logo

Хлебные крошки

Статьи

Бои за историю
История
Ближнее зарубежье

Денис Шунькин

Объясняя «колониальную» историю…

«Все без исключения страны СНГ мифологизированы»

Уже не первый год в российских и зарубежных СМИ появляются сообщения о спорах вокруг создания исторических концепций, публикаций трудов и учебных пособий в России и бывших республиках Советского Союза, ставших самостоятельными государствами. На первый взгляд кажется, что все эти сообщения, со значительным привкусом скандала, замешаны на политике и прозападной ориентации лидеров ряда постсоветских государств. В действительности за этими явлениями стоят гораздо более серьезные процессы

Сегодня мало кто вспоминает о том, что осознание себя частью народа, способность четко ответить на вопрос кто ты и откуда, кто твои предки и что значат те или иные национальные символы является краеугольным камнем построения идеологии любого государства. Изучение истории своей земли, начиная с древнейших времен, позволяет сформировать понятную для всех жителей той или иной страны мировоззренческую концепцию, со всеми положительными и отрицательными символами, моделями поведения, и, конечно, с образом врага.

Особенностью истории, равно как и археологии, этнографии, антропологии является непрерывность процесса познания. Изучение материальных и письменных источников, переосмысление накопленных предшественниками и осмысление новых знаний ведется постоянно. Способность исторического знания влиять на политику и современные события является общеизвестной и именно поэтому деятельность исследователей, так или иначе, контролируется политическими структурами. В ряде случаев это носит характер прямой цензуры и даже давления на неугодных авторов, в других – сохраняется видимость свободы, и используются более тонкие механизмы контроля.

Столь тесная связь исторической науки с современными реалиями международной и внутренней политики привела к неизбежному хаосу в когда-то стройной исторической картине 16 суши после распада СССР и появлению многочисленных спекуляций на историческую тему. Многие из них были взяты на вооружение или изначально инспирированы определенными политическими силами, как внутренними, так и внешними. Для того чтобы понять истоки и возможное развитие этого процесса, необходимо пристально рассмотреть все происходящее на постсоветском пространстве.

События в Прибалтике, Молдавии и на Украине, носят излишне политизированный характер, мешающий понять суть этой трансформации. Внешне все выглядит как написание самых диких и фантастических теорий в угоду политическим деятелям антироссийской ориентации. Эти псевдонаучные изыскания зачастую преследуют чисто сиюминутные цели.

Происходящее же в исторической науке стран Центральной Азии – Казахстана, Узбекистана, Туркмении, Таджикистана, Киргизии заметно меньше, но имеет более сложное и глубокое содержание. Конечно, там, так же как и на западе, появляются новые исторические теории, которыми время от времени спекулируют политики. На деле же, в странах Центральной Азии в самом разгаре процесс осознания своей истории и построения национальных концепций исторического знания.

По мнению Анатолия Хазанова, заслуженного профессора антропологии и центрально-азиатских исследований Университета Висконсин (Мэдисон, США), Члена-корреспондента Международного Института по изучению кочевых цивилизаций (ЮНЕСКО) и почетного члена Общества по изучению Центральной Азии в настоящее время все без исключения страны СНГ мифологизированы – идет становление новых национальных государств, что влечет за собой поиск великих предков. Причем иногда доходит до крайностей, граничащих с глупостью: мифы распаляют страсти и помогают поддерживать в подогретом состоянии многочисленные этнические конфликты на постсоветском пространстве.

Откуда есть и пошел род казахский и кто на земле править первый начал….

Конечно, в современной исторической науке стран Центральной Азии тоже хватает самых экзотических теорий, уже начинающих складываться в не менее оригинальные концепции. Например, в соседнем Казахстане в 2003 г. произошла самая настоящая революция в антропологии, и ее идеологом стал доктор геолого-минералогических наук А. Байбатша, опубликовавший в том же году свой «обширный труд» - «Антропогеновая история Казахстана». В котором изложил свое глобальное «открытие». По мнению А. Байбатши, возникновение гоминид произошло в трех очагах – на востоке Африки, на юге Индокитая и в Казахской степи. Причем в последнем случае автор делает сенсационное заявление и открывает новый вид человеческого предка - «казахантроп». На этом автор не останавливается и объявляет, что древнее население (территории современного Казахстана) эпохи бронзы и раннего железа являются казахами, которые, «стали основным населением Восточной Европы, Ближнего Востока, северной половины Азии, и континентов Америки». Автор этой удивительной концепции полагает, что «жители казахской степи и переселившиеся из нее около 20 – 25 тыс лет назад люди разговаривали на языке, близком к современному (казахскому?!)». Самым же неожиданным открытием автора стало обоснование того, что знаменитая история Маугли, оказывается, является казахским мифом, записанным плагиатором Киплингом со слов «жителей откочевавшего в Индию казахского (сахского) племени арыс – дравидов». В конце «труда» автор подводит итог и резюмирует, что выходцы «казахской» степи распространились почти повсеместно.

Другой одаренный воображением исследователь, кандидат технических наук К. Данияров, в своей работе “Альтернативная история Казахстана” обосновывает казахское происхождение Чингизхана! Он активно пользуется приемом отождествления похожих созвучий в древних и современных именах людей, мастерски подгоняя под свои выводы удобные факты.

Также стоить отметить семь раз переизданное в Казахстане учебное пособие для студентов вузов А. Кузембайулы и Е. Абиль, “История республики Казахстан”. Основное его содержание – искусственное удревление истории Казахстана, за счет приватизация истории и наследия тюркских и монгольских народов и уже знакомого нам использования случайных созвучий в именах и названиях названий. Например, этот дуэт отождествил найманов и кераитов, древних усуней и казахских уйсуней – со сходными по звучанию названиями современных частей казахского этноса, переписали историю гуннов (хунну) объединив с историей «протоказахских племен», средневековых кипчаков расселили вплоть до Дуная.

Конечно, если бы все эти труды носили характер отдельных публикаций желающих произвести впечатление на читателя авторов, им вряд ли стоило уделять какое-либо внимание. Ведь сегодня можно опубликовать практически что угодно, были бы деньги и желание. Однако, в данном случае процесс уже зашел слишком далеко. Подобным псевдоисследованиям ряд государств Центральной Азии придает статус школьных учебников и пособий для студентов.

В уже упоминавшейся республике Казахстан, в качестве учебника для школьников 5х классов издан труд Т.А. Тулебаева – “История древнего мира 5 класс“. Его автор доходчиво объясняет юным читателям содержание «колониальной политики России в Казахстане – разделение казахов на три жуза и противопоставление их друг другу», абсолютно игнорируя исторический факт сохранения на протяжении чрезвычайно длительного периода трехчленной генеалогической организации казахского общества.

А учебное пособие М.Д. Шаймерденовой, “История Казахстана с древнейших времен до середины ХХ века”, в качестве одной из основных идей предлагает следующую трактовку истории азиатской части дореволюционной России: «на российско-казахской границе началось строительство русских городов, форпостов, казачьих станиц… Некоторые сооружения были построены непосредственно на территории Казахстана». Поразительное незнание исторических и геополитических реалий того времени позволяет автору игнорировать тот факт, что построенные в период с 1652 – 1656 по 1720 гг. Царицынская, Закамская, Старая сибирская и Иртышская укрепленные линии в Среднем Поволжье и Южной Сибири располагались не на «казахских землях» или «землях младшего жуза» а внутри кочевий башкир, волжских калмыков и сибирских татар. Эти кочевья лишь на южных своих окраинах граничили с землями младшего и среднего жуза, а также с джунгарскими земельными владениями в Среднем и верхнем Прииртышье. С казахскими владениями «русские сооружения» до 30-гг. XVIII в., будучи были отделены сотнями и десятками километрами кочевий других народов бывших и не бывших (джунгары) в российском подданстве, граничили лишь в низовьях Яика (Гурьев, Яицкий, Самарский городки) и при впадении Оми в Иртыш.

Стоит ли говорить о том, что военно-разведывательные экспедиции И.Д. Бухгольца (1716 – 1718), И.М. Лихарева (1719 – 1720) в Джунгарию по Иртышу и князя А.М. Бековича-Черкасского в Хиву (1717) описываются как осуществление присоединения Казахстана к России, хотя никакого отношения к казахам экспедиции не имели?

Принимая подобные теории в качестве основы для разработки образовательных программ школ, училищ и ВУЗов, правительство Казахстана одновременно демонстрирует дружественную России политику, участвует в масштабных совместных проектах и, в конце концов, в создании единого пространства в рамках Таможенного Союза. Хотелось бы надеяться, что подобные исторические теории появляются в качестве официальных из-за недосмотра соответствующих чиновников, и не являются официальным направлением развития идеологии и теорий исторической науки Республики Казахстан. К сожалению, наличие подобных учебников и образовательных программ очень напоминает камень за пазухой, воспитание у будущих поколений граждан и руководителей враждебного представления о соседних государствах. Отметим, что для страны, ставящей амбициозные цели и желающей занимать ведущие позиции в регионе, подобные действия вряд ли являются выигрышной концепцией.

«Униженный» хлопковый рай

Кроме Казахстана исторической ущербностью так же страдают другие страны Центральной Азии, которые заимели на вооружении оригинальные исторические концепции. Особую активность в этом направлении проявляет формально дружественный России Узбекистан, значительная часть граждан которого работают в России.

Современная историческая наука Узбекистана фактически переосмыслила исторический опыт взаимоотношений с Россией. В настоящее время период с начала завоевания Туркестана Российской Империей в 1860-90-е гг. и до развала СССР в 1991 г. повсеместно трактуется как долгие годы унижения, деспотичного гнета со стороны России, а также история национально-освободительной борьбы узбекского народа против имперских колонизаторов, русских оккупантов и сталинской тоталитарной системы. Более того, господствующей идеологической установкой в современной узбекской историографии стало отрицание положительных результатов взаимодействия с Россией и СССР, трактовка целей политики России и Советского Союза в Узбекистане как лишение узбекского народа его национальной государственности, самобытности, его закабаления, и выкачивания ресурсов. Расхожим штампом стало т.н. «рабство узбекского народа на бескрайних хлопковых полях».

Первенцем современной узбекской историографии стал изданный в 1990 г. учебник Г.А. Хидоятова, профессора Ташкентского Государственного Университета «Моя родная история». Он отличался взвешенным подходом к освещению истории Средней Азии и искренним интересом автора к истории узбекского народа. Объективно оценивая трагические страницы среднеазиатских завоеваний Российской Империи – установление колониального режима, ликвидация суверенитета независимых узбекских ханств, автор не отрицает и такие положительные явления как вывод региона из состояния экономического и социального застоя, создание основ инфраструктуры индустриального общества, интеграция российской и среднеазиатской экономики. [Хидоятов. Г.А. Моя родная история. Ташкент, 1990. С. 272, 283-290]

С выходом в 1992-1993 гг. двухтомного учебника для ВУЗов «История народов Узбекистана», под редакцией действительного члена Академии наук Узбекистана А.А. Аскарова, была реанимирована трактовка присоединения народов средней Азии к России как «абсолютного зла». С выхода этого учебника в узбекской исторической литературе стали в изобилии появляться термины «завоевание», «колонизаторская политика», «колониальный Узбекистан» и т.п.

Стоит отметить появление в 1992 г. учебника В. Костецкого и М. Исхаковой «История народов Узбекистана» для 8-9-х классов, от первобытнообщинного строя до второй половины XIX в. Авторы постарались непредвзято подойти к оценке истории взаимоотношений с Россией. Так, рассматривая военные походы русской армии, экономические и политические итоги завоевания Узбекистана, авторы приходят к выводу о том, что «с вхождением Средней Азии в состав русского государства…в истории среднеазиатских народов произошли серьезные изменения в их социально-экономической и культурной жизни и в быту. Прекратились междоусобные войны, создались благоприятные условия для формирования наций, был упразднен отсталый и реакционный институт рабовладения, началось изучение природных богатств Средней Азии русскими учеными. Усилилось влияние передовой, прогрессивной культуры на развитие народов Средней Азии».

Далее, общая тональность узбекской исторической литературы начинает меняться. В учебнике для 9-го класса «История Узбекистана (1917-1993 гг.)» под редакцией А.А. Аскарова, уже во введении отмечено, что система колониального господства России «подрывала самобытный хозяйственный и психологический уклад жизни народов края», «лишала их возможности самостоятельной трансформации в современный мир на национальной основе». Более того, по мнению автора введения, профессора Р.Я. Раджаповой, «…Февральская революция и особенно октябрьский переворот в метрополии резко изменили естественноисторический процесс развития народов края, сорвали начинавшиеся в нем процессы модернизации общества на собственной почве».

В 1997 г. издано дидактическое пособие для учителей «Использование архивных материалов при изучении истории Узбекистана» под авторством Ж. Рахимова. Несмотря на заявленные в названии материалы архивов, основным содержанием пособия стали выдержки из вышедшего ранее учебника Костецкого и Исхаковой и текстов самого Рахимова, далеких от какой-либо объективности. Вступление к пособию написано профессором Фазылходжаевым, в прошлом историком КПСС и «специалистом по дружбе народов СССР». Как и положено оперативно сориентировавшемуся в изменившихся политических реалиях историку КПСС, последний сравнивает завоевание Российской Империей средней Азии ни много ни мало с монгольским игом, в результате чего «на протяжении многих лет Туркестан находился в состоянии упадка». Специалист по дружбе народов СССР раскрывает читателю глаза на то, как Россия «кропотливо изучая Туркестан, засылая в этот край свою разведку, завоевывала его, используя самые жестокие средства…».

В целом, мало кто из современных узбекских авторов так ожесточил и сфальсифицировал взаимоотношения среднеазиатских ханств и Российской Империи в 20 – 50 е гг. XIX в.. Автор прибегает к откровенным домыслам: «В 1841 г. в Бухару была направлена миссия во главе с Н. Ханыковым. В состав миссии была введена спецгруппа… Ученый Лемон также участвовал в работе этой группы. Он изучил флору и фауну Средней Азии. Эти сведения были необходимы для русской армии при ведении наступления».

Шпиономания, русофобия и передергивание фактов, по мнению историографа В.В. Германовой, являются главной составляющей методологии этого автора. В своем учебнике для 9 класса «История Узбекистана» последний последовательно проводит свою крайне недружественную России теорию, грубо подгоняя известные исторические факты под свой тезис о том, что «сама история наделила русский народ способностями колонизатора», «изобличая» жестокость и зверства русских войск и органов управления. На страницах его учебника содержатся многочисленные упоминания о массовых убийствах русскими войсками женщин, стариков и детей, что не соответствует исторической действительности. Например, после взятия русскими войсками Акмечети раненые кокандцы были помещены в полевой перевязочный пункт, а здоровые – в лагерь русских войск и впоследствии отпущены. Рахимов методично проводит тезис о военно-техническом и численном превосходстве русских войск над войсками кокандского и хивинского ханов и бухарского эмира. Он пытается сотворить миф о героическом сопротивлении захватчикам чуть ли не с голыми руками. При этом забывает привести реальные цифры коалиционных бухаро-кокандо-хивийских орд и их вооружении (которое поставлялось из Афганистана русским «другом» из туманного Альбиона имевшего свои интересы в Средней Азии и цель колонизировать ее), которые составляли порой до 100 тысяч хорошо вооруженных бойцов против 5 тысячного русского гарнизона и около тысячи семиреченских казаков.

В целом, кредо авторов подобных «исторических концепций» хорошо описывают слова одного из них, А. Абдакимова, прямо написавшего в предисловии к своему изданию буквально следующее: «Приступая к работе, мне пришлось принять непростое решение: какой учебник написать? Традиционный, как правило, напоминающий сборник ответов на заданные вопросы? Или создать нечто новое. Интересное, неординарное? Выбрал второй вариант… В работе дано большое раздолье для размышлений, воображения по принципу: твори, выдумывай, пробуй». Пожалуй, лучше и не скажешь.

Сразу оговоримся, что длительный процесс формирования внятной исторической теории является абсолютно естественным для любого суверенного государства, желающего самостоятельно формировать свою внешнюю и внутреннюю политику, формулировать цели и, главное, образы, транслируемые соседям, партнерам и конкурентам. Крушение советского государства привело к образованию вакуума в исторической науке стран СНГ. Старые концепции, сформированные в предшествующие годы, сразу же перестали соответствовать новым реалиям жизни. Дело здесь даже не в отношении к России, русским, коммунизму и т.п. Все проще. Советская школа и ВУЗы давали евроцентричную модель всемирной истории. Центром преподававшейся истории СССР была Москва и связанные с историей Московского государства, а затем и Российской Империи и позже СССР события. Вполне логично, что сохранение традиционной советской исторической концепции, с постепенной ее адаптацией под реалии изменившегося мира еще могло устроить Россию. Но оно ни коим образом не подходило для молодых государств Центральной Азии, равно как и для Украины, Беларуси и Молдовы.

Более того, в самой России в итоге не получилось спокойной и постепенной адаптации концепции истории отечества к современным реалиям. Даже применительно к недавней истории ХХ столетия, событиям и фигурам их участников, о которых помнят пожилые люди и знают по рассказам родителей и семейным преданиям молодые россияне, общество не способно выработать единое отношение. Это наглядно показывают многочисленные словесные баталии на околоисторических сайтах интернета, скандальные результат конкурса-голосования «Имя России», недавние преследования авторов одного из исторических учебников, изданных в МГУ и многие другие факты.

В бывших союзных республиках ситуация развивается более динамично. В отличие от России, распад союзного государства оставил их вовсе без внятных исторических ориентиров. Более того, пришедшие к власти национальные элиты этих стран быстро осознали опасность идеологической пустоты. Молодые государства Центральной Азии практически сразу же попали под мощное воздействие внешних игроков на идеологическом поле – от заинтересованных европейских и атлантических держав до радикальных религиозных течений. Руководство государств Центральной Азии практически сразу же попало в условия временного цейтнота. У него просто не осталось времени на то, чтобы полностью отдать процесс формулирования национальных исторических концепций своим ученым. Остановить воспитание подрастающего поколения, школьное обучение и работу ВУЗов невозможно. Необходимо было в срочном порядке принимать на вооружение и запускать в образовательный процесс собственные учебники, программы и концепции. Это во многом и объясняет ту срочность, с которой молодые государства Центральной Азии принимали непроверенные и не апробированные исторические концепции и включали их в системы образования.

Такая ситуация привела к появлению самых невероятных теорий недобросовестных исследователей, а зачастую и откровенных шарлатанов. Ведь за любой государственной потребностью в написании истории стоят вполне осязаемые тиражи пособий, учебников и трудов, гонорары авторов, гранты, премии, научные титулы и конференции. Более того, этой ситуацией умело воспользовались те же внешние силы, инициировавшие создание концепций истории стран Центральной Азии через образ врага и противопоставление истории своего государства истории России. Пошатнувшиеся позиции исторической науки в самой России дают для подобных действий богатые возможности.

Именно благодаря создавшейся обстановке и крушению всех политико-мировоззренческих систем, существовавших на ранее едином пространстве, мы обязаны расцвету подобных псевдотеорий. Применительно к странам Центральной Азии это проявляется не только в демонизации России и приписывании ей в XVII-XVIII вв. в Сибири наличие мощнейшей военно-административной, разведывательно-информационной и политической машины, якобы позволявшей пограничным чиновникам использовать формально зависимых от России правителей калмыцкого ханства и юго-восточной Башкирии как марионеток, но и в изначально ложном приписывании древности своей истории, отождествление исторического и культурного наследия древнейших эпох с современными реалиями государства и общества, а также в «присвоении» общеизвестных фактов, ценностей и достижений всемирной истории своему этносу.

Если отвлечься от сугубо политических мотивов, то окажется что процесс познания истории имеет еще одну сторону. Действительно, крушение единой системы гуманитарного знания и распад единого научного пространства с развалом союза подтолкнул интерес к своей истории на бывших окраинах и периферийных территориях СССР. Более того, это крушение дало необходимую для исторических поисков свободу, и породило «концептуальную революцию» в исторической науке, побочные эффекты которой мы сегодня обсуждаем. Интерес отдельных энтузиастов, подкрепленный вновь созданными национальными научными структурами и потребностями молодых государств, привел к активизации исторических исследований бывшей окраины России. Оказалось, что чем дальше изучаемый период отстоит от современной истории, тем менее он оказывается политизирован, и тем плодотворнее и объективнее становится работа исследователей.

Наряду с построением собственных исторических концепций в бывших республиках Советского Союза, в последние два десятилетия наблюдается резкая активизация исследований древней и средневековой истории Сибири и Дальнего Востока, долгое время бывшей terra incognita для исследователей. Масштабные археологические раскопки и открытия, рост количества и качества исследований, применение новых методик и технологий исследования, вплоть до проведения реальных реконструкций и экспериментов открывают поистине новую страницу в истории исторической науки Северной Евразии. Это неизбежно приведет к изменениям в самой исторической концепции России, в программах преподавания истории в школах и ВУЗах.

Провозглашаемый в последнее время руководством России курс на развитие территорий Сибири и Дальнего Востока, развитие образования и науки в данных регионах невозможен без развития самосознания их населения. В свою очередь, это требует углубленного изучения их истории и отход от привычной модели диких окраин, освоенных Россией. Все это также неизбежно приведет к изменениям в концепциях российской истории. Самое главное, этот процесс невозможен без открытого диалога ученых стран Центральной Азии и формирования единого научного и культурного пространства Северной Евразии. Что же касается исторических мифов, то они не исчезнут. Мифологизация истории и коллективной памяти – сегодня самый эффективный инструмент любого государства, которое хочет эффективно заполнить пустоту, оставленную мертвым строем Их нужно просто разоблачать и высмеивать, ни в коем случае не допуская таких горе-ученых к сфере образования и воспитания. Следует помнить, что в период резких трансформаций в любом обществе роль исторической науки является решающей для необходимой консолидации многонационального общества и нового независимого государства.

Статьи по теме

Партнеры

Продолжая просматривать этот сайт, вы соглашаетесь на использование файлов cookie