгольц не скрывая эмоций, писал, что «быстрое снижение темпа наступления нашей 9-й армии против глубоко эшелонированной обороны русских не вызвало у нас особого удивления. Но мощь и пробивная сила русских ударов, начавшихся 12 июля на северном и восточном фасах орловской дуги, явились для нас жестокой неожиданностью… Было просто непостижимо, что русские оказались способны так скоро и так успешно перейти в наступление летом».
В июле 1943 года шокирующее открытие, что русских атак теперь надо ждать в любом месте, в любое время и при любой погоде, посетило умы многих «белокурых бестий».
Запад фальсифицирует историю войны
После победы на Курской дуге стратегическая инициатива окончательно перешла к Красной Армии, а коренной перелом в войне стал неоспоримым фактом. Будучи не в силах это оспорить и желая подчеркнуть вклад Великобритании и США в победу над Германией, некоторые западные историки выдвинули «теорию», согласно которой главным фактором краха «Цитадели» был не массовый героизм и возросшее мастерство советских солдат, а… высадка союзников в Сицилии 10 июля 1943 года. Якобы она так перепугала немцев, что те сразу же начали перебрасывать войска с Курской дуги в Европу. Английский историк Алан Кларк пошел дальше, утверждая, что после высадки в Сицилии «Гитлер отдал приказ прекратить операцию своих войск под Курском». Ту же песню спел и бригадный генерал армии США М. Макклоски, заявив: «Вследствие изменения ситуации в Средиземноморье эта операция была прекращена 13 июля, и начальник штаба восточного фронта генерал Цейтцлер получил приказ подготовиться к переброске войск на Средиземное море».
Если бы все было так, то старший лейтенант Александр Алешкин вернулся бы с войны живым. В действительности 17 июля, то есть через 4 дня после того, как, по словам Макклоски «операция была прекращена», в окрестностях деревни Подмаслово командир минометной роты, отразив очередную атаку немецкой пехоты и танков, повел солдат за собой. Он первым ворвался в занятые фашистами траншеи и четырьмя гранатами уничтожил группу немецких автоматчиков. В этом бою Алешкин погиб. Звания Героя Советского Союза он был удостоен посмертно. Таких, как старший лейтенант Алешкин, было много.
Решение отказаться от «Цитадели» немецкое командование приняло только 19 июля. До этого немцы отчаянно пытались переломить ситуацию в свою пользу. Но когда 17 июля в наступление перешли войска Южного и Юго-Западного фронтов, о Курске немцам пришлось навсегда забыть. Вечером 17 июля генерал-фельдмаршал Эрих Манштейн, командовавший немецким наступлением на южном участке Курской дуги, приказал вывести из боя 2-й танковый корпус СС и перебросить его на реку Миус. А она протекает далеко от Италии…
В июле 1943 года немецкие части с советско-германского фронта вообще не выводились.
Другое направление фальсификации истории также обозначилось давно. Еще в середине 1970-х гг. Баграмян писал: «Фальсификаторы истории, тщетно стремясь умалить значение нашей победы под Курском, Орлом, Белгородом и Харьковом, пытаются представить Курскую битву как заурядную операцию, ничем якобы не выделяющуюся среди других. Вот хотя бы объемистый фолиант – 600 страниц убористого текста – «Решающие битвы второй мировой войны», составленный весьма известными западногерманскими историками Г.-А. Якобсеном и Ю. Ровером. Здесь описаны двенадцать битв и сражений минувшей войны, но Курская битва даже не упомянута, хотя подробнейшим образом разбираются такие малозначительные события, как захват немцами острова Крит в мае 1941 года, бои американцев с японцами за тихоокеанские острова Мидуэй и Лейте в 1942 и 1944 годах, а также бои в Арденнах в 1944 – 1945 годах».
В Курскую битву с обеих сторон было вовлечено более 4 млн человек, 12 тысяч боевых самолетов, свыше 69 тысяч орудий и минометов, более 13 тысяч танков и САУ. Выяснить, какие силы и средства были задействованы в любом из указанных выше сражений при помощи Интернета, сегодня может любой желающий. Эта нехитрая операция продемонстрирует, что в один ряд поставлены несопоставимые величины.
Советский народ и его не спешившие открывать Второй фронт союзники внесли абсолютно несопоставимый вклад в общую победу. Понесенные потери также несопоставимы.
Без малого две сотни лет назад русский гений Александр Сергеевич Пушкин прозорливо заметил, что «Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна». Возможностью пользоваться свободой слова, не оглядываясь на гестапо, европейцы обязаны советским солдатам. Однако немногие из них склонны благодарить своих освободителей. На этом фоне желание Запада игнорировать «слонов» (Курскую битву и другие выигранные Красной Армией крупные сражения) и возносить перечисленных Якобсеном и Ровером «мышей» с годами только крепнет.
Нам не остается ничего другого, как жестко и решительно реагировать на все провокации фальсификаторов истории. Правда за нами, но битва за Великую Победу продолжается. Чтобы ее выиграть, надо сражаться так, как бились наши деды и прадеды на Курской дуге. В противном случае предателями станем уже мы…
Олег НАЗАРОВ, доктор исторических наук
«Патриоты России». 2 июля 2013 г.