Дети и их люди
Отец Михаил пишет просто о своей жизни
- Это что?
- Печь.
- А зачем?
- Как это зачем? Мы перед ней панихиды служим.
С оторопелым видом я совершаю вокруг печки троекратное каждение. Хор, подавленный энтузиазмом местных старушек, нестройно вторит за ними «Христос Воскресе» - напевом неимоверным, протяжным и плаксивым.
Радоница, так называемые проводы. Село Парутино Очаковского уезда (рядом со знаменитым древнегреческим поселением Ольвия). До 2002 года Парутино входило в состав того прихода, где я был настоятелем. В конце 90-х местное начальство решило построить в селе церковь. Начальство было еще советской закалки, на общественные нужды средств не жалело, но расходовало их самым неэффективным образом. Так и постройка храма: здание получилось достаточно для села просторное, при этом холодное и на редкость несуразное как в плане архитектурной эстетики, так и в смысле удобства для проведения богослужений. Некоторое время я исполнял обязанности настоятеля этого экзотического сооружения - до момента назначения туда постоянного священника. В период проектирования и строительства ко мне много раз обращались за советом, внимательно выслушивали, и делали все противоположным образом. Единственное, что оставили полностью на мое усмотрение – это «название» храма, то есть выбор, в честь кого из святых или какого праздника он будет освещен.
Сделать выбор «имени» было не так уж и просто: ответственность большая, а критериев никаких. Как-то, проезжая через Парутино, глянул я на сидящего рядом сына Илью, и решил: Ильинская. Свято-Никольских храмов в нашей местности много, есть церкви и во имя других святых, а в честь пророка Божьего Илии - ни одного. Неправильно это, особенно с учетом того, что местность у нас весьма засушливая. Так что быть храму Ильинским.
А через несколько месяцев после освящения церкви мы узнали: до революции село носило название Ильинское. Только мало кто об этом помнил: волны репрессий и миграций совершенно сменили состав населения.
* *
Итак, до 2002 года я как приходской священник приезжал в Парутино на кладбище служить панихиды Радоницы. День этот – понедельник после Фоминой – в селе был настоящим праздником. Даже в совхозе – выходной. На кладбище собирались сотни людей, и весело, в христианском духе радости о милосердии Отца, поминали своих усопших близких.
Есть кладбища, на которых проводы – это мрачное и тягостное поминание мертвецов, есть такие, где просто тупая пьянка, есть, где все происходит по принципу: отбарабанить поскорее и уйти. А есть такие, как Парутино – где Радоница действительно праздник Пасхальной радости. Настроение у всех приподнятое, все улыбаются, приветствуют друг друга «Христос Воскресе!». Обильная и вкусная трапеза; не без возлияний, но доброе местное виноградное вино не дает превратиться веселью в попойку.
Начинается все с обхождения кладбища по периметру и окропления святой водой. Затем - общая панихида. Служится она перед удивительным сооружением. В центре кладбища стоит большая каменная печь, вернее, макет, подобие печи. Сверху, на каких-то чудаковатых пирамидках кресты, также кресты всех размеров нарисованы прямо на печи, со всех сторон. В шестке (ниша в печи) множество куличей2, горки яиц. Горят свечи, в нише их не задует ветер. Но места в шестке для всех не хватает – куличи и яйца стоят на выступах печи и сверху. Вокруг толпа народа.
- Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!, - начинается пасхальная панихида. Песнопения, молитвф, каждения, чтение множества записок и поминальных книжечек. В один из моментов, стоя перед шестком и помахивая кадилом, замечаю, что позади печи, в невидимом для меня секторе, возникает какое-то веселое движение. Через минуту над печью, из муляжа трубы, начинает валить облако густого и совершенно красного дыма: печь процвела пасхальным каждением. От изумления я замолкаю, служба приостанавливается. Выясняю: оказывается, какой-то местный энтузиаст забросил в трубу аэродромную сигнальную дымовую шашку.
После окончание панихиды - освящение могилок. Перед каждой могилкой - лития, пасхальные песнопения, «Вечная память», окропление. Близкие усопших дают какое-то пожертвование, угощают куличами; в скудные 90-е люди делились охотней, чем ныне, и пасхальный сбор был более чем половиной годового дохода священника.
У каждой могилки стол, скамейки. На столах обильная и очень вкусная снедь: домашние котлетки, голубцы, птица, холодец, колбасы, сыр, сладкое. Везде – бутыли с домашним вином, розовым и красным. У каждого стола, после освящения могилки, да и если просто мимо идешь, уговаривают присесть, угоститься. Хотя бы рюмку винца пригубить, помянуть родных. С рюмками приходится быть очень осторожным – день длинный, освящений много.
Обойдя все кладбище, прохожу мимо большого стола, за которым сидит многочисленное семейство. Этих людей я знаю, очень добрые, радушные, веселые. После настойчивого приглашения сажусь с ними. Среди прочих яств особое угощение, нигде, кроме Парутино, не виданное. Кастрюлька, в ней блинчики с невероятно вкусной творожной, похожей на пасху, начинкой. И все это залито густым соусом на основе сладких сливок. Удивительно вкусно. Общаемся, вкушаем угощение. Замечаю: во главе стола стоит огромный кулич с белой сладкой корочкой и сладостями сверху. Из самой «макушки» кулича торчит большая пробка. Возле кулича – бокал с вином, пачка папирос, тарелка с закусками.
- А это у вас что такое? - спрашиваю хозяев.
- Это? Это наш дедушка. Вася.
- Дедушка Вася? Кулич – дедушка Вася?
- Как кулич? Почему кулич? Дедушка Вася – вот он, – женщина любовно поглаживает круглую шишку оградки памятника. Я вглядываюсь в портрет на фотоэмали: огромные буденовские усы и строгий, исполненный достоинства взгляд. Дедушка Вася был силен.
- А это мы дедушкино место соблюдаем, он тут, когда жив был, сидел. И вот такие огромные пасхи любил.
- Э-э-э-э… Понятно… А что это за пробка сверху?
- А это тоже дедушка придумал. Внутрь формы бутылочка ставится, пасха вокруг неё нарастает. А потом вино наливаем – красиво получается. Сейчас увидите.
Женщина большим острым ножом разрезает пасху; внутри, облепленная крошками теста, поблескивает розовой глубиной вина полулитровая бутылка. Ломти пасхи раздаются всем присутствующим, мне чуть ли не самый большой. Извлеченная бутылочка откупоривается, вино разливается в бокалы.
- Упокой Господи во Царствии Твоем усопшего раба Божьего Василия с усопшими сродниками его. Христос Воскресе!
- Воистину Воскресе!
- Мама, мама, а вон попу дали большого дедушку, с головой, а мне только ножки! Я тоже хочу голову! - малому не досталось политой сахарным сиропом верхушки.
Я вздрогнул. Пора было ретироваться. Не смотря на горячие возражения хлебосольных хозяев, вырвался, пошел собирать свою разбредшуюся команду. Это оказалось не простым делом. Матушка углубилась в разговор со знакомыми, пономарь Андрей находился на самом взлете дегустации вина и уходить не хотел, хористы где-то потерялись. Как только удавалось выдернуть одного из-за стола, как тут же пропадал найденный ранее. В конце концов, я махнул на все рукой и присоединился к матушкиному кружку.
…Когда, часа через два, мы с хористами (Андрея так и не нашли) сели в машину, домой уже ехать не хотелось. Решили отправиться на место древнего поселения, побродить, посидеть в тишине, вдохнуть воздух истории. И вот Ольвия. Высокие отроги, ступенчато спускающиеся к бесконечному разливу вод Днепро-Бугского лимана. Склоны покрыты зеленью трав, мозаикой полевых цветов.
Выходим из машины. Неожиданное зрелище: навстречу нам, воздев руки к небу, идет Андрей. По лицу текут слезы.
- Андрюша, что случилось, почему ты плачешь?
- Люди! Здесь тысячи лет жили люди! Под нами земля, по которой они ходили, и в которой они погребены.
- Так ты поэтому плачешь?
- Конечно. Здесь ведь жили люди! И их дети! Что вы смеетесь, вы что, не понимаете? Здесь жили дети! И их люди! Вслушайтесь!
Не встретив с нашей стороны чаемого сопереживания, Андрюша опустил руки, повернулся, и побрел к обрыву. Вдруг замер, опять повернулся к нам, указал пальцем на что-то в траве:
- Это вам. Передали.
Мы подошли. В траве стояла миска с блинчиками в сметане, двухлитровка вина (правда на три четверти пустая) и… «дедушка». Точная копия «Васи». Только без пробки в голове.
* *
Оказалось, час назад Андрея привезли в Ольвию мотоциклом, где он нас и дожидался. В тишине и покое, под бесконечным окоемом небес и над окоемом вод. И вслушивался в жизнь ушедших поколений. Живших здесь детей. И их людей…
2 - В нашей местности именно хлебные куличи называют пасхами.
* * *
Священник Михаил Шполянский - автор нескольких популярных книг, суммарный тираж которых превысил 600 тысяч экземпляров. Умение автора говорить о вещах «неизъяснимых» языком живым, доступным современному читателю, делает их исключительно востребованными. В 70-80-е годы о. Михаил закончил ВУЗ, работал инженером-кораблестроителем, в лесничестве и на стройке, в бригаде по декоративному оформлению помещений. В возрасте 34 лет (в 1990 году) рукоположен во иерея.
«Австралийский шпион, или Мой анабасис-2» и «Средний Спасатель» - продолжение ранее изданной серии книг о. Михаила «Мой анабасис», хорошо принятой читателями. Содержание этих книг - открытое и душевное повествование о жизни нашего современника; в них автор делится своими воспоминаниями – искренними, проникновенными, местами смешными и курьезными.
«Отец Михаил пишет просто о своей жизни, без прикрас, без пафоса, без попыток кого-то в чем-то убедить. Жизнь в нем самом бурлит через край, я встречался с ним только один раз в селе под Киевом, где проходила летняя богословская школа, но встречу эту трудно забыть. Это большой (не просто толстый, а именно большой), очень радостный и очень скромный и ненавязчивый при этом человек. «Мне всегда хватало главного, и я не чувствовал потребности в умножении внешних впечатлений» - так пишет он о себе, и мы можем по этим словам представить себе сурового аскета. Но знали бы вы, с какой простосердечной радостью он парится в бане, как увлеченно беседует после нее за чаркой доброй горилки! Это ведь тоже главное - сама жизнь, с ее повседневными радостями и заботами. И не обязательно, чтобы встретить Христа и возлюбить ближнего, отправляться в дальние паломничества. Все необходимое встретится тебе прямо у порога твоего дома...
Одно из редких качеств, которое есть у него с избытком - умение посмеяться над собой. Ну кому еще придет в голову рассказывать про себя такую глупость: нужно было зафиксировать открытый капот машины, взял да и засунул туда бумажник со всем содержимым, забыл вынуть и так и поехал по проселочной дороге! Потерял, конечно, и потом с трудом нашел при помощи детей.
Но говорить о высоком о. Михаил тоже совершенно не стесняется. Просто он делает это не с амвона, а скорее в простой беседе, и говорит лишь о своем личном опыте, никого не поучая. (…)Он и о трудностях (а их было немало) рассказывает весело и легко, и никогда, ни на полсловечка никого не обвиняет. Просто вот так сложилась жизнь: то денег нет, то работы, то жилья. Зато рассказывает долго и радостно, как все это к нему приходило, как удавалось из этих трудностей выпутаться. А еще о. Михаил - создатель и глава детского дома семейного типа. Точнее, не так: он никакого детского дома не создавал и создавать не собирался, он просто жил у себя в Старой Богдановке, но... если есть рядом дети, чьи родители не заботятся о них, спиваются, ведут совершенно звериный образ жизни - можно ли пройти мимо? Трое детей у них с матушкой Аллой - «своерожденных», как он говорит (потому что ведь все свои, все родные, но не всех сами родили), есть от них уже и внуки. А кроме них - больше десяти. «Новых детей Господь, снисходя, видимо, к физической слабости Аллы, посылал нам иным образом, чем традиционные роды», - пишет он. И добавляет: «Каким же образом мы решились на воспитание сирот, на создание в нашей семье детского дома? Ответ очень прост - мы на это не решались. Это все произошло исподволь, естественным образом... И потому мы можем надеяться - произошло это не без промысла Божьего».
Эти строки из статьи "Жизнь как анабасис" отзыва на книгу «Мой анабасис»( М., «Дар», 2009) принадлежат Андрею Десницкому. С тех пор вышли новые книги… Только вот беда: соотечественникам они практически недоступны. Некая часть продается в немногих книжных магазинах Москвы. А как же Алма-Ата, Рига, Минск, Ташкент, Берлин, Нью-Йорк… Как же культурное пространство русского мира без таких авторов, как священник Шполянский?
Автор любезно предоставил порталу «Русский век» несколько своих рассказов, один из них опубликован выше. Думается, что знакомство с творчеством о. Михаила и полезно нашему читателю, и радостно, и поучительно. Разве не может не радовать то, что русская литература жива и ткань русской культуры не разорвана, хоть и прорежена, истончена, посечена известными всем политическими событиями…
В своем блоге о. Михаил рассказывает о том, как можно приобрести его книги - и ради собственной пользы духовной и радости знакомства с хорошей литературой, и для помощи семье батюшки, который живет исключительно литературным трудом. Жизнь эта – трудная, как у многих из нас.
Но хорошие книги для того и пишутся, чтобы жизнь стала легче, возвратилась в привычное русло, в котором мы все снова обретем друг друга. А может быть, и не теряли никогда.