Достоевский эстонский и русский

Две премьеры по Достоевскому вышли практически одновременно

14 февраля в Эстонском театре драмы «Бесы» в постановке Хенрика Тоомпере; 15 февраля в Русском театре «Дядюшкин сон» в постановке Михаила Чумаченко. Нынешний сезон вообще проходит под знаком Достоевского: «Белые ночи» в THEATRUM, «Крокодил» в Театре Старого Баскина, совместный проект трех русских театров стран Балтии «Русский смех»... А если вспомнить, что за последние годы вышли «Преступление и наказание» в Линнатеатре, «Идиот» в Русском театре, «Униженные и оскорбленные» и «Брат Алеша» в «Угала», то получится, что великий русский прозаик, никогда не писавший пьес, стал в Эстонии самым репертуарным драматургом.

Отчего? Этот вопрос я задал обоим режиссерам. Ответы получились разные. Как разными, наверно, будут и спектакли. Выбор цели М.Чумаченко: Я могу говорить только от лица своих сверстников. Мы сегодня живем с ощущением свидетелей великой эпохи. Мы были свидетелями великой эпохи – как писал Эдуард Лимонов, который сам вполне может сойти за персонаж Достоевского. А вот театровед Марина Давыдова считает, что в эти дни мы переживаем конец прекрасной театральной эпохи. И кажется, что все хотят вернуть эту эпоху (точнее, то хорошее, что в ней было) каким-то странным зацепом. Достоевский с этой точки зрения представляется абсолютно знаковым явлением. «Идиот» Товстоногова, «Преступление и наказание» Любимова, «Петербургские сновидения» Завадского, «Дядюшкин сон» во МХАТе маркировали собой то время – по крайней мере, его театральную составляющую. С другой стороны, он сам кажется поразительно современным автором. Во-первых, тенденциозен, как никто другой. (А мы сегодня стали дико тенденциозными, не задумываясь над тем, как это мешает нам жить). А во-вторых, он (его герои, конечно) органично вписался в наше время идеального эгоизма. Сейчас неловко говорить: романтика, театральная семья... театр-дом, мы единомышленники... - Ну да, над тобой будут иронизировать, как Некрасов над одним персонажем своей поэмы «Кому на Руси жить хорошо»: «Каких-то слов особенных наслушался: Отечество, Москва первопрестольная, душа великорусская; я – русский мужичок». - Вот именно. Возникает странная штука. Боязнь, что тебя прихватят на неправде, ведет к тому, что беспардонный цинизм считается положительным качеством. «Да, я подлец и прохвост, но я не скрываю этого – и тем самым я лучше тех, которые стесняются в этом признаться». Так держат себя многие персонажи Достоевского. И чем больше мы стараемся вычленять в Достоевском не политическую , а общечеловеческую составляющую, тем больше навар. Кажется, я уже полемизирую с Хенриком, потому что бесспорно: «Бесы» немыслимы без политически-террористической подкладки; другое дело, кого там назвать коммунистами, а кого фашистами... Мы ни в чем не уверены. Как он Х.Тоомпере: Я мечтал о Достоевском не менее пяти-шести лет. Но хотел ставить «Братьев Карамазовых». По разным причинам этот замысел не состоялся, и наконец я пришел к выводу, что «Бесы» сегодня куда важнее, чем «Карамазовы». Те, как и «Идиот», – вещь надвременная. А «Бесы» требуют конкретности, это самая социальная вещь у Достоевского. Достоевского ставят много. По разным причинам. Он очень напряженные сюжеты создает. И потом – невероятная концентрированность сцен и судеб. Очень интересно ставить и играть. Но самое важное для меня, если пояснить, почему я его ставлю, – атмосфера, в которой развитие характеров, сюжетов, движение судеб происходит...не то чтобы стремительно, но каким-то безумным водоворотом. От героев требуется бескомпромиссная готовность идти до конца, их ведет горячечное возбуждение. Они стремятся дойти то ли до истины в конечной инстанции, то ли просто до конца. Скорее, даже второе: герой Достоевского отстаивает свою правду, очень мощно, но при этот он совсем не уверен, что движется в правильном направлении. Может, как раз наоборот. Он к гибели своей стремится. Но – на полную катушку, вкладывая в это движение всю свою энергию. Это самоощущение сейчас распространяется на весь мир, становится глобальным. И Достоевский очень точно попадает в сегодняшний ритм жизни. Чехов – тот другой. Он из более стабильной эпохи. Из более стабильного общества. Там где-то подпочвенное движение происходит, может, катастрофичное, и люди даже догадываются об этом, но утешают себя: потоп – после нас! А сегодня мы с вами ни в чем не уверены. В завтрашнем дне не уверены – Бог знает, что там такое нас шандарахнет. И, конечно, у него в течение пяти минут в одной сцене происходит столько изменений... это вообще самый плотный из всех писателей, которых я знаю. И привлекает еще смелость, с которой люди говорят: иного выхода у меня нет. Я должен идти до конца. Как это трактовать: как наглость, как цинизм...или как жизнь? Человек принимает неразумное решение, отстаивает его, вдруг его поступок начинает казаться единственно верным, а потом – снова безумным. А т.н. общественное мнение запаздывает, оно не успевает оценить, а когда выносит свою оценку, все уже поставлено с ног на голову. М.Ч.: Достоевский опасно и грубо экспериментировал над собой. Сказать самому себе – можно ли остановиться в казино? Все зависит от натуры, от факторов, от денег... Может ли дойти до преступления? Вот в этом его постоянном эксперименте, переносимом со своего «Я» на персонажей, наверно, и заключается суть сакраментального вопроса, который задавал себе Раскольников. Х.Т.: После 9/11 «Бесы» стали еще современнее. И не только из-за проходящей сквозь роман темы терроризма, но и из-за более глобальных тем: во что обходятся человечеству попытки переустройства мира и какова сегодня цена жизни – она, оказывается, очень мала. В «Бесах» Шатова убивают, в общем-то ни за что, очень легко и не жалеют о нем... Режиссер и автор - Каковы ваши личные отношения с Достоевским? М.Ч.: У меня отношения с ним непростые. - А у кого они простые? - Прошу прощения, но я знаю многих людей, которые говорят: «У меня рядом с кроватью всегда лежит том Достоевского». - А под кроватью у них нет убиенной старушки? - Вот я и настороженно отношусь к тем, кто на ночь перечитывают Достоевского. Х.Т.: У меня много было бесед с разными умными людьми, которые утверждали, что Достоевский – очень тяжелый писатель. А с этим-то я и не согласен. Он вызывает у людей тяжелые и мрачные чувства, но мне он с молодости казался писателем легким. Он захватывает тебя, вовлекает в поток, и тебе уже не оторваться от книги. И к тому же у него много юмора. Который, к сожалению, в инсценировках очень часто пропадает. Один только образ капитана Лебядкина чего стоит! М.Ч.: Достоевский для меня - это драматург речевого потока. Из Островского, к примеру, можно вымарать часть текста, хотя это будет надругательством... А у Достоевского, если ты сокращаешь текст, происходит ужимание смысла. И выясняется, что люди, задыхаясь, проговаривая одну и ту же фразу, вводят в нас все новую информацию... В «Дядюшкином сне» 17 минут идет монолог Москалевой, в который Зина вставляет реплики. И лихорадочное наложение одного текста на другой вдруг заставляет понять, что попытка изменения другого человека с помощью слов заранее проиграна. Мы всегда понимали под психофизическим действием необходимость изменить другого. А сегодняшний мир ставит нас перед необходимостью изменить себя, сдвинуть с привычной оси. Самоуговорами, самообъяснениями, самообсуждениями. Время сегодняшнего самоощущения человека – это потоки полей Достоевского. Любое его произведение – вопрос Бога и человека. Человек, нарушающий божественное в себе или другом. Человек, созидающий божественное в себе и другом. Оба неправы. А прав тот, кто созерцает Бога в себе и в мире... Самый симпатичный, добрый, искренний герой русской литературы - И.И.Обломов. Но он герой 1980 -х годов, когда СССР находился в абсолютно плавающем состоянии. Сейчас не его время... Чье нынче время? - А чье? Ставрогина? Петра Верховенского? Или гранд-дамы и искуснейшей интриганки города Мордасова Марьи Александровны Москалевой? Х.Т.: Кто в «Бесах» главный герой: Ставрогин или Верховенский? Пока идет работа над спектаклем, эти образы для меня балансируют на весах, то один перевесит, то другой. С точки зрения Верховенского – главный, конечно, он, Петруша; Ставрогина он хочет сделать своей марионеткой... тщательно маскируя свои намерения, льстя ему. Диалог об Иване-царевиче (Верховенский так называет Ставрогина) имеет очень прозрачный подтекст: когда мы придем к власти, первым лицом в государстве будешь ты... но будь любезен оставь за мной пост «серого кардинала» и как минимум начальника тайной полиции. Через эту сцену я открыл для себя очень важную вещь. Верховенский без Ставрогина не существует. Они могут работать только в тандеме, причем Петруша чувствует, что в нем самом нет Ставрогина. Нет человека, который честно, прямо и открыто заявит: «Плохи наши дела, господа! Мы сели в лужу». Верховенский публично никогда ни в чем не признается. Он всегда прячется в уголок, хитрит, юлит... и ужасно жалеет, что в нем нет ставрогинской прямоты, великолепного цинизма, позволяющего идти напролом. Для Верховенского они вдвоем составили бы полноценную личность. А Ставрогину ничего такого не нужно. Социальный аспект его вообще не интересует. Хотя он все понимает и даже как-то участвует в жизни города. Он стремится к обретению своего «Я», к искуплению совершенного некогда греха. Кто я таков? – вот вопрос, который постоянно колотится в сознание Ставрогина. ... М.Ч.: Я открыл для себя, что абсолютная тема Достоевского: мордасовская летопись, «Карамазовы», что угодно... пусть это будет хоть летопись Русского театра – все одно и то же. По сути дела это рассказы о борьбе самолюбий ради абсолютной фикции. А что в итоге?.. Если попробовать находить логические связи, возникает феерическая штука... как бы объяснить, чтобы не слишком шокировать. Это такая фантастическая Санта-Барбара. А если Санта-Барбара, то три акта. Три нормальных акта каждый по часу. Чтобы можно было выйти, попить коньяка, вспомнить содержание предыдущей серии, понять, кто кому сволочь. Х.Т.: Мы композицию «Бесов» вынуждены были изменить. Потому что логика развертывания действия в романе и на сцене абсолютно разные. Действие по-настоящему начинается примерно на 60-й странице, а всего в романе около 600 страниц. Спектакль у нас тоже будет в 3-х актах. Но очень многое приходится сокращать. И не только потому, что спектакль протяженностью в три с половиной часа – это очень много. Благодаря уникальной плотности текста на зрителя в единицу времени обрушивается слишком много информации. Трудно выдержать этот штурм. Действующие лица и исполнители - Актеры испытывали в начале репетиций какое-то неудобство от тягостной атмосферы романа? Х.Т.: Нет. Но усложняло работу то, что в образе каждого персонажа заложены очень мощные философские и мировоззренческие элементы... И сам Достоевский настолько мощен, что он заставляет актера мобилизовывать все свои творческие возможности, чтобы сыграть не идею персонифицированную, а человека. Тем более что он не реализует идею, а показывает, как идея, завладев сознанием человека, корежит и губит его. Из всех его героев один только князь Мышкин не был раздавлен идеей, он проигрывает жизнь, психическое здоровье, но не проигрывает себя, свою нравственную основу... потому что стоит на твердой этической платформе, а у других персонажей под ногами что-то типа качелей...уходящих из под ног при малейшем толчке... М.Ч.: До начала репетиций с актерами поработала Наталья Алексеевна Зверева, один из лучших театральных педагогов не только России, но и Европы. Так что репетиции начались, когда актеры уже успели вселиться в город Мордасов и обжить его. Я убежден, что в театре наступает время, когда главным становится не профессия (ремесло, умение – хотя без него никуда, это первооснова), а творчество. Требуются качественные изменения в существовании актера на площадке. И кое в чем здесь заметны сдвиги. Не без опаски я решаюсь сказать, что в «Дядюшкином сне» уже намечаются настоящие театральные открытия сезона. - Постучите по дереву... - Я не называю имен. Но если то, что делают не названные мною актеры, сохранится до дня премьеры, то... в общем, доживем до 15-го. Справка «ДД»: В «Дядюшкином сне» заняты Херардо Контрерас, Сергей Черкасов (Князь К.), Лидия Головатая, Лилия Шинкарева (Москалева), Илья Нартов, Вадим Малышкин (Мозгляков), Екатерина Жукова, Наталья Попенко (Зина) и другие. В «Бесах» Ставрогина играет Майт Мальмстен, Петра Верховенского – Ян Ууспыльд, Степана Трофимовича Верховенского – Райво Э.Тамм, Лебядкина – Айн Лутсепп, Хромоножку – Мерле Пальмисте...