Миражи Четвертого Рима

Часть 3. Все средства хороши

От редакции. Портал RUSSKIE.ORG продолжает публикацию эссе Сергея Анатольевича Сокурова о совместной истории русского и украинского народов и о попытках искажения исторических фактов, извращения исторической памяти, которые в последнее время все чаще предпринимаются со стороны украинских националистов. V. Все средства хороши «На всем протяжении своего существования Московщина выступала не просто врагом Украины и всего цивилизованного человечества, а олицетворением злых сатанинских сил». «Московский народ всегда был диким племенем, которое никогда не имело своей культуры, но всегда крало ее у других; всегда был общностью неполноценных варваров». «Москва всегда была для нас врагом номер один». «Москвин научился и привык искать легкого хлеба, привык ненавидеть не только труд пахаря, но и всякий труд. Безделье стало одной из наихарактернейших черт московской национальной натуры». «Скитания в поисках целины, охота и рыболовство не привязали московита к определенному, постоянному месту обитания. Это на протяжении долгих поколений породило и закрепило в Москвине мировоззрение, психологию и натуру «брадяги» (так в подлиннике), которому все равно, где жить». «Это осознание своего права захватывать не свое, подтвержденное жизненной практикой поколений, вырастило и закрепило у Москвина мироощущение и ментальность злодея, грабителя, захватчика». «Ментальность разбойника тянется непрерывной нитью по всей истории и через всю культуру московитов». «Сила - единственный аргумент, который понимает и уважает Москвин. Право, справедливость, мораль - это для него китайская грамота». «Столетия тирании, бесправия, ощущение своей приниженности и трусость закрепили и развили в Москвине лживость, хитрость, склонность к обману, коварство, вероломство, предательство». Что? Вы просите остановиться? Охотно! Даже столь незначительная доза ненависти может отозваться еще большей ненавистью. Мы процитировали отрывки из «исторических» экскурсов, опубликованных только в двух периодических изданиях: «Нацiоналiстична Украiна» (издание Ровенской краевой управы УНС) и «Нескорена нацiя» (издание Украинского националиста). Кроме названной, есть немало литературы, подвизающейся в высших сферах, обжитых Геродотом, Страбоном, Титом Ливием, Карамзиным, Костомаровым: «Замкова гора», «Bicтi», «Piвне», «Haпрям», «За вiльну Украiну» и другие. Опасаясь, что столь резкие, безапелляционные суждения о северном соседе могут вызвать недоверие у читателя к авторам, безвестным или известным в весьма узких кругах, политико-идеологическая хронопись сегодняшней Украины подкрепляется сборниками выжимок из записок заморских гостей 16-19 вв. - Олеария, Герберштейна, Поссевино и, конечно же, маркиза де Кюстина. Последний, по словам издателей «Записок о России» (М., СП «Интерпринт», 1990), «со злой убежденностью излагает свои нередко обидные для нас, россиян, наблюдения, делает выводы, которые звучат как приговор». Один из сборников таких выжимок, изданный на Украине в 90-х годах, называется «Чужiнцi про Московщину». Чтобы еще больше оттенить нас, русских, и так совсем черных, чернее арапа Петра Великого, издатели названного сборника параллельно выпустили меморию «Чужiнцi про Украiну». Думаем, по прочтении оной, отчаявшиеся и разочарованные дети разных народов станут эмигрировать не в Израиль, скажем, США или Канаду, а на Украину. Так все райски прекрасно было в ее пределах даже при загарбныках-москалях, а теперь, без них, и подавно, будет, учитывая врожденную склонность к демократии, справедливости и добру коренного народа, сбросившего московского ярмо… Но вернемся к маркизу. Полистав «Записки» на русском языке, мы, к своему облегчению, нашли в этом бумажном ворохе неприязни несколько лестных для моих соплеменников замечаний. Поделимся ими с вами, дабы нейтрализовать горечь, возникшую, несомненно, по прочтении начальных строк этой главы: «Я многим восхищался в России… Никто более меня не был поражён величием их нации и её политическим значением. Великие судьбы этого народа, последнего пришельца на старом мировом театре, занимали меня во всё время пребывания среди него. В массе русские показались мне великими, даже в своих самых отталкивающих пороках; в отдельности... привлекательными, у народа я нашел интересный характер... Эта умная раса одарена такою утонченностью, таким деликатным тактом, что не может слиться с тевтонскими народами. Вялость, неповоротливость, грубость, неловкость антипатичны славянскому духу». В другом месте записок: «Пьянство праздничной толпы не сопровождалось, однако, теми отталкивающими явлениями, которые можно наблюдать среди европейских пьяниц: подпившие мужики не дрались, не резали друг друга, а только, разнежившись, плакали и целовались». Не ищите этих и подобных свидетельств заезжего француза в подборке «Чужiнцi про Московщину». Ее составители знали, что преподнести доверчивому читателю. Для строительства Четвертого Рима, как видим, все средства хороши, все идет в ход, точно на фабрике переработки мусора. Работники ее (в творческом поту и саже, с горящими от вдохновения очами) не жалеют собственных сил, материала и красок, подручного инструмента, чтобы из ничтожного сделать неохватное глазом, из едва уловимого на слух - мажорно-громкое, из тусклого и серого - яркое и пестрое, из теней некогда живших людей с их достоинствами и пороками, делами славными и позорными - безжизненные восковые фигуры. Невиданного размаха приобрела идеализация гетманов Малороссии. Сегодняшние их биографии мало чем отличаются от житий святых. Чуть ли не государственной изменой считается беспристрастное суждение о том или ином носителе булавы, многие из которых не раз были уличены современниками в клятвопреступлениях, стяжательстве, неискренности и лжи, коварстве, недоверии к соратникам, вымогательстве и казнокрадстве, трусости. Нигде теперь в «казацкой» литературе не прочесть о великом стяжателе гетмане Брюховецком. В свое время нежинский протопоп Симеон Адамович писал о нем, что тот «безмерно побрал на себя во всей северской стране Дани великие... у мужиков, с казака и со священников... с котла, от сохи, с лошади и с вола, с воза, с колеса, с мельницы... с малороссиян и с великороссиян... чего никогда не бывало». Сохранилось немало жалоб на хищничество гетмана Самойловича. Частые измены гетманов царю, особенно в XVII веке, нельзя считать законными действиями в ответ на нарушения прав жителей Украины, так как, акцентирует внимание Н. Ульянов, «в Переяславе в 1654 году происходило не заключение трактата между двумя странами, а безоговорочная присяга малороссийского народа и казачества царю московскому, своему новому сюзерену». Вот почему каждая измена сопровождалась гетманскими универсалами, насквозь лживыми, очерняющими политику Москвы и делающими новых предполагаемых сюзеренов привлекательными: «Трусливые москали явились в Малороссию не для борьбы с Карлом, не ради того, чтобы нас защищать от шведов, а чтобы огнем, грабежом и убийствами истреблять нас», - продиктовал Мазепа писарю. А вот образчик лживости и красноречия другого клятвопреступника, гетмана Выговского: «Пишет царь крымский очень ласково к нам, чтобы ему поддались... царь крымский в атласе, аксамите и сапогах водить будет нас». Выходит, предпочтение делается по обувке да по одёжке: неласковому московскому царю предложить сотникам и атаманам нечего, кроме лаптей и рогожи. Какой может быть выбор! Самыми трагичными для простого люда Украины были измены Выговского, Юрия Хмельницкого, Тетери и Дорошенко. России, ведшей тогда изнурительную войну с Польшей, пришлось воевать на два фронта. В результате по Андрусовскому перемирию Правобережная Украина остается под королем. Гетман Демьян Многогрешный вынужден признать: «Нам ведомо подлинно, что тамошние казаки подались польскому королю сами; от царского правительства отдачи им не было». Приведенные примеры однозначно показывают, кто был «найбiльшим ворогом Украiни». Видать, не очень надеялись «волелюбнi» гетманы на убедительность своих универсалов, если предпочитали окружать себя телохранителями из чужеземцев. Н. Ульянов свидетельствует: «Еще при Хмельницком состояло 3 тыс. татар, правобережные гетманы нанимали поляков, а Мазепа выпросил у московского правительства стрельцов для охраны своей особы, так что один иностранный наблюдатель заметил: «Гетман стрельцами крепок. Без них хохлы давно бы его уходили, да стрельцов боятся». Подтверждают это историки Костомаров и Ярош. Ореола самого большого страдальца за Украину удостоился человек, который менее всего этого заслужил. Когда Мазепа переметнулся к шведам, за ним пошла горстка казаков (от силы до одной тысячи, свидетельствуют серьёзные историки). Народ Малой Руси развернул широкое сопротивление нашествию лютеран: Карл не нашел за Днепром ни обещанных Мазепой продовольственных складов, ни покорного населения. Оборона Полтавы местными жителями развеяла последние его иллюзии насчет союзника. Один из столпов украинской историографии, Костомаров, был вынужден в своей поздней монографии вынести Мазепе приговор, отмененный сегодня его восторженными апологетами: «Гетман Мазепа как историческая личность не был представителем никакой национальной идеи. Это был эгоист в полном смысле этого слова. Поляк по воспитанию и приемам жизни, он перешел в Малороссию и тем самым сделал себе карьеру, подделываясь к московским властям и отнюдь не останавливаясь ни перед какими безнравственными путями. Самое верное определение этой личности будет сказать, что это была воплощенная ложь. Он лгал перед всеми, всех обманывал - и поляков, и малороссиян, и царя, и Карла, всем готов был сделать зло, как только представлялась ему возможность получить себе выгоду или вывернуться из опасности». Нелишне вспомнить, как осуждение гетмана Мазепы народной совестью Украины отразилось в послании православных жителей Львова царю Петру: «Мы все... благочестивым монархам доносим и остерегаем, дабы наше прибежище и оборона не была разорена от злого и прелестного Мазепы, который людей наших Подольских, Русских и Волынских басурманам продавал, из церквей туркам серебро продавал вместе с образами... Другие осуждены, а Мазепу... до сих пор вы держите на таком месте, на котором... отдаст Малороссию в Польскую сторону» (к слову, здесь «люди русские» - жители Малороссии, «малороссами» они себя не называли). Прозвище «мазепинцы» в Галиции всегда имело ругательный смысл, свидетельствует доктор В. Яворский в названном выше карпаторусском издании (№ 11-12., 1977). Тенденция возвеличивания сомнительных героев и антигероев получила свое высшее воплощение и в Симоне Петлюре, социал-демократе, «обычном мелком мещанине» (по В. Винниченко), превращённом волею обстоятельств в главного атамана войск Центральной Рады и главу Директории. С этим именем связана петлюровщина, «принесшая столько вреда украинской революции» (Винниченко В., Вiдродження нацii. Вена, 1920), явившаяся «прелюдией к гитлеровской гекатомбе» по мнению И. Плисюка (Пале-Рояль., Одесса, 1991). Однопартиец Петлюры Чикаленко скажет по поводу деяний его соратников: «Они задушат украинскую свободу в еврейской крови», а итог подведет Н. Москаленко: «Какими детскими сказками представляются кишиневские события (еврейский погром 1903 года) в сравнении с деяниями петлюровцев, жертвы которых достигают 100 тысяч человек». Ради справедливости следует отметить, не Петлюра был зачинателем кровавых дел черносотенцев. Еврейские погромы, бушевавшие в начале века в Польше, Прибалтике, Белоруссии, разлились широким половодьем по Украине, где проживало подавляющее большинство этого гонимого народа империи. Из 1500 крупных погромов 1250 пришлось на Украину. Очиститься от этого вселенского греха можно лишь покаянием, либо доказывая, что всякий раз еврейские погромы на Украине устраивали приезжие из центральных губерний москали. Думаем, за доказательствами дело не станет. «Можно только представить, - пишет И. Плисюк, - какой профашистской диктатурой обернулась бы победа Петлюры... Посоревновался бы он в «героических мерах» с чекистами и гестаповцами». Впрочем, «распетлюривание» украинского народа наступило скоро. «Я ехал весь день среди солдат, селян, рабочих, - свидетельствует В. Винниченко. - Я в то время уже не верил в особенную склонность народа к Центральной Раде. Но я никогда не думал, что могла быть в нем такая ненависть. И особенно среди тех... которые были не русскими, а своими, украинцами. С каким неуважением, лютостью, с каким мстительным глумлением они говорили про Центральную Раду... Но что было в том действительно тяжелое и страшное, это то, что они высмеивали и все украинское: мову, песню, школу, газету, книжку украинскую. И это была не случайность, случайная сценка, а всеобщее явление от одного конца Украины до другого». И этот «славный деятель национального возрождения», Петлюра, который сумел возбудить в душах единокровных братьев и сестер ненависть к святая святых - родной речи и культуре, сегодня занимает почетное место в одном ряду с Равноапостольным Владимиром и Даниилом Галицким на бесчисленных плакатах под лозунгом «Героям слава!». Как невеселый анекдот читается глава «Украiнськi сiчовi стрiльцi» пятой части «Истории» А. Лотоцкого. Я ни в коем случае не хочу осмеять тех украинских парней, которые с оружием в руках поднялись на защиту родного очага, когда распалась Австро-Венгерская империя. Речь сейчас идет о добровольцах легиона в составе австрийской армии первой мировой войны. Те воинственные хлопцы, потомки Данилы Галицкого, выбор сделали, согласитесь, странный: поправив на своей шее австрийское ярмо, пошли «звiльняти Украiну з-пiд моськовського ярма». Ну, о вкусах не спорят. Собралось их, утверждают свидетели, тысяч двадцать пять, но венские хозяева, предвидя массовое дезертирство славян из рядов австрийской армии, отобрали под ружье только две тысячи. Вот этот-то полк («три куренi») задал, если верить историку, изрядную трепку регулярным царским дивизиям. Особенно отличились «отаманы» и их подопечные на горе Макивка, через которую «не удалось москалям пойти вперед, тут их сила сломалась». Стрельцы же, потеряв за 4 дня «кровавых боев» аж 42 добровольца убитыми, удостоились признания австрийских владык, что молодое украинское «стрiлецьтво» помогло откинуть врага от Карпат. Немецкие старшины хлопали оставшихся в живых по плечу: «Гордый это народ, что имеет таких рыцарей». Спросить бы тех рыцарей: «Где вы были на протяжении полутысячелетия, когда земля Галицкая, Червена Русь, начиная с 1349 года, находилась то под властью короля, то кесаря? Неужели набирались сил и острили мечи, чтобы в урочный час освободить от царя московского непонятных и чуждых вам насельников Полтавщины, Черниговщины, Киевщины и Подолии?» Я мысленно обращаюсь к другому порубежному краю когда-то единой Руси - к другой украйне, к Псковщине. Всегда располагая в три, в пять раз меньшими людскими ресурсами, чем Галиция и Волынь, эта земля рождала и взращивала не «лыцарив»,«Наiвними i довiрливими» мы никогда не были. Врагов своих неизменно провожали взашей, словно предчувствуя, что настанет время, когда не Европа придет к нам через Петровское «окно», а мы в Европу прямо из-под Полтавы со своими собственными европейцами - Ломоносовым, Пушкиным, Сперанским, Толстым, Достоевским, Менделеевым, Мечниковым, Вавиловым, Бердяевым, Соловьевым, Флоренским... Свободу свою русский человек покорно отдавал лишь собственному государству, ибо оно, «чтобы отбиться от... врагов, должно было властно требовать от своего народа столько богатств, труда и жизней, сколько это нужно было для победы, а народ, коль скоро хотел отстоять свою независимость, должен был отдавать все это не считая» (Нестеров Ф., Связь времён., М., 1987). Отдавали все - от крепостного холопа до столбового дворянина. Последний в глазах первого был, что немаловажно, русским. Их сближали язык общения, вера, стереотипы поведения. И Отечество для низов и аристократии было одним. Иную картину мы видим в Галиции. Здесь Отечество для бесправного большинства - земля Русьска; для всесильного меньшинства - сначала Речь Посполитая, потом империя Габсбургов и вновь Речь Посполитая. Первые объясняются на языке отцов, вторые - на языке захватчиков. Народ верен православию даже в Унии, большая часть интеллектуалов, не говоря уже о родовой аристократии, промышленники и купечество чтят папу, а иные и вовсе поклоняются чужим богам. К XX столетию города бывшей державы Даниила Галицкого на 80-90% становятся немецко-еврейско-польскими. Так что в сегодняшнем Львове «коренного» населения почти нет. Преобладают пришлые, «чужiнцi». В этом жанре немыслимых гипербол и откровенной лжи у А. Лотоцкого предшественников было предостаточно. Теперь и последователи пошли косяком. Неусыпными трудами сооружают они арочный - через века - мост между сечевыми стрельцами и запорожским казачеством. А те генетически непобедимы и во всех отношениях безупречны. Если войска, в составе которых они находятся, побеждают, значит, победа обеспечена доблестью казаков и искусством их предводителей. Без рубаки Вишневецкого не видать бы москалям Астрахани как своих ушей. За успех под Смоленском Алексею Михайловичу надо благодарить полковника Золотаренко. Под Лесным, накануне Полтавской битвы, трусливых московитов выручили запорожцы. Они же под предводительством верного Петру Палея разбили Карла под Полтавой. Спасали казаки и Европу: у Белграда, в Салониках, например. Что касается многочисленных поражений казачьих войск, то тут, можно догадаться, сыграли роль «измены» и «предательства». Блестящая история Киевской Руси не требует позолоты. Да писатели из школы безвестного автора (авторов?) «Истории Русов» и не золотят ее: ничто не должно затмить век Запорожского казачества. В то же время соседи Киева должны находиться в тени - чем гуще, тем лучше. Тень наводится просто: упоминаются вскользь те или иные события, те или иные деятели отечественной истории либо умалчиваются, либо их облик искажается до неузнаваемости. VI. Русь единая Нынешние самостийники, работая над «незалежными историями», ловко манипулируют светом и тенью. Ярко и торжественно освещен Киев в период своего расцвета, сияют солнечными красками Галич и Владимир Волынский, Чернигов и Переяслав - центры княжеств, чьи земли сегодня входят в состав Украины. Можно подумать, что только эту территорию называют они древней Украинской державой, просуществовавшей до нашествия татаро-монголов. Однако при внимательном чтении обнаруживаешь то здесь, то там другие «украинские» города: Ладога, Новгород, Псков, Белоозеро, Ростов Великий, Муром, Изборск, Смоленск, Ярославль, Суздаль, Владимир, Вологда, Тверь, Хлынов, Старая Рязань, Нижний Новгород, Курск. Они разбросаны по огромному пространству, на котором впоследствии сформируется великорусская нация, - на лесных просторах древнейшего расселения ильменских словен, кривичей, вятичей, части племен северян и радимичей. Упоминаются также Туров, Пинск и Полоцк теперешней Белоруссии. Многие из этих городов возникли до объединения Руси под властью новгородской династии Рюриковичей, поставивших в 882 году великокняжеский стол на земле полян в Киеве; другие - при Ольге и Святославе; третьи - при Владимире Святом и Ярославе Мудром. Но все упоминаются в летописях до Батыева разорения, а Ладога, где, по преданию, нашел свою смерть Вещий Олег, может поспорить возрастом даже с самим Киевом. Почему же все эти города лежат как бы в тени - без проблеска общественной мысли, без движения, без какого-либо влияния на судьбы огромной державы? Удел глухой провинции? Возможно и другое объяснение «избирательности внимания» новейших самостийных историографов: принимая Киевскую Русь державой украинской, они тем самым делят её на метрополию и колонии. Если этот так, то у этого ребуса, называемого «Историей Украины», может быть оригинальное прочтение, по которому Киевская Русь выступает на обветшалых исторических подмостках колониальной империей, предшественницей Российской империи. Тогда мы вправе сделать вывод, что в распаде первой повинны не властолюбивые феодалы, а закабаленные народы, неукраинцы, коренное население «колоний» - Ростово-Суздальской земли, Белой, Червеной и Черной Руси, Рязанской и Муромской украин, Новгородской и Псковской республик. Выходит, не эгоистические интересы многочисленных Рюриковичей, сталкиваясь в Киеве, способствуют упадку Великого города, но национально-освободительные войны колоний против метрополии; восстания, возглавляемые Юрием Долгоруким и Андреем Боголюбским, князьями Черниговскими и Галицкими... Стоп!.. Ведь черниговцы и галичане - признанные украинцы в украинской историографии. Например, Данило Галицкий, чей племянник, Александр Невский, - москаль. Что же получается? Украинцы Прикарпатья освобождаются от украинцев Поднепровья? Как североамериканцы от англичан? Но у тех в результате - свобода обеим воевавшим сторонам, а здесь - обоюдная неволя на века. И ожидание: то ли казаки выручат, то ли король, то ли кесарь, то ли «царь турский» вкупе с «царем крымским». И в Польше им плохо, и в двуединой империи, и в составе России, куда сами упорно и не единожды просились. Тут новый вывод напрашивается и новая аналогия. А именно, заокские «вогулы», вырвавшись из Киевской империи, вполне логично, храня в памяти народной столетия унижений и из чувства самозащиты, стараются прибрать к рукам осколки мертвой Киевской империи. Справедливое историческое возмездие, скажем так. Ну-ну, панове, не становитесь в позу! Я шутя хотел лишь показать, к каким безумным выводам может привести нормальный ход рассуждений, если исходить из безумной предпосылки. Луч украинской историографии, избирательно скользнув по живой карте Руси киевского периода, надолго останавливается на вывеске «Казачья республика». Так вездесущий Маркс окрестил Запорожье. Республикой! Трудно представить, как уживались государственные республиканские институты с правилами общежития казачьей вольницы - врагов любой государственности. Впрочем, нам уже внушили, что республиканские симпатии издревле заложены в менталитете кротких, «наивных и доверчивых» малороссов. Более того, Грушевский учит, что украинцы склонны к демократии, тогда как россияне к централизации, то есть к тоталитарному режиму. С ним согласен В. Антонович, считая идеалом украинцев справедливость, в то время как московиты предпочитают силу. Так что «Казачья республика» в низовьях Днепра возникла закономерно - из вечевого, оказывается, устройства украинских городов, где князь являлся лишь противовесом мятежной толпе. «Господство толпы, тем более вооруженной, - утверждает Н. Ульянов, - никто теперь с понятием народовластия не сближает... Демократия в наш век рассматривается не по формальным признакам, а по ее общественно-культурной и моральной ценности». Можно ли назвать государством с республиканским устройством территорию, где правит сообщество людей, живущих войной, без промышленности, без внешней торговли и (опять по Н. Ульянову) «вне строгой организации государства и твердой власти?» Теперь понятно, почему самостийники держат в тени средневековые республики Новгород и Псков. Там налицо признаки республиканского устройства, свойственные таким торгово-олигархическим государствам, как Флоренция, Лукка, Сиенна, Генуя, Венеция: народное собрание (вече), от чьего имени властвует феодальная и купеческая элита; выборный глава государства (посадник) и его соправитель, кондотьер-наемник (князь), приглашаемый для ратной службы. Для всех республик средневековья, в том числе для Псковской и Новгородской, свойственны профессиональные объединения купцов и ремесленников, широкая специализация и мастерство последних. Все республики запада и востока вели интенсивную внутреннюю и внешнюю торговлю, развивали промышленность, осваивали различные промыслы, добывали полезные ископаемые (в Новгородской земле, например, добывались железные руды и соль). И все они прекратили существование, когда рядом с ними возникли мощные централизованные государства. Комплекса этих признаков республиканского устройства как раз и не несет Запорожье. Удели украинские историографы Новгороду и Пскову даже сотую долю того внимания, которое отведено Запорожью, вся несостоятельность казачьей вольной территории, как республики, высветилась бы для самого доверчивого и неискушенного ума. Последователи Грушевского испытывают большие трудности, когда их медлительный чумацкий воз, увлекаемый волами истории, въезжает в пределы Ростово-Суздальской земли. Здесь не так просто сбыть сомнительный товар, приобретенный на ярмарках тщеславия под стенами дряхлой Софии, за днепровскими порогами, у подошвы Глиняной горы с остатками замка. Все эти «справжнi» манускрипты списаны один с другого, все «достоверные факты» унылым звоном завязли в ушах. Вы, панове, вот-вот убедите нас, что наши залесские предки — финно-татары с незначительной примесью украинской крови, но «не спорiдненi з украiнцями», что великорусское племя вышло из диких заболоченных лесов Волжско-Окского междуречья, пользуясь прогрессирующей слабостью Золотой Орды; что «народ русский в течение многих веков жил за счет рук и ума других народов» (За Вiльну Украiну, 29.09.1992), что только жестокостью и коварством москалям удалось покорить «наивных и доверчивых» соседей. Кто оспаривает справедливые эпитеты «задворки», «глухомань» применительно к Заокской (Залесской) Руси, только что присоединенной к Киевской державе Святославом?! По плодородному Ополью, по лесистым берегам Оки и Волги, их притоков разбросаны деревушки славян: вятичей и кривичей, словен; есть несколько городов, известных со времен Аскольда - Ростов и Муром. Рядом мирно живут мордва, меря, мещера, мурома, черемисы — финноязычные охотники, рыбаки и собиратели. Их медленно теснит, растворяя в себе, перенимая некоторые обычаи, кое-что из культуры быта, отдельные слова, пахарь-славянин; но язык в смешанных семьях русский, одинаково понятный и киевлянину, и смолянину, и новгородцу, и жителю Полоцка. Он звучит в городах - в купеческой лавке, на боярском и княжьем подворьях, в мастерской ремесленника, на вечевой площади. Сюда, в этот плодородный край, не знающий нашествий степняков и западных хищников с католическим крестом поверх стального доспеха, впадают, не иссякая, людские ручейки из южной, западной и северо-западной Руси, где с каждым годом жизнь становится все более опасной из-за алчности соседей, где гнетут теснота, боярские и княжеские ссоры, падение нравов. Есть и встречный поток: Владимир Святой, сооружая на границе со степью оборонительную линию, пополняет гарнизоны крепостей кривичами, вятичами и словенами. Тем не менее славянская колонизация необозримых пространств Восточной Европы идет преимущественно с юга на север; в этом направлении распространяется русский язык, русское просвещение, русская государственность, само имя Русь. Как безграмотно и нелепо утверждение ярых самостийников о русификации Украины, если согласиться с мнением, что население Центральных областей Киевского государства было украинским. Ведь в конечном счете русификация украинцев после тотальной украинизации россиян-москалей не что иное, как украинизация украинцев. Как говорится, «приехали!» На самом деле Заокская сторона стала той исторической ареной, где встретились киевский юг и новгородский север с их традициями, культурными достижениями, исторической памятью, областными говорами единой речи, чтобы через три-четыре столетия при участии местного самобытного этноса в уникальных географических условиях под воздействием внешних и внутренних сил сплавиться в новую нацию со своим оригинальным языком и неповторимым набором ценностей. Подбор «составных частей», выбор Провидением времени и места их соединения окажутся удачными в первую очередь для выработки жизнестойкости русского народа, который еще через полтысячелетия распространит свое влияние на шестую часть обитаемого мира преимущественно мирной крестьянской колонизацией. Цитируемый выше И.Бутенко скажет: «Мы вправе попросить, чтобы нам указали другое такое государство, как Россия, где можно ехать по пространствам, равным русским пространствам, и всюду говорить на своем русском языке». Это родовое гнездо прародителей великорусской нации перестает быть киевскими задворками и залесской глухоманью с первыми яростными вспышками княжеских междоусобиц после смерти Владимира Святого в 1015 году, когда ручейки эмиграции из Поднепровья на север превратились в бурные потоки. Они заполнили плодородное залесское Ополье, наводнили новые города, среди них Ярославль и Суздаль. Ярослав Мудрый не препятствовал древнерусским пионерам - заселялись ведь и осваивались княжеские земли. По его кончине, после того, как княжичи-наследники вцепились друг другу в горло, а хан Шарукан привел к Золотым Воротам Киева новых врагов, половцев, переселение русичей за Оку приняло вид исхода. Его уже не смогли остановить временные успехи Владимира Мономаха. При его неудачливых преемниках началось повальное бегство жителей порубежных с Диким Полем земель на север. Оно продолжалось вплоть до нашествия Батыя и еще долго после него. Уходили в первую очередь люди неординарные - решительные и непокорные, уверенные в своих силах и способные подняться на новом месте; личности страстные, энергичные, неукротимые, пассионарные (по Л.Н. Гумилеву). Это они вместе с коренными жителями и пришельцами с республиканского северо-запада превратили Ростово-Суздальское захолустье сначала в многолюдную и богатую провинцию, бросившую вызов дряхлеющему Киеву, потом, после Боголюбского, при Всеволоде Большое Гнездо, в самостоятельное государство со столицей Владимиром. Кому возрождать единую державу - Господину Великому Новгороду, чьи права были, казалось, неоспоримы, Галичу славного Даниила или городу на Клязьме, предстояло решать истории. Она раздумывала. И присматривалась. И глазами русских людей, и глазами врагов. Батый угадал сильнейшего. Первый, самый мощный, удар он нанес городам Ростово-Суздальской земли; так подсказали ему военный талант, разведчики и советники-китайцы. Киев монголы оставили «на десерт», как второстепенную политическую и военную силу, а «перспективный» Галич из-за Волги был неразличим. Ничьего злого умысла не было в том, что инициативу возрождения Руси, как единого государства, перехватили Владимир-на-Клязьме, потом Москва. Пробил урочный час, и Клио перевернула песочные часы. «Главная масса русского народа, отступив перед непосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и верхней Волге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах центральной России, спасла свою народность и, вооружив ее силой сплоченного государства, опять пришла на днепровский юго-запад, чтобы спасти оставшуюся там слабейшую часть русского народа от чужеземного ига и влияния...» - скажет историк (Ключевский В. О. Сочинения в 9 томах, Мысль, 1989). Папский миссионер Карпини, проезжая из Владимира Волынского через Киев к волжским татарам, сообщил, что в пути он встречал очень мало живых людей, но видел много человеческих костей и черепов на полях. После монгольского урагана Киевская, Переяславская и частично Черниговская земли в состоянии безлюдья оставались вплоть до XV века. Еще раньше печенеги и половцы отрезали славянские поселения на Дону, в Приазовье и Причерноморье от основной южно-русской земли. Их жители частично ушли на Буковину и в Прикарпатье, частично ассимилировались пришлыми народами. В то же время взрывообразный рост населения за Окой оживил самые дальние, «медвежьи» углы империи Рюриковичей. В один ряд с древними Ростовом и Муромом, солидными Ярославлем и Суздалем становятся Владимир, Вологда, Тверь, Москва, Старая Рязань, Хлынов, позднее Нижний Новгород и Великий Устюг. Города украшаются каменными строениями - храмами и княжескими палатами. Поднимается над безвестным прежде озером самый изящный Божий дом на земле русской - Церковь Покрова на Нерли. Успенский собор во Владимире, хоть и меньше Софии Киевской, но выгодно отличается от нее удивительной пропорциональностью объемов и линий, легкостью сооружения. Влияние Новгорода Великого выражено в широком распространении грамотности, различных ремесел, рудного, железо-и меднолитейного дела, каменного строительства. Преобладание среди иммигрантов выходцев с юга видно на географической карте: новые города и селения называются дорогими именами - Звенигород, Переяславль, Вышгород, Стародуб, Галич, Киево (в Киевском овраге, что под Москвой), Киевцы; безымянные речки севера получают названия Лыбедь и Почайна, Ирпень, Киевка... «Самым же убедительным и неопровержимым доказательством переселения огромного количества населения из центра Киевской Руси в северные украины, - пишет доктор Яворский в журнале карпатороссов (№ 11-12, 1977), - представляет собой весь богатырский киевский эпос, созданный и запетый в Киевской Руси еще до XIV века... Весь цикл былин о могучих богатырях времен Владимира Святого был совсем забыт в тех местах, где он был сложен... Но на севере... и во всех других местах расселения киевских переселенцев богатырские былины... сохранились во всей своей свежести, неизменной форме и напевности... В центральной Великороссии живая память о русских богатырях, оберегавших на юге русскую землю от степных орд, сохранилась в прозаических сказаниях». Сразу возникают вопросы. Если современный украинский язык произошел от украинского же, древнего, то почему московиты, подвергшись в XI-XII веках тотальному нашествию иноязычного народа, не только сохранили свою родную речь, но и мало что переняли из языка чужого? Почему киевские былины да и «Слово о полку Игореве» звучат по-русски? Позднейший перевод? Но форма стиха и характер напевности этого не подтверждают. Даже если в былинах и в «Слове» «ять» произносить не как «е», а как «i», что характерно для современной мовы, украинский язык и ретроспективно не зазвучит. Кстати, новгородцы говорят не «хлеб», а «хлиб», однако украинцами себя не считают. Замена звука «е» на «и» в некоторых областях Греции не мешает эллинам считать себя единым народом. Наконец, почему даже ближние потомки авторов героического эпоса начисто забыли былины? Ведь в XV столетии жители Киевщины, Переяславщины и Черниговщины пели уже совсем другой по форме и напевности эпос казацких дум о борьбе с татарами, турками и поляками. На эти вопросы нетрудно найти ответ, если прислушаться к тем историкам, которые утверждают, что при распаде Золотой Орды на плодородные и к тому времени практически безлюдные пространства Подолии и Поднепровья из перенаселенных земель Великого княжества Литовского и Королевства Польского - из Червоной, Черной, Белой, Карпатской, Лемковской, Пряшевской Руси, из Буковины и Волыни - хлынули потоки переселенцев. Смешавшись с остатками местного населения, они создали новый язык (белохорватско-польско-русскую речь), еще не звучавший в старинных границах Киевской Руси. Потомком этого языка и является современная украинская мова. У той «мешанины людей» (воспользуемся выражением А. Лотоцкого) не было общей исторической памяти. Поэтому героическая хроника, эпос, военная традиция у новообразованного этноса начались с казаков. Но еще не одно столетие западная и южная Русь посылала своих лучших сыновей туда, где, по словам Л. Гумилева, происходил «взрыв энергии, страсти, творчества и даже безрассудства, ведущий к гибели людей, но и одновременно и к победе их идеалов». Одной из наиболее ярких личностей того периода является Дмитрий из Бобрки, что под Львовом. Истинный рыцарь, которым по праву может гордиться Галицкая земля, опытный политик, талантливый полководец, он, задыхаясь на душных задворках Королевства Польского, дальновидно направил боевого коня туда, где решалась судьба всего восточного славянства. Там, за Окой, ждали его дружба с доблестным внуком Калиты, женитьба на великокняжеской сестре, заслуженные титулы Первого боярина московского, Лучшего из воевод, «мужа, славного доблестью и разумом», пожалования за победы над ордынцами и Литвой и, главное, солнце Поля Куликова, откуда пошло Государство Российское. Думая о Дмитрии Боброке, я мысленно ставлю его рядом с «отаманами», «командантами» и рядовыми «лыцарями», которые полегли неизвестно за что на Макивке и других высотах Галиции в первую мировую войну. Выбор победителя Мамая оказался верен. В конечном счете не Речь Посполитая, не Великое княжество Литовское, не Австро-Венгрия, а Русь Московская, Русское царство, Российская Империя собрала воедино все земли Киевского государства, а в конце XX века не пошла против приговора времени. Возвышению Москвы немало способствовали также иерархи Православной церкви. В 1299 году переходит из Киева во Владимир митрополит Максим. Вскоре св. Петр переносит митрополичью кафедру из Киева в Москву. Долго после того, как закатилась звезда древней столицы Руси, митрополиты московские именовались митрополитами Киевскими и Всея Руси. А свет этой звезды не померк и по сей день. В. Ключевский заметил, что даже в самых темных глубинах русского народа сохранилось теплое сыновье чувство к «Отцу городов русских». Продолжение следует