Клеймо бездушия
Пожалуй, это самый трагический знак времени, тайный недуг, который все очевиднее становится явным
Особенно очевидно в телеящике. Сидит, положим, перед экраном милая женщина (мужчина, пожилой человек, девушка, юноша – уже почти все, все возрасты подвержены этому недугу, этому страшному клейму), и – врет! Врет прямо в лицо, с экрана, врет самозабвенно, талантливо порою. Она врет, а ты со всей определенностью, всем нутром чувствуешь, что ей (ему, им) не будет ни капельки стыдно или мерзостно на душе даже потом, при просмотре в записи. Почему-то знаешь это абсолютно точно. А почему, откуда такая уверенность в точности диагноза? Да все потому же – слишком быстро тайное становится явным. Нечеловечески быстро. А ведь ситуация, когда тайное станет явным, это же ситуация запредела, по Писанию – ситуация Страшного Суда, а не земной милой жизни, такой привычной и милой даже в проступающем все чаще и откровеннее безобразии. Милой жизни жалко, но отказаться от публичного вранья, от клейма бездушья уже нет, кажется, сил. Даже говорить и писать об этом неловко (и – не бессмысленно ли?), настолько все очевидно. Ведь такие вещи справедливые говорят с экрана, настолько правильные, что хочется задать вопрос уже даже не им, приглашенным, слишком явно клейменным тавром бездушия, а самим авторам программ – ну почему же вы, прежде чем дать им слово, не дадите краткую справку о персонаже: какой у него заработок, сколько у него имущества, пусть даже только легального, в каких фирмах работают дети и внуки…Ведь эта краткая справка скажет людям гораздо больше, чем все их гневные выпады против воров и прохиндеев, распродающих Россию. Нет, кишка тонка. Дай такую справку, и обнаружится, что человек на должности в современной России не может не быть вором, пусть даже вором поневоле, что кажется каким-никаким оправданием лихоимства.
Недуг бездушия разъел организм и душу настолько, что не замечается такой пустячок. Во всех жизнеспособных, уважающих себя странах своим соплеменникам, оказавшимся за пределами исторической родины, естественно и неукоснительно открывают зеленую улицу. Да еще какую улицу! Немцы, так те "своих" (давно обрусевших немцев) из Казахстана вывозят в Калининградскую область. У того же Караулова в передаче "Момент истины" был такой сюжет: даже из бюджетных денег России – наших с вами денег! – покупают им квартиры в Калининграде, чтобы он поскорее снова стал Кенигсбергом. Необходимо большинство в две трети немецкого населения, чтобы провести референдум и "добровольно" присоединиться к Германии. И немцы добьются, будьте уверены, при нашем разгильдяйстве и безучастности очень скоро добьются требуемого большинства. А нашим русским казахстанцам – шиш! Не только квартирки в благоустроенном месте, просто визы теперь долго-долго не добиться. Как хотите, так и крутитесь, братья родимые… а бабы еще народят.
Только вот не шибко-то бабы русские, распоясавшись, в роддом поспешили. Чего ради плодиться? Кого защищать их сыновьям, пацанам из простых семей? – сильных мира, олигархов, банкиров, бандитов, их жирующих сынков со шлюхами? А дочерям становиться этими шлюхами?
Между прочим, сильных мира законы не обижают, ни-ни. Законы бьют, прицельно бьют по самым незащищенным, обездоленным. Вот, к примеру, отняли льготы для работающих инвалидов. И что? Кто-то закричал криком, кто-то публично возмутился, кроме самих несчастных инвалидов да пары-тройки журналистов, невнятно и скомканно вякнувших (так, между прочим) в телеящик?
Примеры подобного бездушия можно приводить и приводить, ибо, кажется, все, буквально все в современной жизни устремлено к саморазрушению – целенаправленно, стремительно. Без сожаления, без слезы, на которой, как известно, легко поскользнуться. Все это знаки и признаки последних времен, ничего нового я не сказал. Об этом и Святые старцы, и рядовые священники все тревожнее упреждают. Вот только сроков никто не ведает – оговариваются. Это и верно, в Евангелии то же самое сказано, сроков не дано знать никому, кроме Отца Небесного. А мы и рады – может, нас лично не коснется, может, на детей-внуков-правнуков придутся последние времена? Вот эта радостно-подленькая надеждишка и есть не что иное, как то же клеймо бездушия, которым клеймены чуть ли не все мы поштучно, потварно, поголовно.
Хочется верить избранным нами депутатам, президенту – уж им-то сверху виднее, однако. Они-то правильно думают и говорят… Родные мои, да разве в думах и разговорах суть? Не в душе ли нашей – обленившейся, обветшавшей, обрюзгшей в годы болтовни о всеобщей демократизации и приватизации всего и вся как высшего знака и залога благоденствия?
Смотрю на лицо Президента, и хочется верить ему – лицо честное, глаза не врут, и говорит в отличие от многих с болью в душе, явно не по писанному. И верю, и хочу верить, но вот… Сделано судьбоносное для страны заявление о том, что пересмотра приватизации не будет. Никто и не ожидал тотального пересмотра, это полная глупость и залог социальной нестабильности в стране. Это понятно. Но, отдавая голос за молодого, энергичного Президента очень многие надеялись на простой здравый смысл – там, где украдено непомерно много и слишком уж очевидно, пересмотр необходим. Если очевидное воровство не будет пресекаться государством, само государство не устоит. А вранью про неизбежные перекосы при накоплении первоначального капитала никто никогда не верил. В Европе, в Америке этот капитал складывался долгие годы, годы упорного труда. В России также – знаменитые Демидовы, Строгановы, Морозовы поколениями складывали свой капитал, а не назначались в одночасье миллиардерами. Воры в последние десять лет назначались ворами, даже очень чиновными. Вор, по определению, должен сидеть в тюрьме. А если вор не будет в тюрьме, то и заповедь для России останется одна-единственная, тюремная – "Не верь, не бойся, не проси". Так нам предлагают жить высшие люди государства, которым, повторяю, хочется верить и сочувствовать, но до конца не получается – что-то очень важное не клеится даже у них… а страна расплачивается и бедствует. Сколько раз мы слышали и видели по "ящику" репортажи из Кремля с разносами высших должностных лиц! Вежливых, в последнее время все более вежливых разносов. Внешне вежливых, а по внутреннему тону угрожающих. И с каждым очередным разносом все более ужасаешься – неужели руководитель государства не видит, что его не боятся? Перестали бояться даже министры, не говоря уже о лицах поважнее. А почему? Да потому что неконкретно все это, уговоры типа давайте жить дружно и работать честно, эффективно просто смехотворны, как все неконкретное во властной структуре. Народ сидит у экранов и ждет, когда же, наконец, Президент спокойно и ясно поставит перед конкретным руководителем цель и назначит конкретные сроки исполнения задачи. И назначит – тут же, с экрана – ответственного за исполнение ее. А еще назовет меру ответственности – личной, конкретной! Вот тогда руководитель забегает, зашевелится, на уши поставит все свое министерство, но поставленную задачу выполнит, не посмеет не выполнить. А так… что ж, никто не против жить хорошо и дружно. Выслушали и разошлись.
Или и на самом верху – то же бездушие, что и внизу? Не хочется думать, но… но вот самый болевой вопрос России – вопрос о земле. Да, много бесхоза, сорняками полстраны заросло, надо что-то делать. Но почему обязательно пускать на продажу? Кого продавать-то – родную землю? А она ведь живая, теплая…
Ну чем, скажите мне, наконец, чем в корне отличается столетняя аренда от продажи? Да ничем, по-моему. Такой срок аренды фактически делает земледельца хозяином, тем более с наследственным правом продления аренды, если земля будет использована правильно и по назначению. Но чтобы узнать хорошо или скверно обошелся новый хозяин с землей, нужно время и непременное условие отторжения собственности в случае варварского обращения с ней. А вот факт единовременной и окончательной продажи перечеркивает саму возможность эффективного вмешательства государства и общества в этот вопрос. Значит так – вначале обрубим концы и корни, сожжем все мосты, а потом поглядим? А на что поглядим? Уж не на более ли чем ныне разоренную землю? Да что же это за подход, что за бездушное отношение к Родине? Другой-то нет. И не будет.
Но главное, что изумляет, так это отношение народа к проблеме – ведь никаких массовых возмущений не последовало по поводу Закона о Земле, никакого народного гнева, ничего, кроме митингов и воззваний аграриев, кроме выступлений патриотической части думцев и общественных деятелей! Но кто их услышит, что они могут, если в массе своей народ безмолвствует, если мы сами равнодушно отмолчались? А почему? А потому, что "жареный петух" не клюнул конкретно каждого в конкретное место. Вот попробовали, было, квартплату резко поднять – ух, сколько гвалта поднялось! Столько гвалта поднялось, что так же резко и опустили вопрос о квартплате. До поры, разумеется. До той поры, когда совсем атрофируется у людишек чувство самосохранения. Поднять квартплату не удалось потому, что тут знаменитый жареный петух именно конкретно клюнул каждого. И вот – решили повременить. Это никуда не уйдет. Но здесь поражает другое – насколько же мы глухи, слепы и бездушны в том случае, когда речь идет о более важном, куда более важном деле, вроде бы и не касающемся конкретно нас, особенно горожан, – о продаже земли. Смущения и бунты, конечно, последуют, последуют непременно, когда вдруг ты сам и твой сосед по многоэтажке окажетесь задним числом "купленными людьми". Скупят ведь в первую очередь не бросовую землю, которую еще поднимать надо, пот проливать, а самую лакомую, городскую. Скупят вместе с жильцами, и вздуют такую арендную плату, что нынешняя (и даже предлагавшаяся мэрией) покажется семечками. Сунешься права качать – ан поздно. Земля продана, хозяин барин.
Гадко, пакостно на душе от одного лишь осознания, что и сам ты клеймен этим бездушием, точнее бессильем против бездушия – знаком последних времен. Мерзко от сознания того, что единственное, в чем ты властен теперь, так это просто выкричаться, написать вот эти строки в слабой надежде – авось кто откликнется, авось не все еще вымерли сердцем, душой, разумением, в надежде и вере, что не безнадежна Россия, что очнется она, как тот богатырь, от векового сна, и первое, что сделает – вытравит из себя это кошмарное в своей безвидности клеймо.