"Горбачеву я никогда, ни на секунду не верил"
О своем видении августовских событий 1991 года...
О своем видении августовских событий 1991 года читателям рассказывает протоиерей Димитрий Смирнов, настоятель храма святителя Митрофана Воронежского в Петровском парке, член Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви
Во время путча я был в Успенском Соборе Московского Кремля, участвовал в богослужении вместе со Святейшим Патриархом.
Когда мы узнали об этом событии, Патриарх Алексий сказал, что мы не будем поминать власть, как делаем обычно за каждой Литургией. Святейший отменил прошение о властях.
Как я видел августовские события тогда и сейчас? Могу сказать, что мое мировоззрение вполне сформировано, а вновь изменяющаяся ситуация в стране на него влияет мало.
Поэтому я не знаю, кто там что переосмысливает, я не философ и до сих пор у меня нет информации, что на самом деле произошло. Горбачеву я никогда, ни на секунду не верил, поэтому мне трудно придерживаться версий про Форос, про какие-то довоенные приёмники, которые оказались на вновь построенной даче… Это похоже на события 11 сентября в Нью-Йорке. В политике много вещей, о которых обыватели не информированы. Поэтому зачем гадать? Гадать я не люблю, шарлатанов и без меня полно.
Нельзя сказать, что случившееся в 1991 году меня не затронуло, это моя страна, мой народ, моя власть – и мне не безразлично, что происходит с ними. Но с точки зрения психологии, нужно напрячься, чтобы пережить такие события как личные – если, конечно, не был их непосредственным участником.
По поводу развала СССР. То, что это было сделано волюнтаристским путем, меня удручает. То, что президентом сделали алкоголика Ельцина, абсолютно не понимающего, что происходит, нелепо. Жалко, что в тот роковой год во власти не было человека, который смог бы взять страну в свои руки. Как всегда, много трусов… Так и сейчас: некоторым политикам я верю, некоторым частично, но на сто процентов не верю никому, потому что в политике без обмана нельзя.
Своим видением августовских событий 1991 года делится Юрий Васильевич Крупнов - председатель Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития
Когда 19 августа в столицу двинулись танки, я был в Москве. Я видел ввод танков, видел людей, которые были этим взбудоражены.
Позже я проводил все время у радиоприемника и телевизора. С каждым новым сообщением СМИ мне становилось все яснее, что всей душой поддержать ГКЧП я никогда не смогу. Понимал я также и то, что движение против ГКЧП было во много раз хуже. У тех людей, которые вышли на баррикады, была страшная иллюзия. Жалко погибших… Это была очень серьезная дезориентированность, и никакой сопричастности к тем, кто там был и выкрикивал лозунги о свободе и демократии, у меня лично не было.
На мой взгляд, главной причиной всех августовских событий явился тупик, в который власть попала в результате попыток остатков советских элит удержать Советский союз, сохранить ситуацию в стране в том состоянии, в которой она была.
Причина свершившихся событий крылась в отчаянной попытке старого режима как-то противостоять разрушительным силам, чтобы сохранить Союз. Причем Союз не только как конкретное государство, в виде определенного набора 15-ти союзных республик, а и как форму присутствия мира и цивилизации. Надо признать, что речь шла не о формальном сохранения Союза и не о своем куске собственности, а о сохранении российской цивилизационной идентичности. Пусть и в специфической форме некоего постсоветского, довольно странного, общества.
Мне уже тогда, в августе 1991-го, стало понятно, что рвущиеся во власть группировки не остановятся ни перед чем, что и подтвердилось в октябре 1993 года.
Неадекватность введения тех же танков и войск в Москву вызвала вполне понятное возмущение населения, реакция людей была оправданной, но с политической точки зрения это был самообман. Танки в центре Москвы окончательно развеяли мои иллюзии о том, что возможно какое-то более-менее мирное, нормальное восстановление или хотя бы удержание ситуации.
Каков итог всего этого? Мы, по сути, не выбрались из тех дней, и похвастаться нам нечем.
Тогда, с одной стороны, наблюдалась неспособность старого правящего класса хоть как-то поддержать страну и ее мощь, а с другой – к власти рвались энергичные политические силы, которые действовали исключительно в своих частных интересах: ситуация в стране была им просто подспорьем, чтобы оказаться у руля государства.
Мы и сейчас видим практически то же самое. Часть элиты хочет добиться власти любой ценой, и при этом предложить стране что-то толковое они не могут. Другая часть элиты стремится усилить свое влияние с помощью критики первых, и это тоже не несет России ничего созидательного. Хоть кто-то должен думать о стране…
19 августа 1991 года – это был знак отсутствия той политической силы, которая должна воспроизводить историческое традиционное движение России. Это было в каком-то плане повторение ситуации лета 1917-го года. Когда, с одной стороны, нажимали февралисты, которые уж точно не имели представления об исторической цели России, а с другой стороны, напирали крайние левые, которые на первом этапе тоже боролись исключительно за власть. В нынешней ситуации мы опять не породили субъекта, который был бы достаточно мощным и имел бы необходимые ресурсы для борьбы за власть в интересах развития России.
О своем видении августовских событий 1991 года рассказывает протоиерей Александр Ильяшенко
Я помню, как в этот день (19 августа 1991 года) с утра объявили по радио, что в связи со сложившейся в стране ситуацией создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В числе прочих в него вошли все силовые министры – министр обороны, министр внутренних дел, председатель КГБ и т.д.
Поскольку для большинства людей было ясно, что страна катится к развалу, некоторые надежды на то, что эти люди сумеют удержать страну, проявив твердую власть, присутствовали.
Однако вскоре стало очевидным, что все происходящее – просто фарс. Первым признаком этого оказался для меня лично крестный ход, который был запланирован как раз на 19 августа – праздник Преображения. По заранее согласованному маршруту он должен был проходить по территории Кремля.
И что удивительно, несмотря на экстренные события, мы без каких-либо препятствий вошли в Кремль, отслужили молебен и уже на обратном пути увидели на улицах Москвы военную технику. Все это говорило о какой-то несерьезности происходящего, что в скором времени и подтвердилось.
Сложившаяся ситуация поразительно напоминала мне сцену из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита», когда Коровьев предложил Иванушке вместе крикнуть «Караул», но сам только открыл рот, поставив Ивана Бездомного с его одиноким криком в несуразное положение.
Так же получилось и с ГКЧП. Я могу предложить, что имел место некий заговор, при подготовке которого членам ГКЧП было даны определенные обещания, которые выполнены не были. Просто так столь ответственные государственные лица не стали бы участвовать в заведомо провальной операции, понимая, что они лишатся своих постов, а может быть, и свободы.
Почему произошел август 1991 года?
Как известно, один из законов современного бизнеса (да и не только современного) – это уничтожение конкурентов. Советский Союз на тот момент был конкурентоспособен. За годы, не вполне справедливо названные застойными, в спокойной обстановке интенсивно развивались и наука, и производство, и промышленность, и социальная сфера. В области авиационной техники, в том числе гражданской, Советский Союз выходил на самые передовые мировые рубежи.
Такого «конкурента» нужно было «зарубить». Фарс, свидетелем которого мы стали в августе 91 года, привел только к еще большему развалу нашего государства.
Здоровых сил, которые могли бы удержать страну, катившуюся к пропасти, не нашлось.
Конечно, коммунистическая идеология себя полностью исчерпала. Еще за несколько лет до краха КПСС должна была найти в себе силы дать свободу Русской Православной Церкви и другим традиционным конфессиям в сфере духовной, а в сфере экономической – свободу крестьянству и кооперации в сельском хозяйстве, а в промышленности – частному предпринимательству.
Вместо того, чтобы сохранить за государством те отрасли экономики, которые категорически должны быть государственными, например, топливно-энергетический комплекс, добывающая, тяжелая промышленность – экономику просто пустили на самотек, а лучше сказать, на разграбление. Ни в коем случае нельзя было отдавать эти отрасли в частные руки.
Вот мелкое предпринимательство, безусловно, может быть частным. Да и вообще границы между частной и государственной собственностью должны быть очень подвижными, и устанавливать их является делом экономистов высокого класса. Однако эти границы должны быть определены, исходя из общих интересов. В России же государство полностью сняло с себя ответственность за регулирование экономики. Это в корне неправильно. В результате наша авиационная промышленность, например (а до рукоположения прот. Александр Ильяшенко работал как раз в этой области, в Курчатовском институте, – прим. ред.) так и не вышла на международный уровень. Так же обстоит дело и в других отраслях.
То, что является национальным достоянием, попало в частные руки.
Испортили и растащили.
Подготовили: Елена Тюлькина, Елена Вербенина, Наталья Смирнова