Феномен приднестровской государственности

Источники легитимности, политическая и цивилизационная миссия

Никто в современном мире не может аргументировано оспорить, что государственность в Приднестровье состоялась. Даже самые изощрённые политические и цивилизационные оппоненты и недоброжелатели Приднестровской Молдавской Республики не в состоянии опровергнуть того факта, что такая государственность есть, со всеми необходимыми внешними атрибутами и внутренним качественным наполнением, пусть даже её политико-правовой статус пока ещё окончательно не определён и не признан мировым сообществом. Государственность Приднестровья как одна из нынешних государственно оформленных веточек древа вечной Руси существует, жива и способна к развитию, ибо она опирается на народ и служит защитой народу, востребовавшему её появление два десятка лет тому назад. Появление суверенной (отделяющейся и отделившейся от СССР) Республики Молдова было тесно связано с активной апелляцией к антисоветской и антиимперской (антирусской и антиславянской) риторике, с обоснованием законности, исторической справедливости и логичности этнократических (т.е. направленных на господство одной нации) и панрумынских устремлений. При этом многие из компонентов такой аргументации, подобной легитимации (обоснования законности) процесса суверенизации вполне обоснованно характеризуются объективно и критически мыслящими историками, юристами и политическими аналитиками как «неуклюжие», деструктивные, исторически и юридически безграмотные. В то же время возникновение в 1990 г. и дальнейшее развитие Приднестровской Молдавской Республики (вначале как Советской Социалистической, а после распада СССР – без этих официальных политических характеристик) опиралось и опирается на целый комплекс прямо противоположных легитимирующих факторов – исторических и политико-правовых фактов и процессов, состояние общественного сознания и особенности пробудившегося на рубеже XX и XXI веков нового Духа Времени, ныне плюралистичного и демократичного. Среди основных источников легитимации современной государственности Приднестровья (как процесса придания власти признаков её законности) и источников её легитимности как реального состояния убеждённости соответствующих социальных слоёв и групп и большинства конкретного социума в законности, моральной и исторической обоснованности и необходимости установления этой государственности, а также её нынешнего и дальнейшего существования, отметим такие семь: 1. Цивилизационный консерватизм и «общеимперский» православный патриотизм (пусть даже и «невоцерквлённых», но в большинстве своём православных в своей душе и исторически принадлежащих именно к Русской Православной Церкви людей), уходящие своими корнями в самосознание народов Причерноморья Российской Империи (в том числе и части российской – с 1812 по 1917 гг. – Бессарабии) и исторического правопреемника Империи и в конце концов продолжателя её цивилизационной и геополитической миссии – Советского Союза, в котором в ходе Великой Отечественной Войны 1941–1945 гг. этот цивилизационно-консервативный и «имперски»-державнический пласт духовной жизни народа был официально или полуофициально, пусть даже только частично, но всё же «реабилитирован» существовавшим тогда режимом «воинствующего атеизма», признан в качестве важного и полезного. 2. Советский социально-политический консерватизм (прежде всего индустриальный и урбанистский), основанный на «чистых» народных (не испорченных порочной номенклатурно-бюрократической и доктринёрской практикой) идеях гуманизма, социальной справедливости, порядочности, честного труда и высокой гражданственности, привносившихся в прошлом в массовое и индивидуальное сознание системой советского образования, наилучшими гуманистическими образцами отечественной и мировой литературы, театра и кино, а также повседневной практикой взаимоотношений «простых людей» на базовом уровне, – консерватизм, во многом схожий с идеями гуманизма «раннего Маркса». 3. Общедемократические идеи и ценности сопротивления тирании – как тирании меньшинства, так и тирании большинства[1] – и правомерности защиты меньшинством своих прав и свобод, своей чести и достоинства, своей идентичности (культурной самобытности). 4. Европейские ценности мультикультурализма, полилингвизма (официального многоязычия в многонациональных государствах), государствообразующей политической (а не этнической) нации. 5. Вера в силы народа, отказ от соблазнов беспринципного приспособленчества, от «продажи первородства за чечевичную похлёбку», а тем более своей чести и достоинства в обмен на посулы «повыгоднее и потеплее устроиться» в «банановой республике» или «усесться на плечах» или хотя бы «под зонтиком» других цивилизаций, уповая на их постоянную помощь и просто унижающие подачки. 6. Ощущение сопричастности к действию включившихся базовых психологических механизмов коллективной самозащиты и выживания каждого индивида в отдельности, каждой семьи и привычного и нежно любимого своего «ближнего» мира. «Отступать дальше некуда…», – так кратко, в концентрированной форме может быть выражено подобное состояние духа и дел в обществе. А в более пространной форме оно может быть охарактеризовано как следование мудрости вдохновенных и вдохновляющих слов Гилеля, сказанных им в Иерусалиме в первом веке н.э.: «Если я не постою за себя, то кто тогда постоит за меня?! Но если я лишь сам за себя, то что тогда представляю собой я?! И если не сейчас, то когда?!». 7. Обращение к истории существования политико-правовых институтов «первой» приднестровской государственности – Молдавской Автономной Советской Социалистической Республики (1924–1940 гг.). И в данном аспекте историки, юристы, политики, работники средств массовой информации и педагогические кадры Приднестровья поработали очень успешно. Вместе с тем следует отметить одно существенное ограничение, налагаемое на использование данного способа легитимации ПМР, который ни в коем случае не может абсолютизироваться. Ведь, кроме региона на левом берегу Днестра, в состав ПМР вошла и часть правобережья Днестра (Бессарабии) – город Бендеры с несколькими прилегающими к нему сёлами. Вспомним, что в статье 14 Конституции Приднестровской Молдавской Республики чётко записано, что, наряду с другими городами и районами, в состав ПМР входят «Бендеры (с сёлами Варница, Гыска, Протягайловка)». И если бы приднестровцы в 1990–1992 гг. «строго географически» следовали логике опоры на исторически легитимирующую их усилия предысторию создаваемой ими своей собственной государственности – на факт реального существования за пределами Бессарабии и последующего (в 1940 г.) волюнтаристского упразднения МАССР, то, видимо, вместо героического города Бендеры на всех (не только на нынешних официальных молдовских и румынских) географических картах и в памяти последующих поколений был бы простой провинциальный город Тигина. Но, с другой стороны, если бы приднестровцы вообще не принимали во внимание историко-географический аспект – разделение Молдавии на левобережно-приднестровскую и бессарабскую части, а сосредоточились лишь на культурно-политическом аспекте, то, скорее всего, должны были бы предложить Гагаузии вхождение в состав ПМР и даже предпринять «освободительный, антиэтнократический поход» на северо-запад Молдовы, например, на Бельцы (в ответ на атаки в 1992 г. армии и полиции Молдовы на Бендеры, Дубоссары и многие другие населённые пункты и стратегические объекты Приднестровья). В данной точке наших рассуждений, по-видимому, целесообразно задаться вопросом, а почему же, кроме района Бендер, а также Гагаузии (избравшей свой собственный автономный путь развития, но не в рамках ПМР), большинство расположенных на правобережье Днестра (бессарабских) городов, посёлков и сёл с этнически неоднородным и «по-доброму советским» населением, не особо «заразившимся» панрумынизмом и радикальным этнонационализмом, не присоединились к процессу активного сопротивления процессу румынизации и изменения цивилизационных ориентиров? Основываясь на воспоминаниях участников вооружённой борьбы начала 90-х годов за независимость Приднестровья, можно попробовать реконструировать такую базовую внутреннюю логику коллективного сознания и подсознания их единомышленников и возможных – потенциальных, но не состоявшихся – соратников по борьбе с силами этнократии и позорной общей смуты: они там – на основной части правобережья Днестра (кроме Бендер), в большей части северной и центральной Бессарабии (за исключением прежде всего Гагаузии и некоторых районов, населённых преимущественно этническими болгарами) – скорее всего не ощущали себя в полной мере «на своей, законной, Богом данной им во владение и распоряжение земле», а в значительной мере чувствовали себя как бы (исторически, но не юридически) «в гостях» у приютивших их (пусть даже и с давних времён) людей, которые ныне в принципе имеют право впадать в искушение гордыней и, соответственно, заслуживают в скором времени испытать на себе все последствия этого греха, а сами же они – представители местных бессарабских немолдавоязычных культурно-политических и/или этнических меньшинств, как и «необременённые обострённым этнонационалистическим сознанием» простые советские (или бывшие во всём по-настоящему советскими) молдаване, – должны, не прибегая к радикальным, жёстким методам «физического» противостояния, пока в основном приспосабливаться к новым обстоятельствам, шаг за шагом самоорганизуясь (например, создавая и развивая свои культурные общества, независимые аналитические и информационные центры, поддерживая близкие им по духу политические партии) и способствуя, по мере возможности, постепенному просветлению, прояснению сознания тех, которые «не ведают, что творят», будучи соблазнёнными и соблазняющими незрелые души сограждан. Становление приднестровской государственности как «вещи в себе» и одновременно «для себя», но ещё без должного осознания ею своей общедемократической и общецивилизационной роли, происходило в форме муниципальных и кантональных революций, схожих по своей природе с теми, что время от времени в XVIII и XIХ веках потрясали Францию, а Испанию – в XIX веке (в частности, в период революций 1854–1856 гг. и 1868–1874 гг.). В значительной мере их народная сущность сродни и революциям XVIII века в североамериканских колониях Британской Империи. Элементы подобных (муниципальных и кантональных) революций наблюдались на современной Украине в период революции 2004–2005 годов – как в её «оранжевом» компоненте (при выдвижении региональными и местными властями Галиции и Волыни «ультиматумов» центральным властям и отказе выполнять директивы Президента и правительства), так и в «бело-голубой», незавершённой, «абортированной» составляющей этой революции, в рамках которой наиболее показательным моментом было провозглашение в Северодонецке 28 ноября 2004 г. на «Всеукраинском съезде народных депутатов и депутатов местных советов всех уровней», представлявших главным образом Восток и Юг Украины, идеи создания Юго-Восточной Украинской Автономной Республики (с широкой бюджетной, хозяйственной и культурной автономией) в качестве противовеса разворачивавшимся революционным экспериментам «оранжевых сил» в Центре и на Западе страны[2]. Муниципальные революции 1989–1990 гг. в Приднестровье и их объединительный, кумулятивный эффект (выразившийся в создании ПМР) были своеобразным продолжением опыта и политических тенденций Парижской коммуны 1871 года – самоорганизации народа, оставленного на произвол судьбы своими прежними руководителями, центральной государственной властью. Но этот новейший опыт до сих пор, к сожалению, не был в такой же мере (как опыт событий 1871 г.) обобщен и привнесен в научный оборот и мировой общеполитический, исторический и философский дискурс. С политической, как и с цивилизационной, точки зрения эти революции в Приднестровье оказались успешными, ибо ПМР 2 сентября 2010 г. празднует своё 20-летие. А в социально-классовом аспекте (в среднесрочной перспективе) данные революции вновь показали мощный общий потенциал традиционных индустриальных слоёв трудящихся, но также и его пределы – нынешнюю неспособность этих сил предложить долгосрочную реалистичную альтернативу стратегии «свободного рынка» в её этатистски-бюрократическом обрамлении. В цивилизационном плане создание ПМР скорее всего является единственным успешным примером на постсоветском пространстве не только «выживания», но и дальнейшего развития «советского народа» на территории одной отдельно взятой «небольшой, но свободолюбивой республики» в той его форме, в которой факт его возникновения как «новой исторической общности людей» был в своё время официально провозглашён Генеральным Секретарём ЦК КПСС Л.Брежневым. В определённой мере подобная духовная и социальная общность сохраняется и на территории Беларуси (в условиях власти Президента А.Лукашенко), но даже там – при А.Лукашенко – в интерпретации исторических и цивилизационных корней белорусской государственности всё более заметными становятся этнонациональные акценты. Среди неудачных попыток повторения опыта ПМР следует указать действия Интерфронтов в Эстонии и Латвии в 1989–1991 гг. А возникшие в качестве ответа на национализм и «сепаратизм» центральных властей бывших союзных (и советских) республик три политически успешных (по крайней мере, на настоящий исторический момент) проекта создания независимой (хотя всё ещё и «непризнанной», как и исторический проект ПМР, широким международным сообществом) государственности на Южном Кавказе – в Абхазии, Южной Осетии и Нагорном Карабахе, характеризуемых на Западе как «сепаратистские» или как «ирредентистские», основывались – в отличие от ПМР – не на приверженности цивилизационным ценностям «единого многонационального советского народа», а апеллировали прежде всего к принципам исторической справедливости в отношении «титульной нации». То есть они являются главным образом результатом «классического» противостояния различного рода национализмов – малого (локального, пользуясь «географическими категориями имперского и советского прошлого») и большого (регионального) этноса. ПМР по сути в первозданном виде сохранила на локальной (или скорее региональной) почве распавшегося СССР мультикультурный, многонациональный советский («имперский») суперэтнос, провозглашённый в Преамбуле Конституции ПМР «многонациональным народом Приднестровской Молдавской Республики» при законодательном закреплении трёх равноправных официальных языков – молдавского, русского, украинского (статья 12). В условиях, когда на Западных Балканах практически не осталось и следов от «югославов» (хотя Дух Югославии не умер), а все бывшие югославы избрали для себя тот или иной этнонациональный «дом», в котором в настоящее время, к счастью, чаще всего уже находится место и для национальных, культурно-языковых и религиозных меньшинств, на берегах Днестра ситуация качественно иная. Там – в полиэтничной и мультикультурной ПМР – вовсе не обязательно определяться со своей этнической принадлежностью, даже вынужденно выбирая для себя дополнительное (наряду с приднестровским) гражданство – российское, украинское или молдовское. Приднестровцы в чём-то напоминают средневековых ромеев (жителей Византии) после падения Константинополя в 1453 г. – по духу, по готовности оставаться сами собой даже в самых неблагоприятных условиях. Но в отличие от ромеев, которым пришлось долгое время жить (и постепенно исчезнуть) без своей – пусть даже только автономной, вассальной государственности, приднестровцы свою государственность отстояли, сберегли. Им не потребуются долгие годы и столетия странствований по миру («рассеяния в диаспоре») для того, чтобы впоследствии восстанавливать государственность своего многонационального, но объединённого едиными коренными ценностями народа. Приднестровская государственность есть и будет. Вопрос лишь в том, в какой форме, в рамках каких региональных и геополитических союзов она будет сохранена и развиваться в дальнейшем. Как бы некоторые из теоретически возможных моделей окончательного определения статуса Приднестровья не представлялись «кощунственными» для самих приднестровцев или же для тех или иных политических сил Республики Молдова, общий спектр основных имеющихся институциональных вариантов решения данной проблемы (исключая из предлагаемого их перечня лишь «самые фантастические») выглядит так: 1. Прекращение существования приднестровской государственности. 1.1. Упразднение государственности ПМР и присоединение её территории на правах ряда муниципий к Республике Молдова («растворение» в ней). 1.2. Ликвидация государственности ПМР и раздел её территории между Молдовой (или представляющей её Румынией, в случае присоединения Молдовы к ней) и Украиной. 2. Автономный несуверенный статус Приднестровья. 2.1. В составе Республики Молдова на основаниях, аналогичных нынешнему автономному статусу Гагаузии. 2.2. В составе Республики Молдова в качестве особого экономического и культурно-политического региона, по образцу политико-правового статуса Гонконга и Макао в современном Китае. 2.3. В составе Украины (подобно Автономной Республике Крым). 2.4. В составе России (со статусом, аналогичным иным её субъектам федерации). 3. ПМР (наряду с нынешней Республикой Молдова) как полусуверенный субъект максимально децентрализованной конфедерации по образцу Боснии и Герцеговины. 4. Полусуверенный статус ПМР, под протекторатом одного или нескольких государств, вне рамок государственности Республики Молдова. 4.1. Под протекторатом России. 4.2. Под протекторатом Украины. 4.3. Под протекторатом России и Украины. 4.4. Под протекторатом России, Украины и Молдовы. 4.5. Под протекторатом России, Украины и ЕС. 4.6. Под протекторатом ЕС и НАТО. 5. «Замороженный» на неопределённое (или же на относительно чётко определённое, но продолжительное) время нынешний статус ПМР как «непризнанного», но реально существующего государства со всеми внешними формальными атрибутами и качественным содержанием суверенности. 6. Суверенный статус ПМР. 6.1. В основном суверенный статус в рамках кондоминиумапо образцу Андорры. (При этом осуществлять ряд символических суверенных функций могли бы в том или ином соотношении Россия, Украина и Молдова). 6.2. Суверенный статус «обычного» малого независимого государства по образцу Люксембурга. Приводя этот перечень возможных «форматов», следует обратить внимание на необходимость чёткого различения: 1) внешних политико-правовых форм, и 2) их содержательного политического и культурно-цивилизационного наполнения. Так, например, при определённых условиях теоретически (и практически) отнюдь не исключена возможность признания Западом независимости ПМР при установлении протектората над нею со стороны ЕС и НАТО. Для такого предположения достаточно, во-первых, вспомнить показательную эволюцию отношения США к албанским сепаратистам в сербском крае Косово и Метохия (от включения их организаций в список «опасных исламистских террористических структур» до признания «борцами за свободу и демократию»). Во-вторых, известна лёгкость, с которой некоторые политические деятели на территории стран СНГ, долгое время слывшие на Западе «автократами» и/или «ретроградами» и «безнадёжными постсоветскими консерваторами, ностальгирующими по существовавшим в СССР порядкам», вдруг оказываются в числе «молодых демократов»; ведь важнейшим критерием демократичности и легитимности политического режима очень часто попросту оказывается лишь степень отстранённости его лидеров от Москвы и особенно – готовности противопоставлять себя Русскому миру. В-третьих, общеизвестна лабильность, гибкость ценностных и идеологических позиций значительной части постсоветских элит, в частности, особо показательным в этом отношении является опыт геополитических и цивилизационных «маятниковых» колебаний и неожиданных «кульбитов» Л.Кучмы, В.Воронина, И.Каримова, К.Бакиева и окружения Б.Ельцина. Поэтому на Западе вполне обоснованно, исходя из имеющихся исторических прецедентов, могут ожидать политических «зигзагов», резких поворотов и от политических и хозяйственных элит Приднестровья, которых к этому могут начинать постепенно готовить. Пока ещё лишь чисто гипотетическая ориентация на такую «перезагрузку», на такой «заход с тыла» стала бы чуть-чуть более вероятной в случае некоторой идеологической радикализации молдавских коммунистов, которые, не исключено, снова могут прийти к власти в Республике Молдова. А приуменьшать степень недоверия и отторжения, которые испытывает Запад по отношению к коммунистам и посткоммунистам, не приходится. В частности, достаточно вспомнить одну из символичных и симптоматичных официальных резолюций, касавшихся коммунизма и «реального социализма», – принятую в 2006 г. большинством голосов Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Резолюцию «О международном осуждении преступлений коммунистических режимов». Конечно же, содержательные компоненты приведенной выше гипотезы при попытке их реализации на практике скорее всего представляли бы собой лишь мираж, одну из возможных «приманок для наивных», не более, ни в коей мере не некие контуры реалистичного варианта конкретной политики. Что же касается идеи воссоздания единого молдавского государства, то и она также многовариантна по своей возможной геополитической и цивилизационной направленности и по природе соответствующих концепций и проектов предполагаемых конкретных действий. Её реализация на практике может означать как возвращение всех составных частей такого единого государства в Русский мир, так и окончательное его отделение от Русского мира и, соответственно, вхождение в тот или иной мир его конкурентов или в (по видимому, пока лишь чисто теоретически возможный) мир его относительно нейтральных партнёров. Но возможен и вариант, связанный с приобретением таким государством «нейтральной», «переходной» природы – с превращением его в своеобразную «промежуточную зону» между двумя цивилизационными мирами (Западным/Латинским и Русским/Православным) в рамках единого европейского и евразийского пространства. Безусловно, точки зрения, взгляды на такое политико-правовое образование как единое молдавское государство, целостное видение данной проблемы в рамках той или иной общей картины мира у различных интерпретаторов анализируемых явлений и событий могут довольно сильно различаться. Для одних это – якобы универсалистское, наднациональное и надцивилизационное видение с интернационалистских «классовых» позиций или с космополитических позиций либерального фундаментализма; для других – чисто «государственническое видение», в рамках акцентирования интересов «своего собственного» (нынешнего или предполагаемого будущего общего) государства – или Молдовы, или Украины, или Российской Федерации, или Румынии; а для третьих – «цивилизационное видение» в рамках приоритетов своего культурного ареала, цивилизационного мира – либо Русского мира, либо Западного мира в целом или одного из его нынешних реальных или предполагаемых (часто расширительно трактуемых) компонентов – Панрумынского мира, либо же «промежуточного», «переходного», относительно нейтрального и толерантного по отношению к другим мирам «Молдовенистского» мира, хотя и с претензией на региональность и даже экспансию (на охват всей Бессарабии, Приднестровья, Буковины и возможно также румынской части исторической Молдовы), но по сути локального (и поэтому на практике трудно реализуемого) мира. Детально разработанная стратегами Запада модель единого государства Боснии и Герцеговины под де-факто политической и экономической эгидой Запада (ЕС и НАТО), осуществляемой в Боснии главным образом с целью удержания наиболее цивилизационно консервативной части сербов (в Республике Сербской) в рамках Западного мира, может быть вполне применимой и к условиям современной Молдавии – в данном случае для воссоздания единого (федеративного или конфедеративного) молдавского государства под эгидой Русского мира – прежде всего России и Украины (в чисто государственном аспекте) и при сохранении в ареале Русского мира не одного лишь Приднестровья и не только «неугомонных» и непокорных Гагаузии и болгарских районов Молдовы, но и основной части этнических молдаван – большинства православного народа Молдовы, который, хотя и (преимущественно с точки зрения языковой основы своей культуры) принадлежит к «латинскому политическому и культурному ареалу», но всё же, как отмечал в 2003 г. Папа Римский Иоанн Павел II, «находится на границе латинского и славянского миров»[3]. Входя при этом в мир восточно-христианской, православной цивилизации, молдавский народ стоит перед неизбежным выбором, который осуществляется (и будет осуществляться) по-разному различными его социальными слоями и группами. Существование цивилизационных и организационно-институциональных «линий размежевания» в культурно-политическом пространстве Молдовы неизбежно и естественно. Пока лишь остаётся открытым вопрос о том, каким будет в решающий момент соотношение сил между представителями различных противостоящих друг другу субъектов политического и цивилизационного процесса (и их блоков), находящихся по разные стороны естественных и искусственных «линий размежевания» (конечно же, с учётом «веса» разнообразных ресурсов, предоставляемых каждой из «внутренних сил» поддерживающими её «силами внешними»). Как и на Украине, это – по сути, выбор между: 1) сохранением принадлежности к «многоликому», многокомпонентному, «конфедеративному» Русскому миру, 2) созданием собственного «автокефального», самоуправляющегося мира, несколько «отстранённого» от Русского мира, но родственного и в основе своей довольно близкого и в перспективе (более или менее) дружественного ему, или же 3) «растворением» в иных мирах, «одноуровневых и однопорядковых» по отношению к Русскому миру. Историческая миссия (как важнейшая, направленная не только «вовнутрь», но и «вовне» данного социума высшая цель существования) современной приднестровской государственности многогранна и многоуровнева: 1. В отношении самого Приднестровья она заключается прежде всего в обеспечении достойных условий жизни народа, сохранении природной среды и поддержании нормального функционирования и развития народно-хозяйственного комплекса региона, в рамках которого непосредственно действует государственная власть ПМР. 2. По отношению к Молдове – помочь определиться, к какому политическому, хозяйственному и цивилизационному миру принадлежит её народ и в зависимости от этого выбрать соответствующие политико-правовые формы либо восстановления единого общемолдавского пространства, либо же окончательного не только территориального размежевания, но и исторического «развода» двух частей бывшей МССР. (Можно, конечно же, затягивать решение вопроса об окончательном определении, но это не снимает с повестки дня саму проблему необходимости внесения ясности во взаимоотношения Молдовы и Приднестровья и в судьбы их народов). Не случайно, поэтому Архиепископ Тираспольский и Дубоссарский Юстиниан (В.И.Овчинников) говорил: «И да поможет Всемилостивый Господь молдавскому народу не только совершить правильный выбор, но и суметь отстоять его перед лицом всех врагов – тайных и явных»[4]. 3. Миссия Приднестровья по отношению к соседней и «близкородственной» Украине. С ней Приднестровье тесно связано и исторически (до 1940 г. большая часть его входила в состав УССР), и географически (наличие довольно протяжённой общей границы), и с точки зрения «чистой» демографии (с учётом этнического состава населения и наличия у него конкретного официального гражданства): только граждан Украины среди граждан Приднестровской Молдавской Республики, официально признающей двойное гражданство (а фактически – даже множественное), насчитывается около 95 тысяч человек, а этнических украинцев в Приднестровье (по данным переписи 2004 г.) почти 160 тыс. (28,8% населения). При этом следует учитывать и такой важный (особенно для данного исторического момента) культурно-политический аспект, что абсолютное большинство проживающих на территории Приднестровья украинских избирателей, участвуя в выборах высших органов власти Украины, всегда поддерживало пришедшие ныне – в начале 2010 г. – к власти на Украине неэтнонационалистические политические силы. Приднестровье самим фактом своего существования напоминает властям и народу Украины об их принадлежности не только к Европе и единой Евразии (в которой Европа – лишь «полуостров»), но и к единому Русскому миру, который намного точнее, чем на русском языке, обозначается по-украински: «Руський Світ» (с одним «эс» – Руський), удачно оттеняя тот факт, что принадлежность к вечной Святой Руси не обязательно связана с этнической или языковой «русскостью». Приднестровье напоминает Украине об ответственности и за своих исторических собратьев, о необходимости элементарной порядочности по отношению к ним, а ещё лучше – солидарности с ними. 4. Миссия Приднестровья по отношению к России, о желании войти в состав которой на референдуме 17 сентября 2006 г. высказались 97,1% проголосовавших избирателей ПМР, – поддерживать духовное и общеполитическое неэгоистическое (не ограничивающееся чистым «экономизмом» и простым геополитическим расчетом) чувство ответственности России и россиян за все, хотя и неравновеликие, но равноправные и «одноуровневые» суверенные составляющие Русского мира, и за несуверенные, но также его неотъемлемые компоненты. 5. Миссия Приднестровья по отношению к Русскому миру в целом, в том числе к таким его «региональным» разновидностям (вариантам его практической реализации в условиях мультикультурных и мультиконфессиональных стран и регионов) как славяно-тюркский и православно-мусульманский стратегический цивилизационный союз, как, например, в Российской Федерации и в СНГ в целом, состоит в том, чтобы быть надёжным, верным и мудрым соратником в отношениях со своими собратьями-соратникам, и таким же надёжным и мудрым партнёром не только для своих надёжных стратегических партнёров, но и для временных «попутчиков», с пониманием, но без излишнего «попустительства» относясь к их («попутчиков») «мелким хитростям», например, двойным стандартам, и возможным иным проявлениям «беспринципности» и/или чрезмерного эгоизма. Приднестровье призвано помочь гражданам различных постсоветских государств найти для себя ответ на принципиально важный вопрос: «Существует ли в нашей душе (а, соответственно, и вовне) реальный, а не мнимый «русский мир», равнозначный (по своей типологической природе) таким мирам как французский, немецкий, иберо-американский, арабский, китайский, индийский, англо-американский и т.д.?», а государственно организованным составляющим Русского мира – яснее и тоньше ощутить свою принадлежность именно к этому миру как одному из равноправных и «одноуровневых» культурно-цивилизационных миров современного и вечного плюралистичного мира. Нынешний предстоятель Русской Православной Церкви Патриарх Кирилл неоднократно повторял слова преподобного Лаврентия Черниговского: «Россия, Украина, Беларусь – вместе мы Святая Русь!»[5]. Это именно так, в самом общем плане, в главных своих составляющих. Но при этом Святая Русь территориально также и там, где есть различного рода (даже автономные или полуавтономные) его иные территориально организованные составляющие, а тем более там, где есть государственно оформленные, подобно Приднестровью, сообщества граждан, духовно и культурно относящих себя к Русскому миру, к Руси. В более широком плане этот аспект миссии трансформируется в задачи в отношении православного (не только Русского) мира в целом. Как отмечает российский историк и политолог К.Фролов, «несмотря на то, что Приднестровье занимает совсем небольшое географическое пространство, в системе координат восточно-христианской цивилизации оно играет одну из ключевых ролей, занимает одно из важных мест»[6]. При этом, безусловно, для большинства постсоветских православных – россиян, украинцев (особенно с востока, юга и центра Украины), белорусов, а также для приднестровцев – православие – это не столько «исповедуемая вера», сколько «культурный маркер». То есть значение имеет не «воцерквлённость» как таковая, а пусть даже смутное, не совсем ясное, но в той или иной форме всё же присутствующее и проявляющее себя чувство приобщённости к Общему Духу, наличие общих, единых корней, единого «цивилизационного кода». 6. Миссия Приднестровья по отношению к международному сообществу в целом состоит в том, чтобы найти и «предъявить» действенную модель урегулирования межрегиональных и этнонациональных политических конфликтов, затушить очаг политической напряжённости в одном из геополитически очень важных регионов мира (в Причерноморье) и тем самым дать пример конструктивных подходов для их возможного применения к иным зонам конфликтов, во многом сходным по своей природе с Приднестровским, содействовать процессам урегулирования противостояний государств, народов и культур, полнокровно включиться в позитивные общемировые процессы. В мире немало есть политических лидеров и движений, считающих, что все вокруг им «должны» («задолжали», «обязаны»), при этом нередко таким силам удаётся заполучить в свои руки и рычаги осуществления государственной власти. ПМР и приднестровский народ не принадлежат к числу подобных эгоцентристов. Они знают, что никто из живущих на Земле ничего им не должен. Приднестровцы лишь обращаются к совести и здравому смыслу народов и их лидеров с призывом, по возможности, быть мудрыми, принципиальными, справедливыми и деятельностными. Совершенно ясно, что рассчитывать можно лишь на самих себя – на свою собственную мудрость, выдержку (терпение), силу воли и организованность, а также – на солидарность своих собратьев, солидарность не «вымученную», «выпрашиваемую и выпрошенную», а реальную, идущую изнутри, из сердца, от осознания единства судеб (народа, народов, землян). Уверенность в себе, в правоте своего дела исходит прежде всего из ощущения связи с Творцом, с Высшими Духовными Наставниками и Защитниками своего народа. Защищая ценности коллективного и индивидуального человеческого достоинства, противостоя многочисленным духовным и политическим «ловушкам» шовинизма, этнократии и исторического беспамятства, социальной и цивилизационной безответственности, избегая и преодолевая искушение стать иждивенцами и приживальцами в «чужом доме» иных стран, регионов и цивилизационных миров, Приднестровская Молдавская Республика с гордостью за героическое боевое и мирное трудовое прошлое своего народа и с уверенностью в его успешном настоящем и светлом будущем протягивает руку дружбы другим народам с надеждой на взаимопомощь, взаимопонимание и тесное сотрудничество во имя безопасного, мирного и счастливого будущего Европы, Евразии и всего мира. ***** [1] См.: Токвиль А. де. Демократия в Америке. – М.: Весь мир, 1996. – С. 157, 199-200, 204-237. [2] См.: Якушик В.М. Политические и цивилизационные аспекты украинской революции 2004–2005 гг. // ПОЛИТЭКС. (Политическая экспертиза). (СПб.). – 2006. – № 2. – С. 290, 294-295. (http://www.politex.info/content/view/218/30/). [3] Иоанн Павел II принял президента Молдавии. 28 ноября 2003 г. // http://www.newsru.com/religy/28nov2003/moldau.html [4] Юстиниан (Овчинников В.И.). Выбор один – вместе с Россией. // Россия в исторических судьбах молдавского народа. (К 350-летию миссии Молдавского Митрополита Гедеона в Москву). / Под ред. проф. Н.В.Бабилунги. – Бендеры: Полиграфист, 2009. – С. 25. [5] Выступление Святейшего Патриарха Кирилла на торжественном открытии III Ассамблеи Русского мира. 3 ноября 2009 г. // http://www.patriarchia.ru/db/text/928446.html; В центре Киева завершился концерт, посвященный 1020-летию Крещения Руси. 27 июля 2008 г. // http://www.patriarchia.ru/db/text/440439.html [6] Фролов К.А. Приднестровский регион в геополитической системе координат восточно-христианской цивилизации. // Россия в исторических судьбах молдавского народа. (К 350-летию миссии Молдавского Митрополита Гедеона в Москву). / Под ред. проф. Н.В.Бабилунги. – Бендеры: Полиграфист, 2009. – С. 148.