"К-19" снова в походе

Теперь уже на экранах мирового кино, и рассказывает о мужестве русских подводников

Среди фильмов, которые накануне Дня Победы напомнили нам советское время, особый интерес представляет "К-19" – об аварии, которая произошла 3 июля 1961 года в Северной Атлантике на советской ракетной атомной подводной лодке. Снятый американцами, он вызвал и продолжает вызывать до сих пор полемику у россиян о степени достоверности сюжета. Как же все происходило на самом деле? Рассказывает участник той трагедии – в то время молодой лейтенант, а нынче капитан I ранга в запасе Глеб Богацкий, прослуживший на подводном флоте России с 1954 по 1991 годы.

Почти вся моя морская жизнь, рассказывает он, прошла на первой советской атомной стратегической подводной лодке К-19. Я поднимал на ней в 1960 году государственный флаг, и я же спускал его ровно через 30 лет. 18 июня 1961 года К-19 вышла на специальное задание, имея на борту три баллистические ракеты. 4 июля на ракетоносце началась авария сродни той, что произошла на Чернобыльской АЭС.

В 4 часа 15 минут на центральный командный пункт корабля поступил тревожный доклад о том, что в первом контуре атомного реактора правого борта давление упало до "0". В результате такой "гипотонии" не производилось охлаждение реактора, и он стал резко разогреваться. Вместе с температурой начал повышаться и радиационный фон.

Инструкция рекомендовала в таком случае начать охлаждение с помощью воды, но конструкция аварийной системы охлаждения этого не предусматривала. Как быть? Риторический вопрос вмиг превратился для нас в вопрос жизни и смерти – неуправляемая ситуация наяву превращалась в неуправляемую цепную реакцию. Ее мощь могла легко превзойти "Хиросиму". Во избежание теплового взрыва надо было подвести воду для охлаждения корпуса реактора раньше, чем начнется "плавление активной зоны".

Проанализировав ЧП, командование подлодки приняло решение. Академик Александров позже расценил его как нестандартное и единственно верное. Нет смысла сейчас вдаваться во все технические подробности, но офицеры и матросы К-19 сумели подать воду на охлаждение реактора, и тем самым избежать теплового атомного взрыва. Цена этого – 8 человеческих жизней.

Группа электромехаников, которыми руководил капитан-лейтенант Михаил Красичков, вошла в реакторный отсек со сварочными аппаратами и за полтора часа создала нужную систему. Каждый из них знал, что получит дозу облучения, во много раз превосходящую смертельную, но каждый пошел к разбушевавшемуся реактору мужественно, без паники. Выполнив до конца свою задачу, они один за другим умрут в течение 10 дней. Можно представить, что излучали их тела, если многие другие члены экипажа "фонили" до 10 рентген.

Меня часто спрашивают, что я чувствовал во время той экстремальной ситуации, как вели себя мои сослуживцы? Думаю, недаром говорят: самая большая плотность героизма на душу населения – у подводников! И это естественно. В случае, как говорится, нештатной ситуации, весь личный состав субмарины превращается в единый организм, где буквально от каждого матроса зависит судьба корабля и всего экипажа. Именно поэтому моряки столь трепетно воспринимают чувство морского побратимства, именно поэтому остро хранят закон: сам погибай, а товарища выручай!

Как показала жизнь, матрос во время пожара начнет задраивать люки, обрекая на смерть скорее себя, чем друзей. А вообще в экстремальной ситуации, знаю по себе, человек превращается в некоего робота, выполняющего свои обязанности почти на подсознании. Ведь в поход ни один матрос просто так, наспех обучившись, не уйдет. Все должностные действия любого члена экипажа на берегу отрабатываются до автоматизма. Во всяком случае, так было во времена моей службы. В этом и заключается профессиональное мастерство, слаженность команды корабля, что позволяет в любой ситуации бороться за его живучесть до конца даже в самом безвыходном положении.

У моряков особое отношение к слову "надежда". Она не только умирает последней, но и определяет при чрезвычайных обстоятельствах дух каждого члена команды. Еще раз хочу подчеркнуть: на подводной лодке в момент самой аварии никто не думает лично о себе – о состоянии, в каком он находится, о том, что нужно спасаться. Каждый делает то, что положено по должности, старается помочь товарищу. Скажем, во время ликвидации аварии на К-19 из реакторного отсека выносили уже "раздутых" от радиации и жары людей, а на смену им заступала другая группа людей. И никакой паники, никакого страха.

Это уже потом люди начинают осмысливать случившееся. Я, например, во время аварии начал понимать реальность после всплытия корабля на поверхность, когда ядерная стихия была укрощена. Лишь потом начал осознавать, что наши ребята – герои, ибо спасли от атомного взрыва не только корабль, но и Северную Атлантику.

А как же ведут себя облаченные высокой властью? Всплыв, мы запросили помощь, так как до ближайшего порта было более трех суток пути. Через несколько часов к нам подошли две советские подлодки и приняли на борт экипаж "Хиросимы", как потом прозвали К-19. Уровень радиационного загрязнения лодки превышал безопасные нормы в сотни раз.

Однако представьте себе: по прибытию на базу в город Полярный контр-адмирал из политуправления Бабушкин устроил выволочку командиру и всему личному составу К-19. Смысл упреков сводился к тому, что экипаж должен был умереть, но остаться на атомоходе. И это притом, что потерпевший аварию ракетоносец был отбуксирован в порт приписки. Благо пыл высокопоставленного политуправленца вскоре остудил командующий флотом, взяв под защиту команду корабля.

В течение последующих шести месяцев мы ежедневно занимались дезактивацией К-19. В 1963 году атомный ракетоносец после модернизации снова вернулся в боевой строй, войдя в состав Северного Флота. И мы все были искренне рады этому. Большинство из прежнего личного состава добровольно продолжило свою службу на нем.

А вот цинизм контр-адмирала навсегда остался в моей памяти. И чем-то напоминает ситуацию при спасении экипажа затонувшего "Курска". Равно, как и технические возможности. Те 8 ребят-героев, вошедших в реакторный отсек К-19, прежде всего, столкнулись с отсутствием полноценных средств защиты, которые оказались мало пригодными в экстремальной ситуации. Во-первых, стекла-"очки" от жары запотевали, и сквозь них ничего не было видно. Во-вторых, от той же высокой температуры резина маски плавилась и прилипала к лицу, создавая жуткую боль. Спасатели вынуждены были срывать маски и работать без них. Да, проявили героизм и мужество, но почему они постоянно должны компенсировать безответственность и пренебрежение к нам тех, кто принимает властные решения?!

Фильм "К-19", на мой взгляд, удался и сравним с такими картинами как "Летят журавли", "А зори здесь тихие". Он не столько рассказал о трагизме ситуации и самоотверженности моряков, сколько стал реквиемом погибшим героям. Тем не менее, надо признать, что вокруг этой картины еще до выхода разгорелся спор. В содержании первого сценария фильма допускались вольные трактовки произошедшей трагедии, которые извращали реальность, оскорбляли честь живых и память погибших. После встречи группы ветеранов К-19 с авторским коллективом фильма многое удалось изменить. И все же в фильме есть надуманные ситуации, искусственные интриги. Потрясенный искренней игрой актеров, я не имею желания вдаваться сейчас в досадные сюжетные упущения, но хочу подчеркнуть: на К-19 не было противостояния командира и его старшего помощника, на чем построена интрига фильма.

Однако я при этом во многом разделяю удивление Кэтрин Бегелоу, американского режиссера, снявшего фильм. Говоря об экипаже К-19, она сказала: "Это прекрасные люди, горячо любящие свою страну. Если бы я была русской, то гордилась бы ими. Часто во время съемок думала: ну почему я, а не русский режиссер взялся за этот фильм?". А и в самом деле: почему?