Блеск и нищета эмиграции

Русская колония в Турции стала новым очагом духовной жизни

Трагедия гражданской войны погнала через Босфор около 150 тысяч русских: двадцать семь тысяч женщин и детей, более ста тысяч военных и шесть тысяч больных и раненых. Очевидец событий писатель Илья Сургучев так описал прибытие беженцев в 1920 году: "На рейде Константинополя с поднятыми желтыми санитарными флагами стоят 65 русских кораблей, перегруженных до отказа... Люди, пришедшие на этих кораблях, ели американские галеты и английский красный неразогретый корнбиф. Не хватало у них вот уже несколько дней одного – пресной воды". На берег изгнанникам разрешили сойти лишь после того, как французы в счет долгов перегрузили к себе имущество русской армии, а итальянцы захватили серебро, вывезенное из Ростова. Регулярные части вместе с ранеными были направлены на Галлипольский полуостров, остальные были предоставлены сами себе.


Благодаря строгой дисциплине солдаты и офицеры, разместившиеся в палатках и землянках, не только сохранили наименования и номера частей, но и сумели превратить поселение в настоящий военный лагерь. Здесь проводились строевые занятия, ротные и батальонные учения, даже парады и смотры. Разбивали линейки для полков, выкладывали из цветных камней двуглавого орла, в офицерских собраниях обсуждались планы создания театра, выпуска журналов и проведения художественных выставок. Для нерадивых было организовано три гауптвахты. Князь Долгоруков писал: "Можно было летом встретить бодро идущих в чистых белых рубахах, с воинской выправкой, отдающих воинскую честь генералам молодых людей и безошибочно узнать в них галлиполийцев. А в то же время несчастные, голодные люди в рваных шинелях угрюмо продавали на улицах фиалки, спички, карандаши – то были офицеры, покинувшие армию".

Сегодня в городке Гелиболу – небольшая тихая гавань с рыбацкими баркасами, туристическими автобусами, ожидающими прибытия парома, который перевезет их через Дарданеллы. Ничто не напоминает о том, что здесь когда-то был последний лагерь русской армии. В 1923 году Иван Бунин писал: "Галлиполи – часть того истинно-великого и священного, что явила Россия за эти страшные и позорные годы, часть того, что было и есть единственной надеждой на ее воскрешение и единственным оправданием русского народа, его искуплением перед судом Бога и человечества".


В самом Константинополе эмигранты, невзирая на чины и звания, устраивались, кто как мог: в полуразрушенных мазанках, спали под лодками на берегу пролива. Лишь некоторые имевшие деньги знаменитости, вроде Александра Вертинского, могли поселиться в роскошном отеле "Пера Палас". Певец эмиграции дал такое описание положения русских на берегах Босфора: "Старые, желтозубые петербургские дамы, в мужских макинтошах, с тюрбанами на голове, вынимали из сумок последние портсигары – "царские подарки" с бриллиантовыми орлами – и закладывали или продавали их одесскому ювелиру Пурицу... – и делали "бедное", но "гордое" лицо".

Беженцы обживали в основном европейскую часть города на западном берегу Босфора в районе Галата и вокруг улицы Пера, главной европейской артерии города. Среди них была и гимназистка из Орла Сашенька Преображенская... Своими воспоминаниями о событиях тех дней с нами поделилась ее дочь Элен Арэль, в девичестве Елена Гордиенко: "Каждый владел 15-20 специальностями. Мой отчим, русский офицер Яков Гордиенко, после Галлиполи работал в овощной лавке, содержал попеременно отель, ресторан, прачечную. А в 1929 году устроил первый в Константинополе, да и в самой Турции, пляж с солярием". Эмигранты открыли аптеки и кондитерские, рестораны и кабаре. Их названия напоминали старую жизнь: "Эрмитаж", "Аркадия", "Режанс", "Стелла"... Замелькали вывески русских врачей, адвокатов, мастеровых. Приняла учеников первая гимназия и балетная школа, начали выходить русские газеты, открылся книжный магазин. Как говорила самая ироничная писательница эмиграции Тэффи, мы, русские, так разукрашиваем своим бытом быт чужой, что часто кажется, будто не мы приехали к ним, а они к нам. Бывшие офицеры стали шоферами и механиками, о высокой репутации которых сами турки говорили: "русский механик" значит "лучший механик". При всем разнообразии деятельности изгнанников самое значительное влияние они оказали на культурную жизнь города. Союз русских художников Константинополя устраивал выставки лучших работ. Обширной и разнообразной была русская колония артистов. Турецкую публику больше привлекал "легкий" жанр, и известный опереточный артист Владимир Смирнов открыл кабаре-театр "Паризиана". Александр Вертинский выступал в популярном кабаре "Черная роза". До приезда русских эмигрантов в стране не было классического балета. Русская опера, оперетта, балет и концерты были вереницей красочных художественных событий, на которые сходились жители Константинополя, восхищавшиеся музыкальным и артистическим дарованием артистов-эмигрантов. Русские салоны платья и мехов, ателье и обувные мастерские стали модной новинкой Константинополя. "Друг отца офицер Николай Пьянковский после ликвидации галлиполийского лагеря организовал косметическую лабораторию, одну из первых в стране, которая стала необычайно популярной", – рассказывает Элен Арэль.


Модная одежда русских женщин представляла разительный контраст с привычной османской и считалась последним европейским писком в мусульманском Константинополе. Голубоглазые светловолосые красавицы в укороченных платьях со свободной талией сводили турок с ума. Они были для них райскими гуриями, женщинами, о которых можно только мечтать. Турчанки в паранджах, да еще запертые на женской половине дома, естественно, не выдерживали конкуренции. Их мужья вечера напролет проводили в кабаре, наслаждались опереттой и швыряли деньги на дорогие подарки для "карашо", как тогда в Константинополе называли русских девушек... К 1924 году русская эмиграция, пережив пору недолгого расцвета, стала постепенно разъезжаться. Чехословакия принимала студентов, инженеров и врачей. Болгария и Сербия приютили у себя часть галлиполийцев, Аргентина звала безземельных казаков, в Германию стремились банкиры и меховщики, Франция нуждалась в дешевой рабочей силе. Русский Константинополь опустел.

"Нас осталась лишь крохотная горсточка, – говорит Элен Арэль. – Сегодня о русской колонии напоминают только ресторан "Режанс" да еще православная церковь с Русским подворьем в Галате".