Это и была моя реальная попытка возврата на родину

Двадцать лет назад вышла статья Александра Солженицына "Как нам обустроить Россию?"

Сентябрь 1990 года. Переговоры с "главным диссидентом ХХ века" успешно завершены. Многомиллионным тиражом в СССР выходит брошюра Солженицына "Как нам обустроить Россию". Вермонтский отшельник начинает ее словами: "Часы коммунизма - своё отбили. Но бетонная постройка его ещё не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами". Услышала ли Россия Солженицына? Сбылись ли его пророчества? Сегодня в "РГ" размышляют об этом философы и писатели ...В начале февраля 1990 я записал: "Каждый день, каждый вечер и утро по-новому разбираю, перекладываю, гадаю: мой долг и мои возможности по отношению к происходящим в России событиям. Ясно, что мое разъяснение Февраля практически опоздало: уже тот опыт никого не научит к нынешнему Февралю. (Но хоть написано будет о Девятьсот Семнадцатом! Кто б это сейчас взялся потратить на то 20 лет?) А зато я опоздал к событиям сам? А - что б я там сейчас изменил? много ли сделали Блок или Бунин в 1917? И даже Льва Толстого, доживи он до Семнадцатого, - кто бы в той суматохе слушал? Короленко же не послушали. Мое место - заканчивать мои работы. Когда-то раньше, в тюрьмах, мне представлялся конец коммунизма как великое сотрясение, и сразу новое небо и новая земля. Но это было в самой сути невозможно, и стало вовсе невозможно после того, как коммунистическая система прогноила все тело нашей страны... А пути - все равно надо искать". И - как же?.. Смутно росла мысль: написать публицистическую работу, обобщающую - и что сейчас есть, и что бы необходимо? В этот момент имя мое в России стояло (на краткое время) высоко. Сразу после прорыва "Архипелага" - должны б мое слово услышать? Мысли к работе - как обустраиваться России после коммунизма? куда и как бы двигаться? - копились у меня уже лет восемь-десять, да даже уходили корнями в послевоенные тюремные камеры, в тамошние споры 1945-46 годов. Выстраивалась не целостная государственная программа, это - непосильно издали, да и без экономики, в которой я не сведущ, - но все же посильные советы, основанные на долгих годах моих исторических розысков. ...Конечно, подлинное возрождение России не в темпе, а в качестве, - однако все кипит сегодня, оно не ждет. И все трудней понять: к чему ж идти? А при таких бурных переменах - пока напишешь, опубликуешь - и г д е? - так еще и устареет. Все же с начала 1990 уже сами наплывали у меня фрагменты текста, фразы. И я отложил другие работы, сел за эту. Теперь подгоняло, что я - опаздываю? слишком долго медлил? ...Но все равно, моя мысль уставлялась так: разумно ли - гнаться только за моментом? Надо дать более спокойный, дальновидный разбор - намного вперед? Невозможно дать "абсолютный" какой-то проект, но хотя бы вдвинуть охлаждающие и озадачивающие идеи. ...Одним из главных движений развала виделся мне уже вполне созревший распад Советского Союза. Многое вело к тому, и острота национальных противоречий, хорошо знакомая мне еще по лагерям 50-х годов (а в советской повседневности заглушаемая трубами "дружбы народов"). Мне этот близкий распад был явственно виден, - а как внутри страны? видят ли его? Крушение Советского Союза необратимо. Но как бы не покрушилась и Историческая Россия вслед за ним, - и я почти набатным тоном хотел о том предупредить. Однако поди предупреди - и власти, и общество, и особенно тех, кто мыслит державно, гордится мнимым могуществом необъятной страны. А ведь государственный распад грохнет ошеломительно по миллионам судеб и семей. В отдельной главе "Процесс разделения" я призывал заблаговременно создать комиссии экспертов ото всех сторон, предусмотреть разорение людской жизни, быта, облегчить решение множественных переездов, выбор новых мест, получение крова, помощи, работы; и - гарантии прав остающихся на старых местах; и - болезненную разъемку народных хозяйств, сохранение всех линий торгового обмена и сотрудничества. И обнажал, как бесплодно, бессмысленно для народа (и очень выгодно для партийной номенклатуры) потрачены 6 лет "перестройки", и как уже мы расхаживаем в "балаганных одеждах Февраля", - между тем, общество необузданных прав не может устоять в испытаниях. И выше того: политическая жизнь - не главный вид жизни (а именно так всюду увлеченно булькало по поверхности страны), и чистая атмосфера общества не может быть создана никакими юридическими законами, но нравственным очищением (и раскаянием скольких и скольких крупных и малых насильников); и подлинная устойчивость общества не может быть достигнута никакой борьбой - но возвышением людей до принципа самоограничения. И умелым трудом каждого на своем месте. Отдельными главами разбирал я фундаментальные вопросы: местной жизни, провинции, земельной собственности, школы и семьи. И острейшую трудность представлял разговор на темы национальные, особенно имея в виду украинских националистов - главным образом, галицийских, проживших века вне российской истории, но теперь активно поворачивающих настроение всей Украины. Я знал, что "москали" прокляты ими, но взывал к ним как к братьям, в последней надежде образумления. - Я предлагал немедленно и безо всяких условий дать свободу отделения 11 союзным республикам, и только приложить вседружественные усилия для сохранения союза четырех - трех славянских и Казахстана. И это была - только первая часть брошюры, о сегодняшнем моменте. А затем - шла безэмоциональная, в методичной манере, вторая часть, сгусток всего, что мне за много лет занятий историей удалось собрать из исторического опыта. - Виды государственных устройств вообще. - Демократия как способ избежания тирании - и обреченность же демократии в ее парламентарной форме определяться денежными мешками (но разве наших истосковавшихся и голодных людей напугаешь возможными пороками демократического общества? казалось им: дай только демократию! - и сразу наедимся, приоденемся, разгуляемся!). - Как избежание этого порока - "демократия малых пространств". ...И все это я дал не как уверенный рецепт, а как посильные соображения - и с вопросительным знаком в заголовке брошюры. А дальше? Старт был стремительно обещающим. Едва Аля позвонила в "Комсомольскую правду", что вот существует моя статья такого-то объема, - редакция отважно приняла ее сразу - даже не читая! Узнав про то - немедленно взялась печатать и "Литературная газета", не чинясь, что будет не первая, на день позже. И так в сентябре 1990-го - в короткие дни напечаталась моя брошюра на газетных листах невообразимым тиражом в 27 миллионов экземпляров. ("Комсомолка", однако, обронила мой вопросительный знак в заголовке, это сильно меняло тон, вносило категоричность, которой не было у меня.) Вот уж, не ждали мы такой удачи. Так - все основы для широкого, действительного всенародного обсуждения? А - как бы не так. Началось, вероятно, с Горбачева. Он так яростно возмутился моим предсказанием о неизбежности распада СССР, что даже выступил, на погляд всему миру, в Верховном Совете. Якобы прочел брошюру "внимательно, два раза и с карандашом" - но ударил, со всего маху, мимо: Солженицын "весь в прошлом", проявил себя тут монархистом (?? - вот уж ни звука, ни тени), - и поэтому брошюра нам целиком не подходит, со всеми ее мыслями. - В поддержку вождю выступили и два депутата-украинца, выразившие гнев "всего украинского народа" против моих братских инсинуаций, и один депутат-казах. В самом Казахстане бурней: в Алма-Ате демонстративно сжигали на площади "Комсомолку" с моей статьей. И публично - этим и завершилось все "обсуждение". А не публично, нет сомнения: "Комсомолке", "Литературке" и вообще всей прессе была дана команда не печатать отзывов на мою брошюру, вообще не обсуждать ее и замолчать. Успели нам из редакции сообщить: повалили сотни писем, будем печатать из номера в номер! - но лишь в одном-двух номерах проскочили густые, горячие, разнообразные читательские отзывы - и тут же оборвались. ...Но ведь были же еще миллионы и миллионы "простых" читателей, и статья сама лезла в руки за три копейки. Пусть этим миллионам не открыли пути высказаться печатно - но они прочли? и - что подумали? и - как отнеслись? Прошли месяцы - получал я разрозненные письма от них в Вермонт (много писем в те годы и пропадало на советской почте). И кто писал с большим пониманием, а кто - с полным недоумением. А публично - почти и ни звука даже от тех заметных публицистов, журналистов, на кого не действовал запрет высказаться. Зато несколько гневных и развернутых больших статей против моего "Обустройства" - то почему-то от эстонского видного писателя Арво Валтона (эстонцев - ни волоском я не зацепил): нет, так дешево Россия не отделается! пусть теперь она всем - и за все, за все, за все заплатит! Или разливистая, язвительная, почти клокочущая статья московского публициста Л.Б., сразу в нескольких изданиях, да еще к тому же построенная на недобросовестном передерге цитаты. Ясно, что моя брошюра возмутила националистов-сепаратистов Украины и Казахстана. Националисты же русские и державные большевики - и слышать не хотели о предстоящем развале Империи. А поверхностные парламентарные демократы не могли и на дух принять глубокого взгляда на суть демократии, - те, кто разгорячен политической каруселью: зачем нам эти подробные размышления о возможном государственном устройстве, когда вон на той и вон на той площади гудят актуальные политические митинги? А остальное Общество? Удивлялись и моим набатным предупреждениям, - с чего это я? И моей тщательной разработке государственных структур, - кому это сейчас нужно? Вот это равнодушие многомиллионной массы - оно ощутимо и ответило мне. В том, что я - за океаном, оторвался от реальной советской жизни? не толкусь на митингах? Или в том, что со всем сгустком накопленного исторического опыта и красноречия - я пришел со своим "Обустройством" слишком р а н о? Да, не опоздал, а - рано. В 1973-м, из гущи родины, я предложил ("Письмо вождям") своевременную и, смею сказать, дальновидную реформу. Вожди - и не пошевельнулись. Образованщина накинулась с гневом. Запад - с насмешками. Прошло 17 лет изгнания. Теперь, через океан, я предложил национально спасительную, а государственно - тщательно разработанную программу. Власть - легко заглушила обсуждение, националисты республик и российская образованщина накинулись с яростью. А Народ - безмолвствовал. Ох, долог еще путь. И до нашего - далеко. Уже немало лет жил я с невеселым одиноким чувством, что в тяжком знании забежал от соотечественников вперед - и нет нам кратких путей объяснения. Между тем - вот э т о и была моя реальная попытка возврата на родину. Заодно и проверка - нужен ли я там сейчас? услышат ли меня? спешить ли вослед - развивать и воплощать сказанное? - Ответ был: нет, не нужен. Нет, не услышали. Государственные размышления - это что-то слишком преждевременное для нас. Из воспоминаний "Угодило зернышко промеж двух жерновов" Он вложил в "Обустройство" всего себя В те годы и месяцы (в конце 80-х) мы в нашем вермонтском лесу - сверх многочасовой каждодневной работы - жили новостями из России, благо в то время они уже текли невозбранно: и радио, и газеты-журналы, и телевидение. Александр Исаевич горько, тяжело переживал сведения о разорении страны, о тяготах людей. Вот в моих записях тех дней его слова: "Да, убогой нам Родина открылась. Казалось всегда: развалятся Советы - какая радость будет! А вот - до такого жуткого развала довели - что и радости нет. Так уж тоскливо сегодня на экран смотреть". Прочитали обзор о детях в СССР - А. И. подавлен: "Что ни день - открывается беда горше вчерашней". Задумал писать эту работу, читал для того сотни страниц статей, отчетов, ежедневных тассовок, говорил: "Думаю о погибающей стране - непрерывно. Что, и как, и возможно ли - сделать... Тяжелая, горькая работа". Ушли на то весна и лето 1990-го. "Это должна быть брошюра. Я умею написать сложное - понятно". Уж понятно ли написал - пусть читатели судят, а что вложил в "Обустройство" всего себя, всю любовь, и страдание, и надежду, - тому я свидетельница. Наталья Солженицына, 16 сентября 2010 Как мы обустроили Россию? (Елена Яковлева) Алексей Варламов, писатель: - Статья Солженицына "Как нам обустроить Россию" была опубликована в пору очень жесткого противостояния "правых" и "левых", профессиональных патриотов и профессиональных либералов, и я хорошо помню, как лично для меня была важна, свободна, свежа солженицынская внепартийная, надпартийная позиция. Автором владела любовь к России, боль за Россию, но никакого дурацкого поиска внешних врагов, ни презрения к своим согражданам, встречавшегося в статьях партийных идеологов справа иль слева, у Александра Исаевича не было. Уже привыкший никому и ничему не верить, шло ли это, условно говоря, от "Огонька" или от "Советской России", я поверил Солженицыну как человеку, который не преследовал личной выгоды и не искал рыбы в тогдашней мутной воде. В его писательском одиночестве и независимости было нечто заслуживающее уважения, как примечательно и то, что, вернувшись в Россию, Солженицын не стал создавать ни партии, ни движения. Его неприязнь к политической партийности, выраженная в "Обустройстве", мне особенно сегодня близка, а тот факт, что страна пошла по пути создания и усиления политических партий, представляется роковой исторической ошибкой. Если вспомнить, сколько зла принесли нам партии в начале ХХ века, сколько было раздора от использовавших имя России в своих названиях от "Выбора России" до "Нашего дома - России" в 90-е годы, сколько ненависти посеяли и сеют близнецы-братья КПРФ и ЛДПР, сколько было истрачено средств на политический пиар, листовки, рекламу... Да и нынешнее противостояние политических "тяжеловесов" и стоящих за ним партий и группировок - кому оно, кроме власть имущих, нужно? То средостение, которое между властью и народом у нас существовало и которое Александр Исаевич предлагал уничтожить, так и осталось, если не больше стало. Другая очень важная вещь - духовное состояние общества. В статье у Солженицына об этом сказано много, но было в ней одно место, имеющее самое прямое отношение к тому, что с нами происходит сегодня, а тогда лишь предчувствовалось: "...иные уже сейчас замечают, другие заметят вскоре, что сверх того непосильный современный поток уже избыточной и мелочной информации расхищает нашу душу в ничтожность, и на каком-то рубеже надо самоограничиться от него. В сегодняшнем мире - все больше разных газет, и каждая из них все пухлей, и все наперебой лезут перегрузить нас. Все больше каналов телепередач, да еще и днем (а вот в Исландии - отказались от всякого телевидения хоть раз в неделю); все больше пропагандистского, коммерческого и РАЗВЛЕКАТЕЛЬСКОГО звука (нашу страну еще и поселе измождают долбящие радиодинамики над просторами) - да как же защитить ПРАВО наших ушей на тишину, право наших глаз - на внутреннее вИдение?" Это в девяностом-то казалось угрозой! А что происходит с нами сейчас? Какое уж там право на тишину и внутреннее видение? Какое у нас есть телевидение кроме коммерческого и развлекательского? Сегодня российские СМИ похожи на ту насилующую народную душу трубу, слушая которую герои платоновского "Котлована" восклицали: "Остановите этот звук. Я и так знаю, что умна советская власть". Вот и сейчас хочется крикнуть: уберите свою картинку, я и так знаю, что в стране победили ДЕНЬГИ! И, наконец, школа. "Сколько мы выдуривались над ней за 70 лет!" Так писал Александр Исаевич о школе, однако за последние двадцать лет положение не только не улучшилось, но, напротив, рекорд министерской дури с лихвой перекрыт, да в таких уродливых формах, что даже говорить об этом не хочется, потому что сколько ни говори и ни пиши, слушать никто не станет, пока сами не поймут, что сожрали страну изнутри. А посему двойственные возникают чувства, когда статью Солженицына перечитываешь. Был умный, зоркий человек, видевший, что с Россией происходит и какие беды ей грозят, человек, без которого нам было бы еще труднее одолеть ХХ век, но кто и когда таких людей у нас слушал? Григорий Померанц, культуролог: - Когда вышла статья Солженицына "Как нам обустроить Россию", я открыл ее, взял два карандаша и решил красным подчеркивать, что мне нравится, а синим - что нет. Страницы получились очень пестрыми. Мне показалось, что автор этой статьи не раз сам себе противоречит. В его мысли, с моей точки зрения, трудно увидеть связную систему выхода из того тупика, в котором мы оказались. Для меня Солженицын скорее интересный писатель. В его же публицистике много опровергающего другу друга содержания. Для меня статья "Как нам обустроить Россию" осталась в том времени, когда была другая ситуация и другие надежды. Что касается того, как мы обустроили Россию, то, я думаю, в первую очередь нам придется пересчитать недостатки. Коррупции, гниения, нравственного упадка в пережитом нами за последние 20 лет гораздо больше, чем положительных сдвигов. Я не могу сказать, что мы добились каких-то явных успехов. А в нравственном развитии народа уж точно не сделали шага вперед. Мы по-прежнему находимся в духовном тупике, и, вероятно, нужно очень большое время, чтобы из него выйти. Хотя я, как человек настроенный надеяться, не теряю надежды, что молодые люди в возрасте моих детей и внуков чего-то смогут добиться. Лев Аннинский, критик: - Мы обустроили Россию только в одном. Каждый получил возможность обратиться к другим людям и сказать, что он думает. Можно прокричать об этом на улице, можно напечатать в газете. И никто никого не схватит, не потащит и не выкинет в мусорное ведро. Я, собственно говоря, на это и рассчитывал. И даже думал: развяжутся языки - и все устроится. Сейчас думаю: ну да, эту сферу - языка, пророчеств, болтовни, взаимной критики, которая у нас зашкаливает, мы обустроили. А Россию обустроить невозможно. Потому что русский характер таков: он окончательно не обустроится никогда. Иначе он перестанет быть русским характером. Такая у нас страна, такой народ. Я его люблю, хотя уважать иной раз трудно. Особенно вот за эту непредсказуемость. Поэтому обустроить Россию можно лишь в своем сознании. И Александр Исаевич пытался обустроить Россию как раз в своем сознании. Что мы помним из предложенного им? Идею земства. "Земство? - переспросил я себя. - Что делает земство в России? Как что? Как на известной картине Мясоедова - обедает". Может, сегодня в среднем слое и можно найти людей, которые перестали обедать или обедают, поработав. Ну ведь какая-то часть народа всегда работает. Причем очень талантливо, хотя не очень последовательно. (Мы, русский народ, по преимуществу талантливые, умников у нас маловато.) Ну а огромная часть народа смотрит, что будет. Ждут, как их обустроят. Меня это раздражает, но я сам такой. И поэтому когда писатель, великий, замечательный, прорвался к нам со своей статьей, опубликованной сразу в двух газетах, у меня возникло сомнение по поводу этих уроков. Народ ведь делает не то, что ему советуют умные люди, а то, что он, русский народ, в это историческое мгновение может. А может он, как выяснилось, немногое. Боже мой, нам бы Россию удержать. Я любую приму - и демократическую, и олигархическую, - была бы Россия. А народ непредсказуемый, с крайностями, с казачьими замашками, просторы немереные, куда хошь, туда скачи, а там тебя то Пугачев ждет, то Ленин и ведет куда-нибудь. А когда ты этого "ведущего" выкинешь из головы и повернешься, тебя другой поведет. И пока из-за границы не попрет кто-то вроде Гитлера, так и будем метаться. Ну а уж если Гитлер, Батый, Наполеон на пороге - опомнимся: лучше отбиться, а уж потом друг друга терзать. Я провожал Александра Исаевича в небытие с чувством боли. Он прожил великую жизнь, был великий писатель. И это остается. Все остальное - подробности биографии. Его и нашего, как теперь говорят, многострадального народа. Но не многострадальных народов на земном шаре нет. Валентин Черных, сценарист: - Мы не обустроили Россию за эти 20 лет. А может быть, даже наша необустроенность и увеличилась. С другой стороны, очень трудно оценить, что удалось и не удалось, слишком близко нам это время. И к тому же так много накопилось неустройств, что трудно рассчитывать на быстрый по историческим меркам результат. Все, что говорил Солженицын в своей статье о местной жизни, о местной власти, о семье и школе, не теряет актуальности. "Политика не главный вид человеческой жизни", "Чем размашистее политическая жизнь, тем более утрачивается душевная" - по-моему, это абсолютно актуально. Я, правда, не согласен с его утверждением: "Станет ли наша страна цветущей - зависит от провинции". В российской провинции очень много инерции. Статья Солженицына предупреждала нас, чтобы мы не увлекались идеей прямых выборов. Мы и отступили от них. У меня были какие-то надежды, связанные с вертикалью власти, но они не оправдались. И, похоже, нам все-таки придется возвращаться к прямым выборам руководителей регионов.