Музей Леонида Пастернака

Он был открыт пять лет назад в Оксфорде

"Папа!" Но, ведь, это море слез, бессонные ночи и, если бы записать это, – тома, тома, тома. Удивленье перед совершенством его мастерства и дара, перед легкостью, с которой он работал (шутя и играючи, как Моцарт) перед многочисленностью и значительностью сделанного им, – удивленье тем более живое и горячее, что сравнения по всем эти пунктам посрамляют и унижают меня. Я писал ему, что не надо обижаться, что гигантские его заслуги не оценены и в сотой доле, между тем как мне приходится сгорать от стыда, когда так чудовищно раздувают и переоценивают мою роль… Я писал папе…, что, в конечном счете, торжествует все же он, он, проживший такую истинную, невыдуманную, интересную, подвижную, богатую жизнь, частью в благословенном своем XIX веке, частью – в верности ему, а не в диком, опустошенном нереальном и мошенническим двадцатом…"

Эти строки принадлежат Борису Пастернаку. Письмо, написанное через полгода после смерти отца, он передал в самом конце 1945 года сэру Исайю Берлину, профессору Оксфордского Университета, работавшим тогда в посольстве Великобритании в СССР. Берлин тогда стал не просто "связным", передававшим послания Бориса Леонидовича в Оксфорд сестрам, но и своего рода "окном" поэта на Запад. Борис Леонидович и попросил его взять с собой послание на тихую оксфордскую улицу Парк Таун. Там, где последние шесть лет своей жизни прожил великий – сегодня, пожалуй, мы уже без колебаний можем выводить это слово не только по отношению к Борису Леонидовичу, но и к его отцу – русский импрессионист, любимый иллюстратор Льва Толстого Леонид Пастернак.

Позади у Леонида Осиповича была большая и не слишком легкая, но, безусловно, удачливая жизнь. Он не сгинул в фашистских газовых топках, не подвергался проработкам на партийных собраниях, как его любимый сын. Выходец из местечковых кругов, Леонид Осипович сумел подняться на вершину художественной славы. Но все равно при упоминании фамилии Пастернак прежде всего возникает смуглое лицо автора "Доктора Живаго".

Леонид Пастернак приехал в Англию из Берлина в 1938 году в одни из самых тяжелых дней жизни. Большая часть тиража его книги, куда вошли и воспоминания о Толстом, была уничтожена ворвавшимися в типографию нацистами, юбилейную выставку запретили. Нацизм все сильнее и сильнее набирал силу. Леонид Осипович готовился к отъезду в Москву, но перед окончательным возвращением в страну победившего социализма решил навестить свою младшую дочь Лидию, к тому времени жившую в Оксфорде и накануне прибытия в СССР перевез на Британские острова все свои работы. Начавшаяся война оставила художника в этом дивном, поразительно красивом старинном городе, давно и прочно ставшего одним из главных символов туманного Альбиона.

Упакованные в ящики картины находились в советском постпредстве в Лондоне и ждали отправки в Москву. Старшая дочь Жозефина собиралась уезжать в США, но гитлеровское вторжение в Европу навсегда связала семью Пастернаков с Англией
Страшным ударом стала для Леонида Осиповича смерть жены. События, происходившие вокруг – бомбежки, трагедия в России – также особого оптимизма не добавляли. Но художник до конца дней сохранял присущую старым, мудрым людям спокойный и ясный взгляд на все, что творилось в мире. Убежденный толстовец и пацифист, он, тем не менее, восхищался Черчиллем и верил в победу сил разума и добра.

А в Москве сходил с ума от беспокойства его сын. Сообщение было очень затруднено, а когда начались бомбардировки Англии, прекратилось совсем. 1 ноября 1940 г. Борис Пастернак писал Ахматовой: "Я говорил Вам, Анна Андреевна, что мой отец и сестры с семьями в Оксфорде, и Вы представите себе мое состояние, когда в ответ на телеграфный запрос я больше месяца не получал от них ответа. Я мысленно похоронил их в том виде, какой может подсказать воображенью воздушный бомбардировщик, и вдруг узнал, что они живы и здоровы". В семейном архиве в Оксфорде был найден текст телеграммы, который так обрадовал Бориса Леонидовича. "Все хорошо, обнимаем, любим. Папа, Лидия".

Леонид Осипович, его дочери Лидия и Жозефина и их дети жили в Оксфорде трудно, хотя, конечно, во время такой войны их лишения по сравнению с тем, что пришлось испытать миллионам соотечественников, могли бы показаться пустяками. У Жозефины, занимавшейся исследованиями по истории философии, было двое детей, у ее младшей сестры Лидии – четверо, причем двое дочерей родились уже в военное время. Одна из них, Энн, которую все в семье называли Лизой, и стала будущим ангелом-хранителем музея Леонида Пастернака.

Художник продолжал работать, невзирая на болезни и не слишком веселое время. Полотна рождались самые разные. Написал он много, в основном черпая сюжеты из прошлого русской литературы и мировой истории. Так, маслом были созданы такие блистательные картины как "Бах и Фридрих Великий", "Юный Мендельсон дирижирует Баха". Часто обращался и к образу своего великого друга – яснополянского мыслителя.

Его иногда посещали гости, среди них ставший близким директор кабинета гравюр Британского музея Артур Хайнд. В 1942 художник удостоился визита посла СССР в Великобритании Ивана Майского. Речь шла о том, чтобы художник предоставил свои работы для благотворительной выставки в пользу Советского Красного Креста. Одна комната на экспозиции должна была быть предоставлена для работ Леонида Осиповича, но все так и осталось в разговорах. И еще он очень ждал выставки, которая должна была состояться в Лондоне. Открытие ее все откладывалось, и Леонид Осипович до своей новой экспозиции так и не дожил.

Понуждаемый детьми, писал воспоминания. Да это были не мемуары в классическом смысле, а скорее заметки, чем-то напоминающие наброски ныне ставшего культовым Василия Розанова. "…Отец мой регулярного дневника, как это обычно понимается, не вел. Он считал и не раз говорил, что его настоящие "дневники" – т.е. заметки о наиболее интересных встречах или эпизодах жизни, – это его зарисовки в альбомчиках, число которых очень велико. Он заносил в них все, что его глаз художника наблюдал, схватывал, что было ему интересно и нужно для памяти…", – вспоминала потом старшая дочь Жозефина.

В одних из своих самых последних записей Леонид Осипович очень точно сформулировал самую суть своего удивительного дара: "Живопись – язык. Сюжет, т.е. "литература" (беллетристика), в живописи значения не имеет. "Литература" – враг живописи. Эскизы, пастели, наброски – вот что есть непосредственная передача жизни в живописи или на рисунке, они фиксируют, схватывают жизнь. Картины с эскиза – сущее мучение! В картине пропадают первые творческие вспышки, самое драгоценное в искусстве, пропадает и теряется след их". Действительно, Леонид Осипович умел поразительно схватить какую-то неуловимую прелесть движения, улыбки, поворота головы. От его полотен словно веет свежим, легким ветром.

Младшая дочь Лидия Пастернак – Слейтер, в чьем доме в Оксфорде он жил, биохимик, психиатр, в свое время работавшая в Берлине вместе с великим нашим "зубром" Тимофеевым-Ресовским, все время предоставляла приют разным людям, беженцам из Германии и Польши, сдавала комнаты студентам. Одну комнату, куда падал свет с севера, отдала отцу под мастерскую. И вместе с сестрой делала все, чтобы облегчить ему жизнь. Спустя много лет, в 1974 году, в Женеве увидела свет ее книга стихов "Вспышки магния". Там были очень точные строки:

"Быть нянею, кормить и утешать,
Сносить с улыбкой подлость и обманы,
Зализывать душой чужие раны,
Но для своих – целения не ждать".

И тем не менее, возраст и болезни свое дело сделали. 31 мая 1945 года Леонид Осипович скончался на руках у Лидии. По иронии судьбы последний холст, над которым работал мастер, был набросок Ленина. История никак не отпускала художника. Тогда, конечно, о музее никто и не думал.

"Мой дедушка умер год спустя после моего рождения. Но он был все время среди нас. Я росла среди его удивительных картин, развешанных по стенам дома… Мама воспитывала нас только по-русски, боясь, что мы вырастем иностранцами. Мы знали, что запертая комната – это дедушкина комната. Иногда нас допускали туда – там все время на окнах были ободранные занавески. Комната
была забита старой мебелью, мольбертами, бумагами, холстами, одеждой дедушки и мамы", – писала впоследствии Энн, дочь Лидии Леонидовны

Энн никогда не могла забыть, как она впервые попала в Россию. Произошло это в страшные для их семьи дни, когда пришло известие о смерти Бориса Леонидовича – ведь он за несколько дней до кончины выразил желание увидеть сестру. Однако, невзирая на все мольбы и просьбы, визу дали только через два дня после похорон.

Энн и ее мать добирались долго – через Голландию, Западную и Восточную Германию, Польшу. Глядя из окна вагона на унылые запущенные поля Анна сказала матери: "Как все это уныло". "Не смей говорить такое вслух", – ответила мать.

В этот первый приезд, смотря из окна переделкинского дома на дорогу через поле, вытоптанную во время похорон поэта сотнями ног, Энн получила от дяди Александра, которого тогда увидела впервые, разрешение "посмотреть и осторожно полистать" альбомы с записями и рисунками деда, оставленные им в России перед отъездом в Германию в 1921 году. Именно этот момент, как считает она, и дал первый импульс к созданию музея в Оксфорде.

Наряду с сохранением наследия своего гениального брата сестры, Жозефина и Лидия делали все, чтобы увековечить память отца. Один портрет Бориса Пастернака был подарен галерее Тейт, замечательную картину "Поздравление", запечатлевшую детей художника, произносящих заздравные речи в день серебряной свадьбы родителей, получила в свое распоряжение Третьяковка. Правда, это произошло уже намного позже, в 1979 году, накануне открытия грандиозной выставки Леонида Осиповича в Москве. К этому времени, в отличие от своего сына, он уже был полностью реабилитирован в глазах Советской власти. На открытие этой выставки Лидия Пастернак-Слейтер, ставшая к тому времени еще и одной из главных переводчиц русской поэзии в Великобритании, привезла для главной галерее страны замечательные портреты, выполненные Леонидом Осиповичем. Причем это были запечатленные образы тех, чьи имена скрижалями вписаны в золотую книгу культуры России – Алексея Ремизова, Михаила Гершензона, Сергея Рахманинова. Напомним, что к этому времени в московском издательстве "Советский художник" в 1975 году вышла подготовленная Жозефиной и Александром Пастернаками большая книга "Леонид Пастернак: Записи разных лет".

Тогда же уже были проведены выставки в оксфордском музее Эшмолиан, в Бристоле и Мюнхене. О Леониде Пастернаке были опубликованы десятки статей, в Лондоне в 1974 году увидела свет блестящая книга Дэвида Бакмана "Леонид Пастернак: Русский импрессионист". И все-таки музея Леонида Осиповича не было. И Энн Пастернак, филолог, профессор Оксфордского университета, специалист и автор ряда работ по истории литературы шекспировской эпохи, такой музей создала. Естественно, при огромной помощи ее матери и тети Жозефины, а также всех московских и английских родственников.

Почти 25 лет каталагозировалось, описывалось и фотографировалось Оксфордское собрание. Поврежденные холсты и листы с бумагами реставрировались, наклеивались на картон. Ящики с архивами были разобраны, документы описаны. Среди сундуков были найдены ряд работ, о которых все давно забыли – к примеру, дивные портреты Эйнштейна. Или холст с изображением зала Большого театра в дни крупного большевистского форума. После ультразвукового исследования картины среди делегатов обнаружились лица коммунистических вождей, закрашенные позднее. Большинство из них стали жертвами сталинско-вышинских спектаклей. Леонид Осипович, судя по всему, собираясь возвращаться в Россию, понимал, что таких героев туда везти не стоит.

2 мая 1999 года при огромном стечении народа музей был открыт. В том же доме на севере Оксфорда, на улице Парк Таун, где прожил последние отпущенные ему годы Леонид Пастернак. В специально затененных, чтобы не выгорала графика, трех комнатах. С подсветкой. Зрителей встречают изображения Эйнштейна и Рахманинова, Льва Толстого, родных мастера, пейзажи России.

И в этом же доме сегодня живет Энн Пастернак-Слейтер с четырьмя детьми и мужем, одним из самых известных поэтов Англии Грейгом Рейном. Через месяц после открытия музея состоялась большая выставка в Оксфордском музее Эшмолиан, а также представление огромной работы – двух томов каталога-резоне "Леонид Пастернак: Годы в России: 1875 – 1921", созданного усилиями профессора русской литературы в Университете в Колорадо Римгайлы Салис. Предисловие написал один из самых известных искусствоведов Великобритании Джон Уитни.

И сегодня музей Леонида Пастернака открыт. Музей художника, не только подарившего России гениального сына, но и великого мастера изобразительного искусства. Мастера, признанного во всем мире.