Эстония – Россия

новые вызовы, новые ответы

Выступление на конференции "Смена элит и выборы в странах СНГ и Балтии" в Дипломатической академии МИД России 27 апреля 2005 года.

Эпиграфом к своему выступлению я выбрал цитату из маленьких трагедий Пушкина «Как будто нож целебный мне отсёк страдавший член!» Впрочем, кому-то покажется более уместным знаменитое президентское «Отделить мух от котлет».

Я не хочу здесь подвергать сомнению в целом весьма успешный проект «Российские соотечественники». С точки зрения государства российского, было бы весьма неразумно упускать те возможности, которые есть уже сегодня, и тот геополитический потенциал, которым вообще обладает русская диаспора. Я собираюсь лишь высказать несколько замечаний в адрес эстонской части проекта.

По закону все российские соотечественники представляют собой нечто вроде слоеного пирога. В основании – россияне, покинувшие страну в годы революции и гражданской войны, а так же их потомки. Потом те, кто оказался за пределами России после Второй мировой войны. Потом россияне, оказавшиеся за пределами России после распада СССР. Наконец, граждане РФ, постоянно проживающие за рубежом. Их место в проекте «соотечественники» уникальное уже в силу того, что их права и свободы защищает Конституция РФ. Всем остальным Россия в чём-то «способствует» или где-то «содействует».

В Эстонии российским соотечественником в полном смысле этого слова может быть только тот, кто состоит в организации, входящей в так называемый Совет организаций российских соотечественников. Между тем по смыслу закона соотечественником может быть любой человек, входящий в круг субъектов очерченных законом. Членство в какой-либо организации не является обязательным условием. Достаточно просто осознавать себя российским соотечественником и проявить это. Как себя проявить, это другой вопрос.

Закон признает, что все выходцы из России сохраняют с ней нерушимую связь во времени и в пространстве. Именно в этой нерушимой связи и кроется причина, по которой проект «российские соотечественники» в Эстонии и, шире, в Прибалтике практически себя исчерпал. Если чувство «родины» лежит в области метафизики, то завет с новым «отечеством» это нечто более конкретное. Переведем проблему в область юриспруденции: перемена отечества это сделка, по которой обе стороны берут на себя определенные обязанности и взамен получают определенные права. Те русские люди, которые заключили сделку с эстонским государством, вряд ли могут и далее считаться российскими соотечественниками, и в полной мере рассчитывать на любую помощь со стороны Российской Федерации. Они получили права эстонского гражданства в обмен на обязанность защищать новое отечество, но при этом изо всех сил пытаются сохранить связь с родиной. Российское государство со своей стороны предпринимает усилия, чтобы сохранить контроль над эстонскими неофитами. Таким образом, завет с новым отечеством вступает в острое противоречие с нерушимой связью. Представьте себе, что ампутированная конечность продолжает находиться в связи с организмом, от которого она отторгнута! Есть точное определение для такой ситуации: ни Богу свечка, ни чёрту кочерга!

Еще одна составляющая второго слоя – лица без гражданства. Они представляют собой весьма любопытный феномен. С одной стороны, эстонское гражданство для многих из них было бы желательным, но они не прилагают никаких усилий к тому, чтобы заключить сделку с Эстонской Республикой. Они сознательно отказались и от российского гражданства, получить которое было значительно легче. Эти люди несчастны? Я бы так не сказал, потому что они достаточно комфортно устроились в предложенных им жёстких обстоятельствах. Имеет ли моральное право этот контингент населения Эстонии рассчитывать на помощь Российской Федерации?

Ответ очевиден. В плоскости этого ответа, беспокойство, проявляемое чиновниками из Министерства иностранных дел по поводу безгражданства в Эстонии, представляется, мягко говоря, необоснованным. А вот двухнедельной давности заявление уполномоченного РФ по правам человека Владимира Лукина:

- Особую тревогу вызывает положение бывших граждан СССР, оказавшихся на территории новых независимых государств в положении «лиц без гражданства». Я полагаю возможным рассматривать защиту прав и свобод жителей постсоветских государств, принадлежащих к категории «лиц без гражданства», как относящуюся к своей компетенции.

Понятно, что Россия сначала должна побудить лиц без гражданства совершить юридически значимые действия, чтобы иметь возможность принять на себя ответственность за них. Например, убедить их принять гражданство Российской Федерации. В противном случае заявление Лукина это лукавство, лукавство в смысле «большая политика». Если эти люди продолжают сохранять веру в «большую политику», то уполномоченный получает моральное право на словоблудие. Если же не верят, то он выглядит, по меньшей мере, смешно.

Что же из этого следует? Прежде чем ответить на этот общий вопрос, давайте вместе попытаемся ответить на несколько частных вопросов.

Первый вопрос: способно ли российское государство вывезти из Эстонии, ввезенную туда рабочую силу и членов их семей, и обеспечить им в России нормальные условия – жилье, работу, инфраструктуру?

Второй вопрос: если российское государство не способно вывезти из Эстонии ввезенную туда рабочую силу, то может ли оно организовать для неё эффективную политическую поддержку в целом и экономическую поддержку на местах?

Третий вопрос: если ответ на первые два вопроса будет отрицательным, то есть ли для России смысл и далее настаивать на защите интересов русскоязычного населения Прибалтики?

Логика подсказывает, что российское государство должно снять с себя моральную ответственность за тех, кто выбрал для себя другое отечество, и за тех, кто не выбрал для себя никакого отечества. Трудно быть отечеством на все времена для тех, кто тебя в качестве отечества не признает. Произойдет катастрофа? Нет! Просто проблемы русского языка, культуры и образования для русских граждан Эстонии и лиц без гражданства перейдут из сферы реальной политики в область метафизики. Люди будут поддерживать связь с родиной через язык и культуру, а не через закон о соотечественниках.

Хороший пример, борьба за сохранение русской школы на постсоветском пространстве. Граждане Российской Федерации, постоянно проживающие за рубежом, вправе рассчитывать на то, что государство окажет им реальную помощь в организации образования на русском языке. Это право им гарантировано Конституцией, и решение проблемы лежит в сфере межгосударственных отношений. Сохранение образования на русском языке для российских граждан является более важной задачей для организаций соотечественников, нежели ежегодные конкурсы «Русская красавица Эстонии».

Остальными категориями соотечественников сохранение русской школы рассматривается в плане обеспечения прав крупного национального меньшинства. Правомерен ли такой подход? На первый взгляд, да. Но в условиях Эстонии существование двух параллельных систем дошкольного воспитания и школьного образования имеет совершенно иной смысл, чем соблюдение прав национальных меньшинств. Раздельное дошкольное воспитание, раздельная школа, по сути, являются основополагающими элементами институциональной сегрегации, при которой национальное меньшинство всегда будет подвергаться дискриминации, чтобы там ни было написано в законах, пусть даже отвечающих самым высоким стандартам европейской и мировой демократии.

Если эстонские граждане русского происхождения соглашаются на сегрегацию и дают государству мандат на фактическую дискриминацию меньшинства, то логично предположить, что они имеют моральное право не допустить государство к администрированию в той школе, которую оно отделило от общей системы образования. Между тем логика подсказывает, что в таком маленьком государстве как Эстония общий интеграционный интерес эстонской и русской общин заключён в преодолении институциональной сегрегации.

Значит, нужна единая двуязычная система дошкольного воспитания, нужна единая школа. Двуязычная не потому, что нам так хочется иметь второй государственный язык, а потому, что ксенофобия и дискриминация прорастут в будущее, если эстонское общество перестанет понимать язык части населения, вполне сопоставимой с ним по размерам. Возникает вопрос: имеет ли российское государство право активно вмешиваться в эстонские интеграционные процессы? Не помогать, а оказывать политическое давление, выполняя мифический моральный долг перед «соотечественниками»?

Потенциал русской общины в Эстонии, в том числе потенциал политический, будет достаточно высок, если помочь общине самоорганизоваться. Логика развития событий подсказывает, что мотивация для превращения диаспоры – русского рассеяния – в общину лежит вне соотечественного принципа. Должен быть найден другой стимул, более действенный в местных условиях. Эти люди оказались за пределами России не по своей воле. Они лишены материальной базы, у них нет общих целей, нет мотивации к объединению, нет ясной перспективы в будущем. Проблема требует не только политических или экономических усилий. Отчетливо просматривается заказ на постоянный социологический мониторинг. Феномен русской общины на постсоветском пространстве должен быть всесторонне изучен. Наконец, требуется его философское осмысление.

При этом русская община должна активно познавать самое себя. Русская община в Эстонии субъектности не приобрела, а потому является объектом исследования и правового регулирования со стороны государства и даже заложником в межгосударственных отношениях. Вот простой пример. За восемь лет парламентского представительства русских партий ни одно политическое требование, выдвинутое ими от лица русского населения Эстонии, не было подтверждено материалами и выводами социологических исследований.

Выгодны ли России новые ответы на новые вызовы? Очевидные выгоды есть. Например, отказ от политического давления на Эстонию в связи с угнетенным положением русского национального меньшинства в обмен на конкретную экономическую поддержку всей русской общины, без деления на официальных и неофициальных соотечественников, будет способствовать укреплению и самоорганизации общины. При этом чтобы не вводить общину в искушение, конкретная помощь должна быть понятной и прозрачной. Отказ от моральной ответственности за тех, кто выбрал для себя другое отечество или не выбрал никакого, значительно облегчит общение с Эстонской Республикой и структурами Европейского союза. В конечном итоге, это приведет к тому, что Эстонская Республика будет вынуждена осознать свою юридическую, историческую и моральную ответственность за ту часть своего населения, которую оно сегодня, мягко говоря, не жалует.

Я позволю себе короткую цитату из отчета НКИД РСФСР Съезду Советов в 1920 году при заключении Тартуского мирного договора и определении государственных границ:

«Обе делегации выдвигали также этнографические доводы, доходя до IX века, причем эстонцы стремились считать своими те славянские племена, которые подвергались иностранному завоеванию».

Содержание эстонских амбиций комментировать не берусь. Но уже сам факт наличия амбиций, уходящих корнями в дохристианские времена, во времена, когда еще не существовало самого эстонского государства, заслуживает пристального внимания. К сожалению, Россия часто игнорирует то, что ей самой кажется несущественным, местечковым, глупым или даже смешным.

В заключение, еще раз вернусь к Пушкину, котлетам и мухам. Русская община в Эстонии состоит из трех равновеликих частей – граждан Российской Федерации, граждан Эстонской Республики и лиц без гражданства. Нужно ли объяснять, что при наличии неких общих интересов есть и существенные различия?

Сегодня всё движение российских соотечественников в Эстонии практически отдано на откуп людям, сознательно отказавшимся от России как от отечества и заключившим свой завет с эстонским государством. Возможно, что такая ситуация удобна для России, но она вызывает законное раздражение и граждан Российской Федерации и лиц без гражданства, служит препятствием к укреплению и развитию русской общины.

А вывод такой: что-то от чего-то отделить всё же придется, и чем быстрее это будет сделано, тем лучше. Следует проявить политическую гибкость, а не ослиное упрямство. Помните, что у Пушкина говорит Сальери:

Эти слезы впервые лью: и больно и приятно.
Как будто тяжкий совершил я долг, как будто
Нож целебный мне отсёк страдавший член!