Их сдружило Аральское море

К 200-летию со дня рождения Тараса Григорьевича Шевченко

Даже при беглом знакомстве с хронологией творчества Тараса Григорьевича, обращаешь внимание на полуторагодичный период удивительной продуктивности Кобзаря: вторая половина 1848 – 1849 годы. За это время созданы знаменитые поэмы «Царі», «Титарівна», «Марина», «Сотник», написано около семидесяти стихотворений, среди них те, которые можно по праву назвать лучшими в поэзии Шевченко: «Ну що б, здавалося слова...», «Якби зустілися ми знову», «І виріс я на чужині», «Швачка», «У тієї Катерини…», «Заступила чорна хмара…», «У нашім раї на землі», «І золотої й дорогої…». Список можно продолжить.

Как же это удалось ссыльному Шевченко, которому к тому же (по весьма распространённой версии) запрещалось писать и рисовать? Этот поистине золотой период в творчестве Тараса Григорьевича стал возможен благодаря русскому мореходу Алексею Ивановичу Бутакову. О нём Шевченко писал Варваре Репниной: «Это мой друг, товарищ и командир…» Кем же был человек, которого всю жизнь с благодарностью вспоминал украинский поэт?

Один из морской династии

Дворянский род Бутаковых известен с середины XVII века. «Честно и грозно» служил он Отечеству на суше и на море, дав российскому и советскому флоту более 120 моряков, в том числе, 19 адмиралов. Одним из представителей морской династии и был Алексей Бутаков.

Родился он 19 февраля 1816 года [1] (то есть, был двумя годами моложе Тараса Шевченко) в Кронштадте в адмиральской семье. Отец часто брал мальчика в плавания, прививая любовь к суровой и романтической жизни моряка. Не удивительно, что в 12 лет Алексей уже учился в петербургском Морском кадетском корпусе. Здесь гардемарин Бутаков в совершенстве овладевает основами навигационного искусства, становится одним из лучших российских яхтсменов.

После окончания Морского корпуса мичман Бутаков служит на кораблях Балтийского флота. Матросы любили его за простоту в общении, человечность, искреннюю заботу о подчинённых и слушались с первого слова.

Не чужда Алексею Ивановичу была и литературная деятельность. Безупречно владея несколькими европейскими языками, он переводит произведения Франсуа Мариета и Чарльза Диккенса. Многие петербургские издания печатают его оригинальные статьи, а «Библиотека для чтения» публикует повесть Алексея Бутакова «Три яхты».

В 1840-42 годах старший лейтенант Бутаков участвует в своей первой кругосветной экспедиции по маршруту Кронштадт — Петропавловск-Камчатский — мыс Горн — Кронштадт. Трудный поход стал великолепной школой для будущего исследователя «белых пятен» Востока.

По личной рекомендации знаменитого русского мореплавателя адмирала Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена в начале 1848 года Бутакова назначают руководителем научной экспедиции на Аральское море для исследования и гидрографического описания водных просторов Средней Азии. 5 марта 1848 года Алексей Иванович прибывает в Оренбург и начинает подготовку к переходу через пустыню к берегам Арала. Здесь же он обращается к генерал-губернатору Обручеву с просьбой откомандировать в расположение экспедиции в качестве художника и чертёжника рядового Отдельного Оренбургского корпуса… Тараса Григорьевича Шевченко. Согласие губернатора было получено и уже в мае путешественники выступили в 800-километровый поход к форту Раим, расположенному в устье Сырдарьи.

Караван был внушительным: 1500 подвод, перевозивших узлы и детали разобранных для перехода шхун, 3000 вьючных верблюдов с поклажей экспедиции, провиантом, пресной водой и прочим. Вместе с погонщиками, пехотной ротой, уральскими казаками (необходимая зашита от озоровавших банд из Хивинского ханства) на марше было около тысячи человек!

Тарас Шевченко предпочитал идти пешком в авангарде колонны, преодолевая 20-25 километров ежедневно. На ночь ему давал приют в своей походной кибитке штабс-капитан Алексей Макшеев, географ, командированный из Санкт-Петербурга.

Позднее Макшеев так вспоминал те долгие переходы и свои вечерние разговоры с Тарасом Григорьевичем: «Весь поход он (Шевченко) проделал пешком, отдельно от роты. Он был веселым и, очевидно, очень довольным привольем степи и переменой своего положения. Походная обстановка его нимало не подавляла. Он много мне рассказывал о себе, но никогда не касался политических тем». Память Шевченко также сохранила немало деталей похода — впоследствии они ожили на страницах повести «Близнецы». На привалах он рисовал. Среди сохранившихся работ — пейзажи пустыни Каракумы, портреты путешественников.

К открытиям сквозь шторма

После 39-дневного перехода, прошедшего без особых приключений, экспедиция прибыла к пункту назначения — Раимскому укреплению. Матросы собрали доставленные сюда в разобранном виде шхуны и распустили паруса.

Готово! Парус розпустили,
Посунули по синій хвилі
помеж кугою в Сирдар’ю
Байдару та баркас чималий.
Прощай, убогий Косарале.

За двое суток успешно миновав отмели сырдарьинских лиманов, вышли на морской простор.

Перед путешественниками раскинулось невиданное ранее европейцами Аральское море. Это ныне «стараниями» человека оно превратилось в несколько сверхсолёных высыхающих луж, а тогда Аральское море простиралось с северо-востока на юго-запад почти на 450 километров, ширина его доходила до 300 километров. В него несли свои воды две громадные реки — Амударья и Сырдарья. Аральское море отличалось бурным и непредсказуемым нравом, что сполна испытали впоследствии исследователи.

Флотилию Бутакова составляли две вместительные шхуны — «Константин» и «Николай», а также вспомогательный транспорт «Михаил». Тарас Шевченко шёл на шхуне «Константин», которой управлял Бутаков; экипаж судна состоял из 27 человек. Разместился поэт в офицерской каюте вместе с Алексеем Ивановичем, штабс-капитаном Макшеевым и ещё тремя спутниками. Жили дружно, общими радостями и невзгодами путешествия. В редкие минуты отдыха с удовольствием пели русские и украинские народные песни, беседовали о литературе, слушали новые стихи Тараса Григорьевича, вспоминали петербургских знакомых, изучали труды по востоковедению…

В задачи Шевченко входило составление контуров береговой линии, графическая фиксация рельефа и особенностей побережья, вычерчивание карт, выполнение рисунков растений местной флоры. И конечно, вместе с другими членами экипажа — бороться за живучесть судна в бушующем море. А шторма бывали такие, что и три якоря не могли удержать шхуну! Кроме того, отправляясь на шлюпках к берегу для проведения исследовательских работ, члены экспедиции должны были быть в полной боевой готовности, ибо эпизодически происходили нападения конных отрядов хивинцев.

Алексей Бутаков вёл дневник, по записям которого можно представить будни Аральской экспедиции. Вот лишь один эпизод драматических событий 8-9 сентября 1848 года. Дело было так. Макшеев вместе с прапорщиком Акишевым, художником Шевченко и несколькими матросами высадились для исследований на необитаемый остров Барса-Кельмес. Запаслись продуктами и пресной водой на два-три дня, разбили палатку и приступили к работе. А ночью разыгрался сильнейший шторм, продолжавшийся трое суток. Что в это время происходило со шхуной «Константин» никто не знал. Если она серьёзно повреждена или затонула во время шторма, команда Макшеева обречена на смерть. И тогда штабс-капитан решается на отчаянный поступок: отправить на поиски «Константина» шлюпку с двумя матросами. И тут, о чудо! «робинзоны» увидели в море яркие огни, это Бутаков зажёг фальшфейеры — специальные пиротехнические сигнальные устройства. В ответ на берегу развели костёр.

«Каждую минуту я ждал, что меня сорвёт с якорей и вышвырнет на каменистый берег, — писал в дневнике Бутаков. — Ночь была изнурительна и положение настолько критическое, что я уже вспоминал описания морских катастроф и раздумывал, из чего сделать плот, чтобы в случае беды дойти до Сырдарьи, забрав тех, кто остался на Барса-Кельмесе». Слава Богу, всё обошлось.

 Неизведанные земли — вдохновенные стихи

По свидетельству сотоварищей, Шевченко не придавал большого значения ни трудностям, ни частой перемене мест. Главными для него были новые впечатления, возможность беспрепятственно писать и рисовать. Кроме поэтических произведений он создаёт десятки пейзажей, множество рисунков из походной жизни, быта местного населения. Понимая состояние поэта, Алексей Бутаков предоставляет другу самые благоприятные условия для работы и творчества.

Проработав до конца сентября в северной части Аральского моря, экспедиция выбирает для зимовки пустынный остров Кос-Арал (из-за высыхания моря этого острова уже давно в природе не существует).

Несмотря на суровые условия быта, для Тараса Шевченко это были месяцы плодотворного литературного творчества. Тут, на Кос-Арале, им написано около 50 поэтических произведений. Настроение и мысли поэта, по-моему, очень точно передают эти строки:

Мов за подушне, оступили
Оце мене на чужині
Нудьга і осінь. Боже милий,
Де ж заховатися мені?
Що діяти? Уже й гуляю
По цім Аралу; і пишу.
Віршую нищечком, грішу,
Бог зна колишнії случаї
В душі своїй перебираю
Та списую; щоб та печаль
Не перлася, як той москаль,
В самотню душу. Лютий злодій
Впирається-таки, та й годі.

Осень, тоска, скука… Ну и конечно, москали…

С мая по сентябрь следующего, 1849 года, экспедиция ведёт исследования южных берегов моря и поздней осенью возвращается в Оренбург, имея уникальные научные наработки. Действительно, колоссальный объём работ выполнила Аральская команда Бутакова, исследовав 64000 квадратных километров площади моря, открыв новые острова, обнаружив залежи каменного угля, впервые решив в этом регионе важнейшие морские, геологические и картографические задачи. При этом Тарас Григорьевич создал сотни чертежёй и рисунков, которые наглядно отражали проведенные исследования. Фотографии-то ещё не было на вооружении у первопроходцев!

Результаты экспедиции были высоко оценены в научных кругах не только России, но и всей Европы. За открытие многих островов и создание первой карты Аральского моря Алексей Бутаков был награждён орденом Св. Владимира IV степени, он избирается действительным членом Императорского Русского Географического Общества. Используя всеобщее признание, Алексей Иванович стремится, во что бы то ни стало, помочь другу Тарасу. Он подаёт рапорт оренбургскому губернатору Обручеву с просьбой присвоить рядовому Шевченко «за заслуги в создании карты и альбома рисунков» Арала звание унтер-офицера. Это значительно бы облегчало жизнь поэта и давало хороший шанс на освобождение из ссылки. Покладистый Владимир Афанасьевич Обручев не возражал.

Однако судьба распорядилась иначе.

Оренбургские будни

В Оренбурге Бутаков ищет для Тараса Шевченко приличное жильё, где бы поэт мог спокойно заниматься обработкой картографических материалов. Приемлемым оказался вариант поселения Тараса Григорьевича в частном доме Фёдора Матвеевича Лазаревского, холостяка, чиновника Оренбургской пограничной комиссии. Шевченко быстро сошёлся с гостеприимным хозяином и, как впоследствии вспоминал последний, они «зажили, что называется, душа в душу». Часто устраивали весёлые вечеринки (бывало, и до утра!), на которые захаживали Алексей Бутаков, адъютант губернатора капитан Карл Иванович Герн, прапорщик Поспелов (помощник Бутакова по экспедиции) и другие.

Вот как об этом вспоминает Фёдор Лазаревский: «Пили чай, ужинали, пели песни. Тарас с моряком Поспеловым иногда прохаживались по чарочкам... устраивались вечера с дамами, причем неизменной подругой Тарасовой была татарка Забаржада, замечательной красоты». Отмечались и кулинарные способности Кобзаря — «собственноручно зажаривал превосходный бифштекс».

И ещё одна цитата из воспоминаний Лазаревского  («Киевская Старина», 1899, № 2): «Вообще говоря, в короткий период своего житья-бытья в Оренбурге Тарас Григорьевич был обставлен превосходно. Образ жизни его ничем не отличался от жизни всякого свободного человека. Он только числился солдатом, не неся никаких обязанностей службы. Его, что называется, носили на руках. У него была масса знакомых, дороживших его обществом, не только в средних классах, но и в высших сферах оренбургского населения: он бывал в доме генерал-губернатора, рисовал портрет его жены и других высокопоставленных лиц».

Неплохо для ссыльного!

В письме от 14 ноября 1849 года княжне Варваре Николаевне Репниной Шевченко признаётся: «Вы бы уже во мне не узнали прежнего глупого восторженного поэта, нет, я теперь стал слишком благоразумен… я сам удивляюсь своему превращению, у меня теперь почти нет ни грусти, ни радости, зато есть мир душевный, моральное спокойствие...».

Cherchez la femme

Однако вскоре «моральное спокойствие» Тараса Григорьевича было нарушено. Да ещё как!

Выше мы вспоминали капитана Герна, с которым сдружился Шевченко. Тарас Григорьевич, бывало, ночевал у гостеприимного офицера, писал портрет его супруги — красавицы Софьи Николаевны. И, судя по материалам некоторых исследователей, был тайно (а может, и не тайно) влюблён в Софью.

И тут некстати появляется в гарнизоне 20-летний смазливый прапорщик Николай Исаев. Увы, Софья увлеклась юным сердцеедом! Да так, что по городу поползли слухи об их романе. Терзаемый обидой за друга (или снедаемый ревностью?) Тарас Григорьевич решает открыть Герну глаза на неверность жены. Лазаревский, как мог, отговаривал Шевченко от такого поступка:

— Не твоё дело мешаться в семейные дрязги. Помни, Тарасе, что ты солдат, а Исаев, хоть и плюгавенький, да офицер, и если через тебя что-нибудь откроется, то ты думаешь N. N. (то есть, Герн – П. Б.) подякуе тоби? Есть вещи, про которые лучше не знать.

Но Тарас Григорьевич не унимался. Он начал следить за капитаншей, а «в пятницу на страстной неделе, — вспоминает Лазаревский, — Тарас прибежал ко мне с торжествующей физиономией.

— Накрыв! Доказав! N. N. со двора, а он в форточку, а я следом за N. N., вернув его додому да прямо в спальню…»

Разразился грандиозный скандал. Мстительный Исаев строчит два доноса — губернатору Обручеву и в III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии: приказание Государя в отношении ссыльного Шевченко не выполняется, а начальство этому попустительствует.

Губернатор попытался неприятную историю спустить на тормозах. Однако… Вот, что пишет Лазаревский: «Ко мне приезжали знакомые и передавали, что Обручев высказывался перед своими приближенными об Исаеве в таких выражениях: «Мерзавец! Подлец! Но… что будешь делать? Я уверен, что этот негодяй и на меня послал донос. А в Петербурге я никого не имею за плечами, я, как Шевченко, человек маленький».

В результате губернатор Обручев (юный герой Отечественной войны 1812 года, победоносный командир польской и других военных кампании!) получил крепкий нагоняй, а вскоре вообще был смещён с должности. Бутаков отстранён от руководства экспедицией, Шевченко переведён в отдалённый гарнизон на полуостров Мангышлак.

А супруги Герны?.. Они помирились. Карл Иванович дослужился до генеральского чина, Софья Николаевна родила ему четырёх детей и прожила со своим мужем более тридцати лет до самой его кончины.

Последняя встреча

Следующая (и последняя) встреча Тараса Шевченко со своим морским командиром произошла лишь восемь лет спустя. 10 марта 1858 года. Случилось это на почтовой станции города Владимира при возвращении Тараса Григорьевича из ссылки. Бутаков же вместе со своей супругой художницей Ольгой Николаевной в очередной раз отправлялся на Аральское море для продолжения исследований.

Встреча была недолгой, но трогательной. Тарас Григорьевич называл Алексея Ивановича своим «спасителем». Впоследствии украинский Кобзарь рассказывал брату Варфоломею: «Сам Господь послал мне спасителя. Без Бутакова я бы погиб».

В Петербурге Тараса Шевченко ждала всероссийская слава, звание академика, работа над учебником украинского языка и… фатальная неустроенность личной жизни.

К началу 1861 года у поэта резко обострились болезни сердца и печени, мучил ревматизм. Тарас Григорьевич страстно желал весной поехать на Украину. Он был убеждён, что там обязательно поправится. Утром 10 марта (на следующий день после своего 47-летия) Шевченко попросил слугу, закреплённого за ним Императорской академией художеств, помочь ему одеться и спуститься в мастерскую. Тяжело ступая, — вспоминают очевидцы, — поэт сошёл по ступеням лестницы, на пороге мастерской охнул и упал…

Диагноз врачей — грудная водянка, вызванная, по мнению Николая Ивановича Костомарова, «неумеренным употреблением горячительных напитков».

На отпевании Тараса Шевченко присутствовали Достоевский, Тургенев, Некрасов, Лесков, Салтыков-Щедрин…       

Алексей Иванович Бутаков пережил своего украинского побратима на восемь лет. Последние годы жизни служил он на Балтике, занимаясь, в составе Государственного технического комитета, развитием пароходства в Российской Империи. Осенью 1868 года Бутаков серьёзно заболел, выехал для лечения в немецкий город Швальбах и там скончался 28 июля 1869 года в возрасте 53 лет.

Память о дружбе поэта и морехода хранят (точнее, хранили) просторы Арала: именем Алексея Бутакова был назван мыс острова Барса-Кельмес, а одному из островов в дельте Сырдарьи присвоено имя его друга — Тараса Григорьевича Шевченко. Как отмечалось выше, этих объектов уже не существует ни в природе, ни на карте.

Слава Богу, людская память долговечнее географических названий. Вот и мы ещё раз вспомнили о том, что не будь той дружбы, скреплённой ветрами и бурями Аральского моря, не прояви русский морской офицер Бутаков (с риском для собственной карьеры) живого участия в судьбе поэта, и сокровищница украинской поэзии могла бы не досчитаться многих своих творений.

P. S. Автор выражает признательность историку Александру Сергеевичу Новикову за помощь в подготовке этой статьи.

Примечания

1. Даты даются по Григорианскому календарю (новому стилю).

Павел Баулин,
член Союза писателей России,
народный депутат Украины 3-го созыва