Экономика миграции

В принципе, у России могут быть две модели миграционной политики

Большинство населения России в своей массе полагает, что "неважно, какая национальность – лишь бы человек был хороший", но при этом возмущается засильем приезжих с юга. И не потому, что куска жалко – хотя кусок все больше смахивает на львиную долю. Просто люди, имея перед глазами пример русских беженцев из Средней Азии, Чечни, начинают всерьез опасаться уже не за свой карман, а за свою безопасность. Ведь, по странному совпадению, в Россию едут гости именно из тех республик, из которых русское население было или изгнано, либо поражено в правах.

Поэтому, избегая "перехода на этнографические личности", необходимо подвести под процесс миграции реальные экономические и социологические модели, позволяющие понять: как миграция влияет на экономику государства, и, в частности, на рынок труда, средние доходы различных групп населения.


Реальных статистических данных по численности, источникам доходов (особенно нелегальных, на которых базируется экономика миграционных процессов) и этническому составу иностранных мигрантов (прежде всего, нелегальных) попросту нет.

Первоисточником этой статистики является МВД, которое сейчас и реализует, и контролирует миграционную политику. Для коррумпированных элементов в этой структуре незаконная миграция и связанная с ней теневая экономика с системой "крышевания" и торговли регистрацией и гражданством является источником доходов.

Впрочем, сегодня наметился новый подход МВД к проблеме миграции, достаточно полно отраженный в интервью замминистра внутренних дел России о новом законе о гражданстве РФ. Суть этого подхода вкратце такова: незаконная миграция существует, но это миграция дешевой рабочей силы, без которой экономика России – во всяком случае, строительство и уборка мусора – намертво встанет. Поэтому надо ужесточить контроль за работодателями – "трудовой мафией", как выразился замминистра, а нелегальную миграцию легализовать, заменив привычные взятки участковому официальной покупкой "трудовой карты мигранта" за сотню долларов. Хотя стоимость создания дополнительного рабочего места в реальной экономике стоит несколько тысяч.

Если бы миграция в Россию ограничивалась белорусами и украинцами, а нелегальная экономика ограничивалась бы нелегальным наймом на работу, с позицией МВД можно было бы согласиться. Но настоящие миграционные проблемы связаны не со славянами, едущими на сезонные заработки, а с мигрантами и этническими колониями, занятыми нелегальным бизнесом, средний доход членов которых в несколько раз превышает доход самих россиян – настолько, что позволяет им нанимать "дешевую рабочую силу" в лице тех же россиян и украинцев, покупать жилплощадь и финансировать дальнейший рост колонии за счет новых мигрантов.


Когда говорят о "безопасных" и "целесообразных" размерах миграции, то почему-то всегда исходят из того, что "Россия – самая богатая ресурсами страна в мире, которых хватит на всех".

Если говорить о невозобновляемых ресурсах, то их доля в мировых запасах примерно соответствует нашей территории – то есть на одну восьмую часть суши приходится примерно десять процентов полезных ископаемых. Издержки по их добыче таковы, что уже сегодня ведутся споры, не превышает ли себестоимость экспортируемой за границу нефти получаемой за нее цены? Иначе говоря, при существующих мировых ценах на ресурсы наши запасы номинально велики, но экономически неизвлекаемы. Так вот, по экономически извлекаемым запасам сырья на душу населения Россия находится далеко не на первом месте.

Но еще хуже в России с ресурсами возобновляемыми – и прежде всего, с продуктивностью сельского хозяйства, которое всегда определяло плотность населения на той или иной территории. В стране, значительную часть территории которой составляет вечная мерзлота, потенциальная продуктивность пахотных земель (почвенно-климатический потенциал) на порядок уступает американской.

Поэтому тезис, что "российских ресурсов хватит на всех", не имеет под собой оснований.

Следующий миф связан с теорией "трудовой миграции", согласно которой к нам едут "рабочие руки", которые создадут столько материальных ценностей, что обеспечат и себя, и российское население. Даже забыв о том, что далеко не все диаспоры имеют склонность к трудовой деятельности в реальном секторе экономики.

Сегодня оптимальный масштаб миграции имеет отрицательную величину – бремя неработающих мигрантов для страны непосильно, и на повестке дня стоит вопрос не об их легализации в качестве граждан РФ (при этом они все равно будут прежде всего членами этнической колонии и лишь в десятую очередь – гражданами России), а об их максимально гуманной и цивилизованной, но эффективной репатриации, сколько бы это ни стоило сегодня, иначе все закончится не просто экономическими потерями, а этническими конфликтами – но не на периферии России, как в начале девяностых, а сразу по всей ее территории.

Не надо считать, что, провожая припозднившихся гостей домой, Россия что-то у них отнимает. Напротив, Россия спасла этих людей и их семьи от гуманитарной катастрофы, дав им на несколько лет стол и кров не худший, чем собственным гражданам.


Исследуя миграцию, ее материальные, финансовые и людские потоки, имеет смысл разделить их на постоянную и переменную составляющие. Применительно к миграции постоянной составляющей будет миграция с приобретением гражданства, а переменную составляющую миграции образуют сезонные рабочие и "челноки".

Переменная миграция имеет в основном экономические последствия. Обычно это утечка средств из богатого центра на бедную периферию, импорт безработицы и сужение внутреннего рынка страны-донора. Постоянная составляющая миграции, напротив, приводит к изменению этнической структуры населения и возникновению сначала скрытой или потенциальной этноконфессиональной напряженности, а со временем – и вооруженных этнических конфликтов. Весьма существенны этноконфессиональные и цивилизационные различия между коренным населением и колонистами, а также тип воспроизводства населения – высокая рождаемость переселенцев делает этнический кризис только вопросом времени. К сожалению, в явную фазу назревший миграционный конфликт переходит тогда, когда исправлять ситуацию – во всяком случае, бесконфликтным путем – уже поздно. В качестве поучительного примера можно рассмотреть трагедию бывшей Югославии, в частности, Косово и Македонии.

Выделение постоянной и переменной составляющих позволяет достаточно четко разделить колонии (диаспоры, общины) на две группы.

Первую группу составляют украинцы, белорусы и молдаване, выезжающие в Россию на заработки.

Вторую группу составляют этнические колонии, ориентированные на массовое переселение в Россию. Движущая сила миграции – хронический социально-демографический кризис в странах проживания (грубо говоря, нехватка жизненного пространства и жизненных ресурсов), что фактически исключает добровольный возврат на историческую родину. При всей непохожести друг на друга эти общины объединяют глубокие этнокультурные и цивилизационные отличия от коренного населения России, что способствует образованию быстро растущих очагов компактного расселения, формированию обособленной этноэкономики с преобладанием теневой составляющей и мощных, склонных к экспансии организованных этнокриминальных группировок.

…Война кормится войной, миграция кормится миграцией. Чем более крупную и доходную нишу в теневой экономике занимает та или иная этническая колония (диаспора, община), тем сильнее экономический стимул новых мигрантов, тем больше у общины ресурсов для приобретения недвижимости и покупки у местных властей дополнительных преференций.

Иначе говоря, чем более криминализирована диаспора, тем больше стимулов для ее роста и закрепления в стране пребывания. "Трудовая" миграция, гастарбайтеры – о чем так любят говорить идеологи миграционной колонизации России – это, в общем-то, второстепенная проблема, скрывающая быстрое назревание гораздо более серьезных угроз.


Для того чтобы по-настоящему оценить социальный масштаб той или иной проблемы, важны не столько абсолютные, сколько относительные цифры – доля населения, затронутая изучаемым процессом, и цена вопроса в расчете на человека.

Нам говорят, что влияние миграции на уровень жизни россиян несущественно: на каждого еще не получившего гражданство иностранного мигранта (а сколько получили гражданство за десять с лишним лет?) приходится чуть не тридцать коренных россиян.

Подсчитаем. По официальным оценкам, в России находится не менее 4 миллионов нелегальных, имеющих временную регистрацию, мигрантов. Население России – чуть меньше 150 миллионов человек. Примем во внимание также, что мигрант обеспечивает себя и своих иждивенцев (как правило, проживающих вне России) на уровне среднего россиянина. Эти четыре миллиона мигрантов состоят большей частью не просто из экономически активного населения, а из молодых мужчин трудоспособного возраста. Если "достроить" такое количество молодых работоспособных мужчин до "нормальной" демографической структуры (с детьми, женщинами и стариками), то это составит до двадцати миллионов человек. Это означает, что за каждым мигрантом, находящимся в России, стоит соответствующая "демографическая нагрузка" в лице его родственников, живущих на присылаемый заработок.

20 миллионов едоков – много это или мало?


Если для русского интеллигента главные вопросы бытия – "Что делать?" и "Кто виноват?", то верхний эшелон российской власти со времен Петра Великого всякий анализ начинает с вопроса "А что об этом думает Европа?".

Первое и самое главное. Европа о российских проблемах с миграцией действительно думает. И уже не раз официально заявляла, что прозрачность российских границ для миграции с Юга и Юго-Востока несет угрозу интересам и безопасности Евросоюза. И не в последнюю очередь для защиты от миграционного транзита через Россию Евросоюз последовательно продвигает "Великую Шенгенскую стену" на восток.

Более того, Евросоюз принимает меры для ужесточения визового режима на границе Украины и России. Хотя это грубо нарушает устав СНГ и права граждан России и Украины на свободное перемещение, зато между Афганистаном и Евросоюзом возникает хоть какой-то промежуточный барьер.

"Политкорректные" европейцы не позволяют себе говорить о "мигрантах кавказской национальности", официально используя только термин "нелегальная миграция". Однако на практике они никогда не пойдут на легализацию миграции из СНГ, отчетливо представляя, что речь идет не об "этнических общинах", а об экспансии соответствующих этнокриминальных группировок.

В принципе, у России могут быть две модели миграционной политики. Если поставлена задача защитить свою территорию и своих граждан от миграционно-демографической агрессии с Юга, она вполне могла бы рассчитывать на благоприятный визовый режим со стороны Европы – в качестве благодарности за "удержание щита меж двух враждебных рас" – между Азией и Европой. Но Россия избрала худший вариант. Вместо того, чтобы укреплять свои южные рубежи, Москва принимает делегации послов СНГ, требующих уголовного наказания россиян за недостаточную любовь к навязчивым гостям с Юга, и сотнями тысяч раздает "трудовые карты мигранта".

А ведь Россия имела (может быть, еще имеет) возможность, заручившись поддержкой Евросоюза, перенести "Шенгенскую стену" на свои южные рубежи. Но вместо этого мы возвращаемся к геополитической ситуации времен ордынского ига: южные границы открыты, по Руси рыщут новые кочевники – этнокриминальные группировки, в ответ на что Европа опять закрывает для России выходы к морям и огораживает ее очередным "санитарным кордоном".