Каннальи: от французских лесбиянок
до украинского диверсанта
Грандиозный Каннский МКФ увенчался не менее великим компромиссом в распределении наград. 26 мая с. г. всегда как-то лукаво улыбающийся Стивен Спилберг — председатель главного жюри 66-го КМКФ — вместе с коллегами огласил свое решение. Оно оказалось не слишком (бес)спорным. Как отцу и сыну (нынче мужики тоже носят), так и всем сестрам досталось по серьгам.
Банальнейшая по сюжету и языку буржуазная мелодрама о подмене в роддоме младенцев «Каков отец, таков и сын» (Like Father, Like Son) японца Кореэду Хироказу почему-то удостоилась специального приза жюри, и с этим согласиться трудновато. Вполне рядовое кино для массовой публики.
Зато награждение призом за лучшую мужскую роль 77-летнего Брюса Дерна за участие в фильме «Небраска» Александра Пейна оспорить трудно. Настолько органично и трогательно актер — патриарх голливудского кино синтезировал маниакальную «американскую мечту» своего героя о миллионе долларов с его же возрастным «альцгеймером».
Качели качеств
С одной стороны, не без удовольствия могу констатировать, что вот уже второй подряд КМКФ оправдывается заблаговременный прогноз спецкора «2000»: нынче он задолго до оглашения списка лауреатов «выдвигал» на главное призовое место иранский конкурсный фильм «Прошлое» Асгара Фархади. Так оно в конце концов и вышло, но, с другой стороны, не вполне: приз за лучшую женскую роль в «Прошлом» получила француженка Беренис Бежо, сыгравшая здесь натурализовавшуюся в Париже иранку. Между тем сам фильм Фархади интересен прежде всего как сюжетная целостность — своей неожиданной драматургией и филигранной режиссурой. И отдельные роли в том сюжетном единстве, на мой взгляд, все хороши, и Беренис Бежо по профессии ничуть не возвышается над своим иранским партнером Али Моссафой.
Так нет же: приз за лучшую режиссуру команда Спилберга неожиданно вручила «Хэли» мексиканца Амата Эскаланте — картине, которая в авторитетном фестивальном рейтинге журнала Screen International получила один из наименьших средний балл (1,6 из 4,0 возможных). Зато жюри в своем решении совсем проигнорировало высоко оцененную всеми на фестивале «Великую красоту» итальянца Паоло Соррентино (первое место в рейтинге Screen International — 3,3 из 4,0). Эта самая недооцененная на нынешнем КМКФ картина являет собой вольный, слегка ироничный и ностальгичный парафраз карнавальной эстетики Федерико Феллини. Своеобразное прощание 65-летнего героя (Тони Сервилло) с эпохой римского «большого стиля».
За лучший сценарий приз поделом получил китайский социальный триллер «Прикосновение греха» Иа Джангке, в котором на основании реальной криминальной хроники рассказано о четырех эпизодах крайней жестокости, связанной с социальными противоречиями. Нынче в Каннах только и было разговоров о том, что в сегодняшней КНР можно не только вне цензуры снять такое социально критическое кино, не только вполне легально послать его на КМКФ, но и выпустить в общий прокат.
А вот два самых главных приза в Каннах достались работам, которые на самом деле заслуживали высших почестей. И полагая так, я не только опираюсь на собственное мнение, но и учитываю как рейтинг Screen, так и экспресс-опросы после сеанса некоторых собратьев по критическому цеху. Так, второй по значимости «Гран-при» увезли в США братья-режиссеры Этан и Джоэл Коэны. Какие тут могут быть возражения? Хотя, думаю, если б весь конкурс состоял только из собственных прежних работ Коэнов, то нынешняя самая свежая — «Внутри Льюина Дэвиса» — вряд ли заняла бы первое место.
А вот ситуация с присуждением наиглавнейшей в Каннах «Золотой пальмовой ветви» трехчасовой психологической драме француза тунисского происхождения Абделлатифа Кешиша — это настоящая сенсация. И потому, что одна эта «Ветвь» вопреки регламенту присуждена по трем особо выделенным разделам — за режиссуру и за исполнение двух главных ролей. И потому, что речь в фильме идет о большой лесбийской любви. Умно. Неистово. Кинематографически неотразимо. Реалистично — вплоть до откровенного лесбо-порно. Это незабываемое кино — как часть чьей-то подсмотренной настоящей жизни.
Как получился шедевр
Фильм-триумфатор нынешнего КМКФ имеет две версии названия и обе довольно многословные. Фестивальный титул — «Жизнь Адели. Главы 1 и 2», для мирового проката — «Голубой — самый теплый цвет». Исходный пункт картины Кешиша практически совпадает с началом другой французской работы из того же конкурса — фильма Франсуа Озона. В наличии опять же «юная и прекрасная» 17-летняя девушка из среднего класса в период полового созревания и гормональной бури.
Полный сумбур в голове и томленье в членах. Спорадическое ночное рукоблудие. Первые мальчики. Больно и непонятен смысл. Только там, где глупенькую героиню в картине Озона все это невзначай выводит на тропу настоящей проституции, серьезная и вдумчивая героиня Кешиша поворачивает в мир лесбийских страстей. Однажды на дискотеке Адель (Адель Экзархопулос) знакомится с несколько старшей по возрасту и сексуальному опыту художницей Эммой (Леа Сейду).
Девочка и девочка, в точности, как девочка и мальчик, поначалу вместе только гуляют, говорят об искусстве, литературе и планах на жизнь. Адель обожает детей и хочет стать учительницей малышей. Эмма мечтает по-мужски — о широком признании своего творчества, о славе и самоутверждении в обществе. И однажды из ее уст прозвучит вольная версия философии свободы Жан Поль Сартра: «Он научил людей свободе. Он показал, что везде, где они не следуют своим собственным субъективным желаниям, они — рабы обстоятельств».
Девчата все далее продвигаются к так понимаемой свободе — свободе простого и гедонистичного хотения, обращенного друг на друга. Они обе по-женски эмоциональны и чувственны, и однажды их обычные поцелуи-приветы невзначай переходят в эротичные поцелуи-засосы. Наконец они вместе в постели и изобретательно доводят друг друга до экстаза. А потом уж друг без друга не могут и дня прожить. Клянутся в вечной любви. Совершенно изумительная по тонкости, точности и самоотверженности в кадре работа обеих актрис! Они отдают себя друг другу и зрителю всецело.
Как природа берет свое
Но тут и тактика автора-повествователя делает идейный пируэт: режиссер все более акцентирует детали, которые подчеркивают, что в психологическом плане никакого такого специфического «лесбиянства» в этой истории... нет. Есть неистовая страсть, и роли между любовницами сами собой распределяются все равно по гетерогенному принципу.
Она-Адель по характеру искреннее и наивнее, а по интересам совсем домашняя, заботится о совместных бытовых проблемах и с наслаждением возится с детьми на работе. Он-Эмма эгоистичнее, тщеславнее, устремлен к неким социальным вершинам и скоро начинает скучать в сугубом обожании подруги и привычном сексе с ней.
Далее уже как по писаному для разнополых пар: первые размолвки, отговорки «нет, не сегодня», ревность, скандалы, крики «шлюха!» и, наконец, чисто мужской скандал в исполнении женщины — разрыв с выбрасыванием вещей отвергнутой изменницы. Тем и интересен, по-моему, фильм-победитель Абделлатифа Кешиша, что он с предельной убедительностью показывает, как всеобщий закон биполярной сексуальности берет верх над частным лесбийским отклонением от него.
Если не ошибаюсь, у Гете я встречал мысль (а если ошибаюсь, то прошу считать ее моей): «Природа даже в том, что человек пытается бороться с ней и попирать ее законы». Деваться некуда, мы — внутри одного большого Закона, создавшего нас такими, какими мы есть. И пересилить эту высшую необходимость каким-либо восстанием против нее просто немыслимо.
Все равно что распиливать пополам магнит в идиотской надежде получить два отдельных однополярных магнитика только с одним «+» или с одним «—» на краю. В конце концов в том, думаю, есть великое утешение для обитателей нынешней вполне апокалиптичной по самоощущению эпохи воистину вавилонского смешения всех и вся, включая сексуальные противоположности. Само бытие «умнее» нас, и оно само себя в обиду не даст при любых эсхатологических обстоятельствах.
Поэтому, как бы банально это ни звучало, берусь ответственно заявлять: все будет хорошо. То есть так, как и должно быть, а никак не иначе. И среди прочего — в сфере деликатных чувств и интимных отношений. Включая сферу ЛГБТ-отклонений от общепринятого. Тем-то интересен и оригинален фильм Кешиша, который ввиду отдельных явно порнографических эпизодов мы, украинцы, в своем ханжеском прокате на большом экране, небось, никогда не увидим. Как ничего подобного и не создадим.
Преодоление физики секса
Леа Сейду в «Жизни Адели» А. Кешиша
В «Жизни Адели» со всей доступной только киноискусству документальной (=натуралистичной) изобразительной мощью утверждается то, что все мы в принципе, казалось бы, и так признаем, но из-за мелких привходящих обстоятельств готовы в каждом отдельном случае отвергать: самое главное в человеческих отношениях — это настоящая любовь.
А то, что любовь иногда может возникать на физиологически аномальном или, как в искусстве, и вовсе на воображаемо-сказочном основании, то это — фи! — какая же, право, попутная деталь. И в мировом кино кто кого только не любил! Например, писаные красавицы — форменных чудовищ, как в бродячем европейском сюжете, перекочевавшем однажды в «Аленький цветочек» Сергея Аксакова и поставленном Жаном Кокто в 1946 г., а потом многажды повторенном в «Кинг Конгах» разных лет.
Стивен Спилберг вручает
«Пальмовые ветви». С точки зрения
карикатуристов Plantu, которые
ежедневно комментировали ход
фестиваля в рисунках на программках
Давняя тема французского и итальянского кино — эстетическое высвобождение «чистого чувства» из-под власти его, так сказать, материального носителя. И здесь сюжетные мужчины, романтики и фетишисты, уже влюблялись «навеки» то в одно лишь колено девы («Колено Клер» Эрика Ромера, 1970) или даже в отдельный от тела механический женский голос брелока-игрушки (I love you Марко Феррери, 1986). На этом фоне «Жизнь Адели» радикально переворачивает эту давнюю национальную кинотрадицию.
В картине Абделлатифа Кешиша парадоксально утверждается одновременно противоположное: и то, что эротическая любовь предельно замешана на плотских началах, и то, что, напротив, внутренне большое чувство способно быть совершенно автономным от конкретной физики секса, какой бы она ни была по «ориентации».
В гуще (анти)гомосексуальных битв
Аура парадоксальности уже сопровождает новую картину Кешиша. Надо же было так случиться, что именно 26 мая, когда (псевдо)лесбийская «Жизнь Адели» достигла своего высшего торжества на 66-м Каннском МКФ, избравшем своим символом поцелуй гетерогенной парочки, в Париже состоялась 150-тысячная манифестация против однополых браков. И прошли массовые столкновения с полицией, и были сотни задержанных. Аналогичные по масштабам и тематике протесты состоялись тогда же в Бразилии. Те же коллизии давно заметны как в российской, так и в украинской общественной жизни. Природа берет свое в неоконсервативной реакции на (подчеркиваю!) демонстративный гомосексуализм.
Да, видимо, нелегко придется в мировом прокате нынешнему главному триумфатору Канн. И ввиду всего вышесказанного я весьма о том сожалею. Ведь «Жизнь Адели» — это, повторюсь, отличное кино о большой любви и, наверное, первый «технически» замешанный на гомосексуальности фильм, который автору этих строк — далеко не гею и тем более не «лесбиянину» — очень понравился. А посему не могу не высказаться о социально-правовой стороне проблемы, которая, как видно, все более становится общемировой.
Думаю, как и во всем ином, на социальном уровне тут без особого общественного договора между абсолютным большинством «натуралов» и «подавляемым» меньшинством ЛГБТ-сообществ не обойтись. «Тупыми» запретами и репрессиями с одной стороны и истеричными реакциями-демонстрациями с другой дело не уладить. Необходимо правовое оформление публичных отношений сторон.
И принцип таких договоренностей в обществе, считающем себя демократическим, должен быть, разумеется, тоже демократичным. Во-первых, если мы признаем, что всякая интимная жизнь личности должна быть неприкосновенна, то как не признать, что интимное, ставшее предметом массовых демонстраций, по определению исчезает. Превращается в социальное. А посему при расхождениях с законностью в дело должны вступать правоохранители.
Во-вторых, пропорциональное разделение прав между разновеликими общественными группами — разве это не фундаментальный принцип демократии? Вот и прав на публичные акции у ЛГБТ-сообществ должно быть, наверное, ровно настолько же меньше (или больше), насколько по надежным источникам меньше (или больше) численность этих групп населения. Скажем, если «натуралов» в 10 раз больше в стране и они 10 раз в году устраивают свои манифестации во славу гетерогенных отношений, то и геи должны иметь право на одну свою контракцию. А если «натуралы» вовсе не афишируют своих сексуальных пристрастий, то почему такое право могут иметь иные сексуальные группы? И это надо бы закрепить в законе. Нарушили — пожалуйте в полицейский участок.
Вот ведь как все просто! Как-то я слышал об остроумном объявлении, вывешенном в одном американском туалете: «Убедительная просьба не бросать окурки в наши писсуары! Мы же не писаем в ваши пепельницы». Разве это не справедливый резон — призыв поверять собственные права правами «других»?
Украина гей-менеджера, режиссера-патриота и... диверсантов
«Молодость»
На нынешнем Каннском МКФ предельно чуткий к духу времени Андрей Халпахчи особо позаботился о том, чтобы курируемый им МКФ «Молодость» и в этом году, как и в прошлом, выглядел в гендерном плане вполне «по-европейски».
На раскладках пресс-материалов для журналистов всего мира можно было найти открыточного размера красочный постер, приглашающий всех желающих к участию в программе Sunny Bunny — гомосексуальном секторе нашей «Молодости». Соответственно на постере предъявлена рисованная гей-аллегория нашей любимой «неньки» — два небритих мужичка, как и положено, в наших национальных веночках слились в «засосном» поцелуе. Воистину: «Геи — украинцы!»
Тем не менее украинский «след» в нынешних Каннах оказался не только вполне специфичным, но и довольно разнообразным. Так, в пляжном ресторанчике GoLand весьма респектабельно, многолюдно и задушевно прошла презентация очередного Одесского МКФ, который, как говорят по месту события, «имеет состояться» уже в ближайшем июле. Знак значимости — эту презентацию ОМКФ в Каннах почтил cвоим присутствием председатель главного жюри нынешнего смотра Александр Роднянский. Тут были замечены московские критики и продюсеры, блистала арийской красой известная немецкая модель Аннике и были прочие атрибуты каннской «светскости». Однако и приметы былой украинской «советскости» также были импортированы на КМКФ.
И на мой взгляд, наиболее в этом преуспел на КМКФ один из лидеров нашей молодой да ранней «злой» режиссуры Руслан Батицкий. Его короткометражка «Уроки украинского» была среди той дюжины миниатюр, которые пробились во внеконкурсный показ «бэкграундного» дебютного кино Short Film Corner. Эта работа примечательна прежде всего тем, что будучи яркой антидонецкой агиткой о «животной агрессивности» (в каталоге — animalistic aggression) молодых шахтеров в тамошних краях, эта работа, как ни парадоксально, снята на средства именно «донецкой» власти.
Однако по своей драматургической схеме «Уроки» отсылают к агитэстетике кино, возникшего еще при советской власти: в отсталый во всех отношениях регион страны приезжает носитель идеологии новой, прогрессивной власти, полудикое местное население (в данном случае — «аборигены» Донбасса) бешено противится передовым веяниям, но будет неизбежно посрамлено.
Помните, как было дело в длинной череде классических уже фильмов — от «Одной» (1931) Сергея Козинцева и Леонида Трауберга, «Сельской учительницы» (1947) Марка Донского и до «Первого учителя» (1965) Андрона Михалкова-Кончаловского.
Вот так начинающий режисер г-н Батицкий и отрекомендовал нынче в Каннах новое украинское кино — в заемных терминах былой советской кинематографии, но с перевернутой с ног на голову шкалой ценностей. Что ж, как сказано выше, любое извращение суть гуманитарное право извращающего. Только вот право на такую же свободу самовыражения для критики его работы сам г-н Батицкий не оставляет. Это стало ясно, когда при встрече с автором этих строк в украинском павильоне этот лично не знакомый мне молодой режисер вдруг обозвал спецкора «2000» (буквально!) «диверсантом», подрывающим здесь, на КМКФ, светлый образ нового национального кино.
Ах, как это все опять-таки по-старосоветски! Помните, как это было у Михаила Булгакова с его граждански сознательным поэтом Иваном Бездомным: «...Товарищ дежурный, распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами для поимки иностранного консультанта...»
И дело не в том, что наши «пулеметчики» ни тогда в Каннах, ни ныне уже в Киеве (пока) так и не появились. Как дело не в том, как именно прогрессирует техника «стука» в новейшие времена — от старинной письменной анонимки до современного скайпа и мейла. Дело в трагифарсовой и прискорбной регенерации древнего архетипа, восходящего к Павлику Морозову. Опять-таки природа берет свое?!
А ведь речь идет, увы, о лидере украинской молодой и «патриотичной» режиссуры. Надо ли говорить, что, наверное, и кино соответствующее нас должно ожидать в ближайшем будущем: в творческом отношении беспардонно тырящее чужое, а в гражданском — политически обзывающееся и, разумеется, перманентно стучащее на «врагов».
...Итак, прошу зачесть мне данный материал за явку куда надо с повинной. А тогда в благословенных Каннах я ответил юному дарованию, поймавшему даже на Круазетт «антиукраинского шпиона», каюсь, не без пафоса и примерно следующее: «Да, я был, есть и надеюсь далее оставаться диверсантом-подрывником для всего дурацкого, брехливого и бездарного в украинском кино. И как критик намерен и далее помогать нашей бедной во всех отношениях кинематографии в деле самоочищения. Так в своем протоколе, гражданин «патриот», и запишите...»
Канны — Киев