«На кого бы им обидеться»
Хотел бы предложить задуматься о таком странном и в чем-то зловещем явлении, как западная политкорректность
Хотел бы предложить задуматься о таком странном и в чем-то зловещем явлении, как западная политкорректность. Во-первых, потому что едва ли не ежедневно мы наблюдаем эту идеологию в действии, последний пример – наглядная демонстрация кинорежиссером Ларсом фон Триером тонкой грани, отделяющей свободу слова от несвободы. А во-вторых, по той причине, что есть немало желающих распространить принципы этой идеологии на Россию.Что такое политкорректность? Речь идет о системе всеобъемлющих негласных запретов, направленных на то, чтобы ненароком не обидеть представителей различных меньшинств – гомосексуалистов и лесбиянок (по степени внимания поборников политкорректности они – вне конкуренции), адептов «миноритарных» конфессий, поклонников экзотических форм поведения, а также групп, предположительно, подвергающихся дискриминации – женщин, людей с небелым цветом кожи, инвалидов, лиц с низким уровнем интеллектуального развития, бедняков и т. д. Причем за малейшее нарушение этих запретов следуют очень суровые санкции, хотя они нигде не прописаны. В общем, эта система очень напоминает порядки, описанные Дж. Оруэллом в его гениальном романе «1984», где многие действия никак формально не запрещались, но все знали, что они жестоко караются.
Скажем, ректор некоего американского университета в шутку заявляет, что, по его мнению, мужчины способнее к математике, чем женщины, – следует незамедлительное увольнение с работы. Некий студент дает понять, что гей-парады – это не самое приятное для него зрелище, его отчисляют из университета. Другой студент пишет «эсэмэску» во время лекции женщины-преподавателя, та подает на него в суд за демонстрацию «мужского доминирования». Учительница ведет свой класс на спектакль «Ромео и Джульетта» – ее обвиняют в пропаганде «отвратительного гетеросексуального зрелища». В США и Европе официальные ведомства требуют исключить из обращения слова «папа» и «мама», поскольку они могут обидеть однополые «семьи», где воспитываются усыновленные дети.
Из школьных учебников изымается все, что может быть кем-то истолковано как пропаганда превосходства одной социальной, расовой, религиозной группы над другими.
Многие эксперты отмечают, что в наше время не имели бы ни малейших шансов быть изданными такие «неполиткорректные» писатели, как Шекспир или Марк Твен, которые были бы немедленно объявлены расистами.
Кстати, в США уже готовят «политкорректную» версию произведений Марка Твена, где не будет слова «негр». Попутно следовало бы переписать, например, и рассказ Конан-Дойла «Желтое лицо», где героиня выражает сожаление по поводу того, что ее дочь пошла в отца-негра, родившись даже более черной, чем он сам.
Цензуре в США подвергаются, например, классические мультфильмы 1930–1950-х годов. Так, из мультфильма «Красная Шапочка» вырезали сцену, в которой волк восхищается «женскими прелестями» Красной Шапочки (у волка «вылезают глаза»). Цензоры посчитали, что эта сцена дискриминирует женщин. В другом мультфильме – «Три Поросенка» – волк пытается проникнуть в дом одного из поросят, переодевшись в еврейского торговца и говоря с еврейским акцентом. В новых версиях намек на национальную принадлежность отсутствует. Из классического фильма Уолта Диснея «Фантазия» исчез черный кентавр, который по сценарию был прислугой белого кентавра.
Бывший диссидент Владимир Буковский, ознакомившись на собственном опыте с западной политкорректностью, пришел к выводу, что она хуже марксизма-ленинизма, провозглашенного в СССР государственной идеологией.
Лично я согласен с этим утверждением по следующим причинам.
Во-первых, политкорректность требует «выравнивать» общество по его наиболее слабым, ущербным, закомплексованным особям. Не секрет, что только дураки все время ищут повод, на что и на кого бы им обидеться. Творческий, работоспособный, энергичный человек не обижается на всех подряд, даже если он страдает от природы теми или иными физическими недостатками. У него просто нет времени на эти обиды, равно как и на бесконечное сутяжничество. Права и свободы человека – лишь средства для раскрытия творческого потенциала личности. Когда же они превращаются в самоцель, их поборники напоминают адептов тоталитарной секты.
Во-вторых, политкорректность является колоссальным тормозом на пути развития творческой мысли. Как правило, любые новые идеи, гипотезы, проекты неожиданны, парадоксальны, неординарны. Может ли предложить нечто подобное человек, скованный по рукам и ногам путами «политкорректности»?
В-третьих, политкорректность убивает саму способность мыслить, поскольку навязывает нам стереотипы, противоречащие человеческому опыту, логике и здравому смыслу. Она требует от нас поверить, что все люди одинаковы по своим способностям, что все народы внесли равный вклад в развитие человеческой культуры, что ум и глупость, красота и безобразие, добродетель и порок, норма и извращение в равной степени имеют право на уважение.
В-четвертых, политкорректность является причиной постоянного стресса у огромного числа людей. На Западе успешный человек, дорожащий своим местом, вынужден постоянно думать о том, как бы его шутку, анекдот, высказывание на научную тему, какое-либо действие в быту не сочли неполиткорректными. Тот же Владимир Буковский, который в университете придержал дверь, чтобы дать пройти двум девушкам, услышал от них: «Мужская шовинистическая свинья». А один мой знакомый был подвергнут мучительной «разборке» в университете в Германии за то, что подал студентке руку, когда она выходила из автобуса.
В-пятых, у меня возникает вопрос, кто все-таки формулирует эти самые принципы политкорректности. К примеру, кто именно решил, что слово «Рождество» оскорбляет религиозные чувства нехристиан и вместо него нужно говорить «зимний праздник»? Я подозреваю, что этот человек просто дурак. А жить при диктатуре дураков как-то нет желания. Ведь как говорил один герой Шекспира, бред сумасшедшего – не Священное Писание.
Пока еще никто не признался, что именно он является автором «свода норм» политкорректности. Получается, что они формулируются некоей наднациональной силой, чуть ли не «теневым правительством»? А коль скоро есть железные нормы, кто-то вынужден следить за их соблюдением. Получается, что существует какая-то негласная «полиция мыслей»? Впрочем, на Западе люди весьма охотно «стучат» друг на друга. Опять же есть желающие распространить этот опыт и на Россию. Будто мало нам 1937–38 годов с их эпидемией доносительства.
Все это мы это уже проходили в ХХ веке. Тоталитаризм и цензуру можно назвать «политкорректностью» – суть при этом не изменится. Как говорил гоголевский Собакевич: «Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот».
Всякое благое начинание, будучи доведенным до абсурда, обращается в свою противоположность. Так случилось и с политкорректностью. Но ее отрицание отнюдь не означает, что в обществе не должно быть некоего этического кодекса и правил хорошего тона. Они должны быть, поскольку законы не способны отразить всех нюансов человеческого общежития.
Скажем, в России до революции в среде интеллигенции было не принято кичиться своим богатством, чинами и званиями, обращать внимание на чью-то бедность, публично рассказывать о своих любовных похождениях и многое другое. Помните рассказ Чехова «Толстый и тонкий»? Там «толстый» – тайный советник с двумя «звездами» – никак не демонстрирует превосходства перед своим бывшим одноклассником, у которого карьера не сложилась.
Уважение к «сирым и убогим» ни в коем случае не должно переходить в диктатуру «сирых и убогих». Иначе мы получим общество, в котором просто неинтересно жить. Ибо в конечном итоге развитие цивилизации определяют люди смелые, дерзкие, неординарные, парадоксальные. Словом, неполиткорректные. А, как отмечал известный русский консервативный публицист М. О. Меньшиков, именно развитие цивилизации и есть цель. Права и свободы – средство.
И тем не менее было бы неплохо, если бы некоторые принципы дореволюционной «политкорректности» вошли в нашу современную жизнь. В частности, запрет на безобразные оскорбления, которыми полна наша публичная полемика. Или, скажем, уважительные обращения – «госпожа» и «господин» вместо чудовищных «женщина», «мужчина».
Но, разумеется, смягчение нравов должно происходить на основе повышения общей культуры в обществе, а не под страхом крушения карьеры или уголовного преследования, как это практикуется на Западе.