Концепция позитивная, но неправильная

Все новое не верно, все верное не ново

Немногим более месяца назад вышел в свет доклад Института социального развития (ИНСОР) «Обретение будущего. Стратегия 2012». В этом труде не только определены направления и намечены ориентиры модернизации России в ближайшие годы. Одно из основных мест в нем занимают вопросы обеспечения военной безопасности государства

Авторы доклада проанализировали нынешнее состояние военного строительства в нашей стране и на данной основе сформулировали две стратегические концепции развития Вооруженных Сил Российской Федерации.

Одна из них, негативная, заключается в дальнейшем следовании курсом «консервативного генералитета», сохранении призывного способа комплектования армии и флота. Реализация этой стратегии, по мнению ИНСОРа, приведет к потере ими в перспективе боеготовности и боеспособности.

Другая стратегия, позитивная, заключается в радикальном реформировании Вооруженных Сил. Воплощение ее в жизнь позволит, по мнению авторов доклада, в кратчайшие сроки решить насущные проблемы военной организации РФ, вывести армию и флот на качественный уровень, соответствующий требованиям XXI века.

Разумеется, будущему президенту России ИНСОР предлагает выбрать в качестве руководства к действию именно эту позитивную стратегическую концепцию. Вот почему ее основные положения и намерен рассмотреть автор публикуемой в «ВПК» статьи.

Забегая вперед без оглядки

В докладе перечисляются основные факторы, оказывающие влияние на военное строительство. Прежде всего это обострение демографической ситуации в Российской Федерации. По оценкам экспертов, в ближайшие десять лет призывной контингент будет только сокращаться. Потребности Вооруженных Сил в молодых людях не смогут быть удовлетворены.

Второй фактор – происходящая революция в военном деле, внедрение информационных технологий в управление войсками и оружием, создание новых и совершенствование имеющихся роботизированных средств вооруженной борьбы. В этой связи армии и флоту необходимы высококлассные специалисты, способные освоить такую технику и эффективно применять ее в бою. Подготовить такого специалиста за один год воинской службы не представляется возможным.

Третий фактор заключается в том, что ракетно-ядерный потенциал остается надежной гарантией того, что ни одно из государств не рискнет совершить агрессию против нашей страны.

В комплексе все три приведенных выше фактора, по мнению разработчиков доклада ИНСОРа, и заставляют, и позволяют в рамках модернизации России осуществить два радикальных преобразования в российских Вооруженных Силах. Во-первых, сократить их состав мирного времени в два раза (до 400–500 тысяч человек), во-вторых, отказаться от способа комплектования армии и флота военнослужащими по призыву и перейти к формированию контрактных (добровольческих) ВС.

Позволю себе начать со второго и третьего факторов. Итак, информатизация и роботизация. Действительно, это ключевые направления развития средств вооруженной борьбы. Но что касается наших Вооруженных Сил – всего лишь пока направления, тенденции, а не реально существующее положение дел, к сожалению.

Объективная картина, увы, не дает поводов для радужных прогнозов. Успехи роботизации ограничиваются установленными в конце 60-х годов прошлого столетия механизмами заряжания на танках Т-64, Т-72, Т-80, что позволило сократить численность экипажей на этих бронированных машинах с четырех до трех человек. На сегодня в Вооруженных Силах РФ нет ни одной роты военных роботов. Правда, есть две эскадрильи беспилотных самолетов-разведчиков выпуска 70-х годов. Но массовая роботизация в войска пока не пришла. И оснований для уменьшения призыва нет.

Не лучше обстоит дело с информатизацией. Опытно-конструкторские работы ведутся интенсивно, проводятся полевые испытания, но массового внедрения автоматизированных средств управления войсками и оружием, даже в тактическом звене, пока не произошло. Мы по-прежнему не ликвидировали отставание в этой сфере.

Надо признать, что в ходе проводимых в последние годы преобразований доля технологичных видов и родов войск Вооруженных Сил (ВВС, ВМФ, Космические войска) несколько возросла, но на снижение потребности армии и флота в призывниках это практически не повлияло.

Таким образом, результаты революции в военном деле пока не нашли у нас материального воплощения в средствах вооруженной борьбы. Массового высвобождения личного состава не наблюдается, потребности страны в защитниках не уменьшились. Реформировать армию и флот только на основе оптимистичных взглядов на будущее не вполне благоразумно.

А теперь немного поговорим о сдерживающей роли ядерного оружия. Оно отнюдь не панацея от всех гипотетических военных угроз в связи с тем, что изменились сами военные угрозы. Прямое вооруженное вторжение с четко обозначенным передним краем отошло в прошлое. На смену ему приходит ползучая экспансия: дестабилизация внутриполитической обстановки в стране, инициирование в ней разнообразных конфликтов, перерастающих в кровавые междоусобицы, введение затем миротворческих сил, последующая эскалация напряженности и переход к полномасштабной агрессии под видом операции по принуждению к миру.

Это не очередная страшилка, а вполне вероятные сценарии, которые постепенно апробируются в различных регионах мира. Применение в подобной ситуации ядерного оружия проблематично. Следовательно, необоснованное упование на него, а также сокращение возможностей сил общего назначения ведут к провоцированию потенциальных противников, понижают уровень военной безопасности государства.

Хорошенько подумали?

Да и вообще, что изменилось в мире, чтобы нам одномоментно в одностороннем порядке уменьшить численность своих Вооруженных Сил в два раза, как предлагается в докладе ИНСОРа?

Да, можно было бы пойти на такой шаг, если бы наши танки и танки НАТО заправлялись из одного нефтяного терминала, принадлежащего компании «ВР-Роснефть». Если бы имелись совместные планы, которые предусматривали прикрытие Иркутского направления чехословацким корпусом, Читинского – итальянским, Благовещенского – французским, Хабаровского – немецким, Владивостокского – польским. Или, наоборот, на прикрытие Северо-Западного стратегического направления выдвигались дивизии Шеньянского военного округа, а Северо-Западного стратегического направления – объединения Пекинского военного округа. Но пока подобных планов нет, значит, и нет основания для столь радикального уменьшения численности ВС РФ и само это предложение абсолютно непродуманно и не просчитано. Кроме того, Вооруженные Силы России исчерпали лимит сокращения на ближайшее десятилетие.

Разделите 400 тысяч человек между Сухопутными войсками, Военно-воздушными силами, Военно-морским флотом, Ракетными войсками стратегического назначения, Космическими войсками, Воздушно-десантными войсками, Тылом. И что получите?

Убежден: дальнейшее уменьшение ВС приведет к негативным и необратимым качественным и структурным изменениям, потере функциональности отдельных видов и родов войск.

В докладе ИНСОРа заявлено, что оборона страны обеспечивается не численностью войск, а их способностью к перегруппировке на другие стратегические направления. Абсолютно голословное утверждение. Первый расчет, который делает командир при принятии решения, – это расчет соотношения сил и средств.

Сегодня в составе Сухопутных войск насчитывается около 70 бригад. После радикального сокращения армии должно остаться вдвое меньше соединений – 35. Из них 25–28 мотострелковые (танковые), а остальные артиллерийские, противовоздушной обороны, инженерно-саперные, материально-технического обеспечения. Разделите 28 бригад на четыре военных округа. Что можно прикрыть (не оборонять, а просто прикрыть) семью бригадами на фронте от Заполярья до Украины или от Байкала до Владивостока? Хватит этих войск только на основные железнодорожные магистрали и главные автомобильные дороги, ведущие в глубину страны. Впрочем, может быть, вероятные противники придумают новый способ вторжения в Россию – передвигаясь в эшелонах по стальным магистралям и следуя колоннами по автотрассам.

Кроме того, при таком боевом составе (35 общевойсковых бригад) на угрожаемом направлении (на ТВД) удастся создать группировку только для решения тактических, максимум оперативно-тактических, но никак не стратегических задач. Ведь в случае возникновения военной угрозы на каком-либо одном стратегическом направлении нельзя будет снять 100 процентов воинских формирований с других. Потому что их тоже надо прикрывать. Вспомним: поздней осенью – в начале зимы 1941 года, в самый критический период Великой Отечественной, когда немцы вплотную приблизились к Москве, на Дальнем Востоке оставалась развернутая боеспособная группировка РККА.

Причем у нас география такая, что в случае начала боевых действий против России на ее западных границах то же самое может произойти в Северо-Кавказском и Дальневосточном регионах. Поэтому максимум, что удастся перебросить на Западный ТВД, 3–4 бригады из Центрального военного округа, а это позволит создать группировку в составе 10 общевойсковых бригад. Таких сил недостаточно даже для конфликта, аналогичного по масштабу войне с Финляндией.

И еще один аспект. Вооруженные Силы неспособны находиться в состоянии перманентного реформирования. Еще не завершены нынешние преобразования: не апробированы до конца новые оргштатные структуры, не определены досконально способы ведения операций межвидовыми объединениями, не готовы новые уставы и наставления, не отработаны в ходе учений новые оперативные задачи, вопросы взаимодействия, формируется новое Командование воздушно-космической обороны. А доклад ИНСОРа ратует за очередное грандиозное сокращение армии и флота России.

Несомненно, предлагаемое радикальное (на 50 процентов) уменьшение численности Вооруженных Сил РФ не имеет абсолютно никаких оснований и не может приниматься всерьез. Его практическая реализация губительна для военной безопасности государства.

И еще один аспект. Написавшие доклад ИНСОРа люди, помимо сокращения ВС, настаивают на обеспечении максимальной гласности и открытости в вопросах проведения военной политики и военного строительства. С этой целью необходимо осуществлять открытую публикацию протоколов заседаний Государственной думы и слушаний в парламенте, посвященных вопросам обороны. Максимально открыть военный бюджет и военные расходы. Причем отчет России о военных расходах планируется отправлять в ООН, минуя Государственную думу.

В целом от посылов ИНСОРа, посвященных радикальному сокращению Вооруженных Сил, обеспечению максимальной гласности и открытости, повеяло эпохой Горбачева, когда общечеловеческие ценности ставились выше государственных интересов и на этой основе формировалась внешняя и внутренняя политика Советского Союза, приведшая его к гибели. Так стоит ли возвращаться в недавнее печальное прошлое?

Хотел бы здесь обратить внимание читателей «ВПК» еще на одно предложение доклада: в целях сокращения сроков стратегического развертывания группировок на угрожаемых направлениях организовать заблаговременное развертывание складов тяжелого вооружения на потенциально угрожаемых направлениях. Новая, яркая и красивая идея. Ее воплощение должно позволить, с одной стороны, снизить расходы за счет содержания одного соединения двойного базирования вместо двух, с другой – оперативно наращивать группировки войск (сил) в случае возникновения угрозы.

Но имеется ряд проблем с практической реализацией сего замысла.

Во-первых, где найти средства на два комплекта вооружения и военной техники, если мы испытываем трудности с оснащением армии и флота одним комплектом современного ВВТ.

Во-вторых, заскладированное вооружение необходимо сберегать, охранять, обслуживать. То есть придется оборудовать парки, построить боксы и хранилища. Причем боксы со специальной техникой (связи, ракетной и т. д.) нужно обогревать. Запасы боеприпасов, горюче-смазочных материалов, продовольствия требуется держать на разных складах. Ко всем объектам следует, как говаривали в старину, приставить крепкий караул. С вооружением и военной техникой предписывается проводить регламентные работы, смазывать их и красить, иначе они заржавеют, заклинят, двигатели не заведутся. Запасы необходимо освежать, заменять с истекшими сроками хранения на новые. И на все это потребуются громадные ресурсы: людские, материальные, финансовые и другие.

В-третьих, современные образцы ВВТ – весьма сложные технические устройства. Самые массовые из них – танки, боевые машины пехоты оснащены баллистическими вычислителями, лазерными дальномерами, оптико-электронными устройствами (тепловизорами, приборами ночного видения). Что значит хранение вооружения и военной техники: танк упакуют в целлофан и поставят в неотапливаемый бокс. Попробуйте завернуть в целлофан старый телевизор, сотовый телефон, DVD-проигрыватель, пусть они полежат лет пять где-нибудь на даче в сарае для инструмента. А потом достаньте и поэксплуатируйте. Будут ли они работать надежно и безотказно? Поэтому практически все страны давно отказались от идеи двойного базирования, даже богатые американцы. Дешевле перебрасывать соединения вместе с техникой.

Как известно, у любой великой идеи есть недостаток, превышающий величие этой идеи.

Оптимальное решение

Ключевая идея доклада ИНСОРа – отказ от призывной системы комплектования Вооруженных Сил. Оценивая их сегодняшнее состояние, авторы совершенно верно указывают на главное противоречие: с одной стороны, мы отошли от массовой мобилизационной армии, с другой – продолжаем готовить мобилизационные ресурсы.

Отмечается, что солдат, отслуживший один год, не может досконально овладеть своей боевой специальностью, если она связана с использованием техники. Мастера ратного труда через 12 месяцев не получишь да и ценность увольняемого в запас воина как резервиста невысока. Вследствие этого боеспособность частей и подразделений, укомплектованных военнослужащими по призыву, ставится в докладе под сомнение.

С этим действительно нельзя не согласиться. Так, по результатам исследований одного из НИИ, за два года службы средний по обученности экипаж танка приобретал навыки и умения, позволявшие ему реализовывать боевые возможности бронированной машины на 60–70 процентов. Сейчас, по оценкам ряда экспертов, после одного года военной службы – на 30–40.

Но ситуация, в которой оказалась наша армия, вынужденная. Она является следствием ряда не до конца просчитанных мер. Решение о переходе на один год службы принималось военно-политическим руководством на основе докладов об успешном ходе эксперимента по переходу на контрактную армию. Намечалось планово перевести все Вооруженные Силы на контрактную основу. Однако на деле привлечь на военную службу дельных и добросовестных людей не удалось, морально-деловые качества основной массы военнослужащих, заключивших контракт с Министерством обороны, не соответствовали предъявляемым требованиям. Вместо ожидаемого прироста боеспособности армия и флот получили новые проблемы с воинской дисциплиной.

Руководство Минобороны, надо отдать должное, правильно и честно оценило ситуацию и приняло единственно верное в той ситуации решение – ставить в строй военнослужащих по призыву. Да, они недостаточно обучены. Верно и то, что значительно возросла служебная нагрузка на офицеров, из-за чего нередко хромает дисциплина. Но главное – удалось укомплектовать подразделения, части и соединения, они все-таки управляемы и способны выполнять поставленные задачи. Значит, у страны есть армия.

Авторы доклада на основе неблагоприятного демографического прогноза обосновывают необходимость перехода к добровольческим Вооруженным Силам.

Отметим, что дискуссия по вопросу выбора наиболее целесообразного и приемлемого для Российской армии способа комплектования идет давно, широко освещается в средствах массовой информации. Одни эксперты выступают за сохранение призыва, другие – за контракт, третьи – за смешанную систему. Впрочем, иные господа и товарищи меняют свою точку зрения в зависимости от принадлежности к тому или иному общественному совету или, как говорится, колеблются вместе с генеральной линией.

Хотелось бы изложить ряд соображений по этому поводу.

Первое. Неважно, по какому принципу формируется армия. В мире есть хорошие армии, комплектуемые по призыву (Израиль, Турция), есть прекрасные армии, состоящие из добровольцев. И не выбор способа пополнения рядов вооруженных сил определяет их качество, а множество других факторов. И если они в общей сумме неблагоприятны, то какую бы армию мы ни хотели иметь, результат будет неудовлетворительный.

Принципиально важно, чтобы все составные части военного строительства были приведены в соответствие со способом комплектования. Тогда получится сбалансированная система.

Так, например, офицеров для армии, комплектуемой по призыву, и для контрактной (добровольческой) армии нужно готовить по-разному. В первой главная задача офицера – научить личный состав грамотно обращаться с вооружением и военной техникой. Поэтому командир роты должен лучше всех в подразделении стрелять, водить боевую машину. Только тогда его подчиненные приобретут все необходимые знания и навыки. Личная подготовка в плане тактики важна, но остается на втором плане.

В контрактной армии командир роты тоже обязан хорошо владеть оружием, но необязательно лучше всех. Ведь, допустим, пулеметчик – профессионал, это ему надлежит вести меткий огонь. Но командиру роты не простят, если он не сможет умело руководить подразделением в бою, не отдаст необходимые распоряжения и приказы, потеряет управление. Подготовка офицера нацелена прежде всего на совершенствование навыков руководства подчиненными в боевых условиях. Он имеет для этого возможности, так как основную роль в обучении личного состава владению оружием играют сержанты.

Разработка новых образцов вооружения и военной техники должна вестись с учетом того, кто будет их применять. Если это профессионал-контрактник, то имеет смысл для повышения эффективности ВВТ вводить сложные элементы. Если это призывник, проходящий ратную службу в течение года, то устройство оружия должно быть предельно простым и надежным при некотором снижении его эффективности. И так по каждой составляющей военного строительства.

Второе. Наиболее эффективна добровольная армия, но сейчас это неподъемная задача для России в материальном плане.

Нерационально по критерию «эффективность-стоимость» содержать призывную армию. Нельзя, повторяю, не согласиться с авторами доклада.

Наиболее оптимальное решение на сегодня – комплектовать Вооруженные Силы по смешанному принципу. Должности младших командиров (командиров отделений, танков, расчетов) и специалистов высокой квалификации (водитель самоходной пусковой установки, механик-водитель танка) комплектуются добровольцами, военнослужащими, проходящими военную службу по контракту. В то же время в армии много специальностей, не требующих или высокой квалификации (например стрелок, заряжающий), или переучивания с гражданской специальности (водитель колесной машины, повар). Эти должности должны комплектоваться военнослужащими, проходящими военную службу по призыву.

И еще один аспект. Пока есть призыв, общество (про элиту не говорю, у нее давно дети не служат в армии) имеет связь с Вооруженными Силами, армию можно называть народной. В обществе существует, хоть и искривленное, оборонное сознание. Как только будет отменен призыв, армия станет сама по себе, общество – само по себе, произойдет их взаимное отчуждение. Остатки оборонного сознания общества просто исчезнут. А без него ни о какой военной безопасности и защите страны речи быть не может.

Кроме того, из числа военнослужащих, проходящих военную службу по призыву, должны отбираться добровольцы для прохождения военной службы по контракту, в том числе и сержанты.

Авторы доклада совершенно справедливо подчеркивают, что для Российской армии проблема сержантов, как никогда, остра и давно перезрела. Она негативно влияет абсолютно на все стороны военного строительства и повседневной деятельности – от боеготовности и боеспособности до воинской дисциплины.

И если проблема сержанта в Российской армии будет решена в ближайшие 5–7 лет, то уже это станет величайшим вкладом в укрепление обороноспособности страны.

В докладе ИНСОРа предлагается создать несколько десятков учебных центров и срочно начать подготовку сержантов по трехгодичной программе. Идея вроде бы здравая. Но…

Кому быть сержантами?

Кто, во-первых, захочет заниматься в течение трех лет, чтобы стать военным профессионалом со средним специальным образованием, если на тех же условиях через четыре года можно получить высшее образование?

Во-вторых, не факт, что курсант, даже штудировавший основы педагогики и психологии, окажется хорошим младшим командиром. Не всем дано руководить подчиненными. И предъявив диплом, разом авторитет в воинском коллективе не обретешь. Его придется завоевывать доскональным знанием ратной профессии, волей, опытом предыдущей службы. Поэтому приоритетная задача – отобрать перспективных кандидатов в сержанты, привлечь достойных и способных людей. Задача сложная, комплексная, но решаемая.

Каким образом? Обратимся к практике Советской армии послевоенного периода.

Строевое подразделение получало молодое пополнение. Начиналась боевая учеба, в течение полутора месяцев с новобранцами отрабатывались задачи начальной военной подготовки (курс молодого бойца). Офицеры и младшие командиры внимательно изучали солдат и отбирали достойных кандидатов для полковой школы – учебного подразделения в составе части, выпускавшего сержантов только для своего полка.

За 10 месяцев занятий в полковой школе успеваемость курсантов контролировалась не только ее начальником, но и командирами подразделений, из которых солдаты направлялись на учебу и в которые они возвращались после завершения подготовки. Вот почему каждый ротный или комбат был кровно заинтересован отобрать лучшего кандидата в сержанты. Кроме того, очень важно отметить, что в полковых школах трудились наиболее опытные, грамотные офицеры части, ибо ее командование понимало, сколь это важно для поддержания высокой боевой готовности и дисциплины.

Однако в конце 60-х подготовку младших командиров возложили на учебные дивизии, куда сразу прибывали призывники, хотя никто не ведал, годятся ли они на должности сержантов. Неудивительно, что качество младшего командного состава резко ухудшилось.

Следовательно, главное сейчас – организовать отбор перспективных кандидатов в сержанты из числа военнослужащих срочной службы или контрактников. А учить их, думается, надо в течение одного года, максимум – полутора лет.

Демографический фактор

Он, как отмечалось в начале статьи, признан авторами доклада ИНСОРа едва ли не главным для определения путей военного строительства в России. Действительно, население нашей страны уменьшается год от года и через четыре-пять лет призывной контингент резко сократится. Однако необходимо искать способы компенсации недостатка людских ресурсов, принимать соответствующие меры.

Так, например, часть бригад можно перевести на штат соединений постоянной готовности с укомплектованностью 85–90 процентов. Для этого нужно ввести институт резервистов. Речь идет о гражданских лицах, работающих на предприятиях различных форм собственности и обязанных в особый период прибыть в воинскую часть. Для поддержания себя так сказать в боевой форме они должны периодически призываться на учебные сборы (скажем, дважды в год). Государству необходимо ежемесячно выплачивать данным людям денежное содержание, а также установить определенные льготы предприятиям, на которых они трудятся. При надлежащей организации, строгом отборе кандидатов в резервисты, заинтересованности руководителей предприятий этот проект, думается, удастся воплотить в жизнь.

Здесь же не могу не обратить внимание и на такой момент: все военные проблемы взаимоувязаны. Если будет решена проблема сержантов и с их помощью резко изменится в лучшую сторону обстановка в казармах, число молодых людей, стремящихся «откосить» от призыва на военную службу по состоянию здоровья, и «уклонистов», скрывающихся от сотрудников военкоматов, уменьшится на порядок.

Только одно наблюдение в этой связи. Одна и та же мать предпринимает все законные и незаконные шаги, чтобы сын не оказался в рядах Российской армии, и спустя некоторое время, после переезда на Землю обетованную с умилением отпускает на срочную военную службу в Армию обороны Израиля младшую дочь. Двуличие? Нет, просто она уверена, что в ЦАХАЛ ее ребенка не изобьют, над ним не будут издеваться сослуживцы. Он может погибнуть, но от руки врага. Это страшно тяжело, крайне прискорбно. И вместе с тем тебя не гложет мысль, что твое дитя стало жертвой казарменного подонка. Сын или дочь погибли, защищая Родину, а потому ими надо гордиться и продолжать жить с осознанием этого.

Уверен, наведение жесткого уставного порядка в воинских коллективах, снижение казарменной преступности будут напрямую способствовать расширению призывной базы.

Нужны командиры-лидеры, а не гуманитарии

В докладе ИНСОРа между тем утверждается, что «в военно-учебных центрах курсанты должны получать фундаментальное гуманитарное и естественно-научное образование. Гуманитарное позволяет командирам понять свое место в быстро меняющемся мире, осознать ответственность за своих подчиненных. А естественно-научное образование – осваивать любые современные системы вооружения».

Безусловно, реальность такова, что сегодня подобная идея способна овладевать массами. Однако по моему глубокому личному убеждению, любому реформатору Вооруженных Сил, и в частности военного образования, надо начинать с изучения приказа народного комиссара обороны СССР Сталина от 28 июня 1942 года № 227 (приказ, прозванный в народе «Ни шагу назад»). Это точка отсчета для выработки предложений по реформированию.

Почему мы отступили до Волги? Потому что немецкие командиры тактического звена превосходили наших командиров в знаниях из области гуманитарных наук? Нет. Командир пехотного взвода вермахта имел за плечами подготовку и в объеме командира артиллерийского взвода, то есть мог управлять огнем артиллерии. Немцы по Версальским соглашениям были лишены права иметь в рейхсвере боевые самолеты, но в боевой подготовке, дабы командиры умели налаживать взаимодействие авиации с танковыми и пехотными подразделениями, использовали спортивные крылатые машины. Курсанты военных училищ (пехотинцы, танкисты) выходили на тактические учения только с подразделениями артиллерии. Таким образом немецкие пехотные командиры получали ценнейшие практические навыки в организации и ведения боя.

К слову сказать, еще они обладали и весьма совершенными для той поры средствами связи: на всех германских танках и самолетах были установлены радиостанции. Нам же удалось достичь этого только в середине войны. Если совершить краткий экскурс в относительно недавнее прошлое, то выяснится, что наше отставание в развитии средств управления традиционное. В Первую мировую войну Россия вступила с системой связи в тактическом звене, основанной на посыльных (вестовых), тогда как немецкая армия была телефонизирована. Великую Отечественную РККА начала с телефоном, вермахт – с радиостанциями. Ныне у нас основное средство управления – радио, а в армиях ведущих стран мира – автоматизированные системы.

Образование сегодняшнего выпускника нашего танкового института в области артиллерии ограничивается знанием тактико-технических характеристик орудий и видов огня из них. За четыре-пять лет обучения на тактические занятия по тематике от взвода до батальона будущий офицер выходит только на трех танках без приданного артиллерийского подразделения (да и мотострелкового тоже). Завтрашний командир не получает практических навыков взаимодействия ни с армейской авиацией, ни со штурмовой даже в объеме авианаводчика.

Одна из главных задач любой военной школы – сформировать военного руководителя.

В немецкой армии кандидат в офицеры сначала служил солдатом, затем поступал в училище. Оттуда вновь направлялся в полк и проходил службу унтер-офицером, потом завершал образование. В результате из училища выходил командир, который имел практические навыки руководства воинским коллективом, опыт солдата и унтер-офицера. Это способствовало завоеванию у подчиненных авторитета.

Мы же берем вчерашнего школьника и четыре года содержим его в гуманитарной академической среде, а затем направляем в войска. А он по большому счету не подготовлен к командованию взводом, неспособен обучать и воспитывать личный состав (исключением, может быть, являются курсанты-сержанты). Нет для этого у юного офицера ни жизненного опыта, ни устойчивых профессиональных практических навыков. Достаточно сказать, что выпускник танкового института (4 года обучения) и выпускник учебного подразделения (3–5 месяцев обучения) получают одинаковую практику стрельб из боевой машины и ее вождения.

Таким образом, приходится констатировать, что наше военное образование и так оторвано от практики. Но мы отдаляем его еще больше вопреки основному принципу «Учить тому, что необходимо на войне». Если в советской военной школе при подготовке командира взвода на гуманитарные науки отводилось 10–15 процентов учебного времени, то, по современным взглядам, эта доля должна вырасти до 30–50 процентов. Хотя никакими гуманитарными знаниями авторитета в воинском коллективе не приобретешь. Его, повторяю, можно завоевать практическими навыками, опытом службы.

Поэтому сегодня главная задача – нацелить военное образование на практическую подготовку, на выпуск из стен вузов Минобороны лидеров, способных повести за собой подчиненных.

Пропахшая нафталином идея

Много внимания в докладе ИНСОРа уделено и вопросу разделения функций между Министерством обороны и Генеральным штабом. Предлагается, например, укомплектовать МО «компетентными гражданскими чиновниками», главное предназначение которых – перевод задач Вооруженных Сил, формируемых политическим руководством страны, на язык военных приказов.

Предложение достаточно интересное, хотя кое-что в нем вызывает недоумение.

Во-первых, в Министерстве обороны уже насчитываются немало гражданских чиновников. Например, из девяти заместителей главы ведомства только двое военнослужащие – начальник Генерального штаба и человек, отвечающий за материально-техническое обеспечение. Остальные замы – люди штатские. Курируемыми ими департаментами и управлениями также руководят гражданские лица. Почему их компетентность не устраивает авторов доклада, последние не пояснили.

Во-вторых, у нашей страны богатая история. Прообразы гражданских чиновников уже были в нашей армии. Это комиссары, политруки, замполиты, члены военных советов. Именно они переводили политические задачи, поставленные вождями Коммунистической партии и советского государства, на язык военных приказов.

Без подписи комиссара приказ командира был недействителен. Потребовалось откатиться под натиском вермахта и гитлеровских сателлитов до Сталинграда, чтобы понять: это вредит обороноспособности, и отменить такой порядок.

В мотострелковой роте Советской армии из пяти офицеров один являлся политработником, своеобразным «проводником политики КПСС». Но в новой России институт политработников отменен.

Да, существовала в СССР практика направления партработников на дипломатическую работу, в КГБ, органы МВД. Но только единицы из них принесли пользу делу, а остальные так и остались инородным телом, балластом.

И зачем нам повторять то, что практика решительно отвергла? Понятно: развитие идет по спирали, но должны быть какие-то условия для введения тех или иных изменений, а так – достали пропахшую нафталином идею и пытаемся выдать ее за инновацию.

Не повторять прежних ошибок

Еще одно радикальное предложение авторов доклада заключается в ограничении функций Генерального штаба только вопросами стратегического планирования, предоставлением рекомендаций министру обороны и политическому руководству страны. При этом «мозг армии» полностью исключается из системы боевого управления: руководство Вооруженными Силами осуществляется приказами, которые следуют от главы военного ведомства четырем объединенным стратегическим командованиям, минуя Генштаб. Готовят эти приказы, конечно же, «компетентные гражданские чиновники».

Кроме того, ГШ полностью сосредоточивается на выработке предложений по предотвращению войны. И наконец, Главное разведывательное управление выводится из состава Генерального штаба и непосредственно подчиняется министру обороны.

Безусловно, выдвинутые предложения достаточно смелы, но у меня имеется на сей счет несколько возражений.

Первое. Заблаговременная подготовка армии и флота к отражению агрессии, помимо стратегического планирования, включает обучение штабов и войск действиям в боевых условиях, оснащение подразделений, частей, соединений современными образцами вооружения и военной техники, совершенствование инфраструктуры, создание запасов и другие мероприятия. И все они не могут проводиться самостоятельно, независимо друг от друга. Напротив – должны быть тесно увязаны между собой. Иначе строительство Вооруженных Сил примет бессистемный характер.

Точка, где все направления военного строительства пересекаются, – план отражения агрессии – результат стратегического планирования. Именно под задачи плана организуется и проводится оперативная и боевая подготовка, идет оснащение вооружением и военной техникой войск (сил), создаются запасы материальных средств и т. д. Поэтому Генеральный штаб как разработчик плана отражения агрессии вынужден координировать все процессы строительства Вооруженных Сил.

Следовательно, ограничение функций Генерального штаба только стратегическим планированием – это непродуманное предложение.

И опять же обратимся к истории. В довоенный период роль Генерального штаба как основного органа оперативного управления Вооруженными Силами СССР была принижена. После преобразования Штаба РККА в Генштаб в 1935 году из его ведения изъяли вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и комплектования Вооруженных Сил. Все это привело к разобщенности в работе центральных органов военного управления, проведению мероприятий в отрыве от оперативно-стратегических задач. Война заставила исправлять эти ошибки. Так зачем нам их повторять?

Если же, основываясь на соображениях мирного времени, сосредоточить усилия Генерального штаба, как предлагают авторы доклада, только на выработке мер по предотвращению войны, то через определенное время он из основного исполнительного органа по организации вооруженной защиты государства превратится в оплот пацифизма, станет способным планировать не военные операции, а антивоенные марши и демонстрации. Только нужен ли будет Верховному главнокомандующему такой Генштаб?

Второе. Исключение Генерального штаба из боевого управления, ограничение его функций только планированием, передача задач по реализации плана отражения агрессии «компетентным гражданским чиновникам», непосредственно управляющим войсками и силами, – это прожект весьма сомнительной целесообразности.

Априори понятно, что данная схема работать никогда не будет. Одна из аксиом теории управления гласит: кто разработал план, тот и отвечает за его реализацию. Это естественно, так как при малейшем сбое в ходе выполнения поставленных задач исполнитель, вместо того чтобы искать решение вновь возникших проблем, всегда сошлется на несовершенство и непродуманность плана, который ему поручили претворить в жизнь. Практика, и не только военная, не раз подтверждала этот принцип.

Третье. О «компетентных гражданских чиновниках», готовящих «боевые приказы» объединенным стратегическим командованиям.

Оперативная директива (боевой приказ для тактического звена) – важнейший документ боевого управления. В соответствии с ним в движение на огромном пространстве приходят сотни тысяч людей, десятки тысяч единиц вооружения и военной техники, тысячи воинских эшелонов. Все задачи, определенные в директиве, должны быть скоординированы по времени, месту и обеспечены ресурсами.

Разработка оперативных директив поручается подготовленным офицерам-операторам. Исполнитель оперативного документа должен четко и ясно представлять, что стоит за каждым словом, за каждой цифрой, за каждым географическим названием. Такой специалист готовится годами. Сначала он служит в строевом подразделении, затем переходит на штабную работу, постепенно растет в профессиональном отношении. Соответственно возрастает и сложность поручаемых ему задач и документов: боевое распоряжение батальонам, боевой приказ полку, дивизии, оперативная директива армии, военному округу. Многие теоретические и практические вопросы невозможно освоить и даже просто понять, прочитав учебники, наставления и руководства. Их можно уяснить только в процессе практической службы.

Где мы найдем «компетентных гражданских специалистов», которые напишут оперативные директивы войскам (силам)? Как, когда и где они приобретут знания и практические навыки? В ИНСОРе?

Врача готовят семь лет, от его решений зависят жизни десятка больных. Неправильно составленная директива может повлечь гибель тысяч военнослужащих.

Даже Главное политическое управление, будучи на правах отдела ЦК КПСС, не занималось вопросами боевого управления, не разрабатывало оперативных директив военным округам.

Откуда у авторов доклада такая легкость в суждениях, полное неуважение к профессионализму и безответственность? Как можно вторгаться в область деятельности, не имея необходимых знаний и опыта?

Давайте посмотрим вокруг: период «эффективных менеджеров» проходит, их везде сбрасывают как балласт. Ничего полезного ими не сделано, а сам термин «эффективный менеджер» стал синонимом некомпетентности и непрофессионализма.

Четвертое. Позволю напомнить, что накануне Великой Отечественной Главное разведывательное управление РККА не подчинялось начальнику Генерального штаба. Начальник ГРУ являлся заместителем наркома обороны и докладывал обстановку непосредственно руководителю государства. В результате Генштаб, не имея своего разведывательного органа, не мог качественно планировать применение Вооруженных Сил, не обеспечил своевременного развертывания войск (сил). Отсюда наши неудачи в начальном периоде войны. Спрашивается: зачем опять повторять ошибку, за которую заплачена дорогая цена?

Коллективное предательство

Весьма спорен тезис доклада о том, что «такая военная реформа будет представлять собой решительный разрыв не только с советской военной традицией строительства Вооруженных Сил, но и со всей сформировавшейся за три столетия российской военной культурой, которая основана на идее принудительной военной службы».

Военная культура практически всех армий начиналась с принципа принудительной военной службы (вспомним знаменитое выражение: «Войны теперь ведутся народами»). Да, этот этап общественного развития позади. Но в зарубежных странах, на которые мы вроде бы желаем равняться, никому в голову не приходит отречься от ратных традиций. Посмотрите, с какой гордостью военнослужащие вооруженных сил США, Франции, Канады, Великобритании, Швеции относятся к историческим наименованиям своих батальонов и полков, остающихся неизменными на протяжении веков. В Германии, где по вполне понятным причинам отвергнуты традиции вермахта, сохранились названия старых казарм, в которых размещены части бундесвера.

Почему же мы должны избавиться от русской и советской военной культуры? От чего: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»? От кого: «От героев былых времен», от которых «не осталось порой имен?». Это наши предки, деды, отцы. Отречение от них – коллективное предательство. Дальше мы отречемся от веры, национальности, от государства.

Военное искусство глубоко национально. Никакой народ не оборонял свои города так, как мы Сталинград, Москву, Ленинград. Поэтому отказ от традиций (русской, советской) есть удар не только по национальному оборонному сознанию, но и по военному искусству.

Тем более все это нами пройдено. После Октябрьского переворота решительно порвали с русской военной культурой. Полностью отказались от военного искусства императорской армии и опыта Первой мировой войны. Всех полководцев прошлого позиционировали как «царских сатрапов», отреклись от их наследия. Абсолютизировали опыт Гражданской...

А потом, в 1935 году был воссоздан Генеральный штаб, в трудную годину введены погоны, воинские звания, как в царской армии. Оркестры заиграли военные марши русской армии («Прощание славянки»). Появились государственные награды, названные именами Александра Невского, Суворова, Кутузова, Ушакова, Нахимова. Переписывались наставления и уставы, оборудовались участки и полосы обороны полков и дивизий на основе опыта отнюдь не Гражданской войны. Организовывали стратегическую оборону в соответствии с рекомендациями военных теоретиков, которые к тому времени уже были репрессированы.

Вновь спрашиваю: зачем повторять давние ошибки?

Все новое не верно, все верное не ново

В целом вопросы военного строительства отражены в разработанном Институтом социального развития докладе системно и радикально. Документ представляет определенный интерес для специалистов экспертного сообщества и практиков-управленцев как независимый взгляд на вопросы военной политики и обороны России.

Отрадно, что в обществе и научных кругах есть понимание: без анализа проблем военного строительства программа модернизации России будет неполной.

Полагаю, роль независимых институтов в обсуждении проблем безопасности должна неуклонно повышаться. У них есть возможность посмотреть на актуальные проблемы со стороны, глубоко изучить их, выработать независимые предложения. Управленцы, работающие в госорганах, этого лишены: они напряженно трудятся, решая текущие задачи, и порой не имеют возможности остановиться, осмотреться и выработать взгляды на ближайшую перспективу. И помимо этого, скованы взглядами и установками руководства. Вот почему вполне оправданно, как предлагают авторы доклада, привлечение представителей исследовательских центров в министерства и ведомства РФ, в том числе силовые.

Но при этом научные центры должны соответствовать тому уровню, на котором они себя позиционируют, иметь сотрудников с соответствующей подготовкой и значительным практическим опытом работы в области специализации институтов, способных разрабатывать реалистичные и действительно целесообразные предложения.

Если же представленные предложения выработаны только на основе радикализма, ничем не обоснованы, абсолютно не применимы в практической работе, если в основу методологического подхода к анализу проблем закладываются реформаторский зуд, стремление разрушить все «до основанья, а затем…» при частичном отсутствии понимания сути рассматриваемых явлений, устройства системы государственного и военного управления, то это дает основание для вывода: «В докладе много нового и верного, но все новое не верно, а все верное не ново».

В этом случае доклад не способствует укреплению авторитета научного центра, не дает оснований рассчитывать на повышение его роли и значимости в вопросах выработки политики по вопросам обороны.

Василий Трушин,
независимый военный эксперт