Операция «Немыслимое»: Как Черчилль хотел изгнать русских из Европы
("The Daily Mail", Великобритания)
Как Черчилль хотел использовать войска побежденной нацистской Германии, чтобы изгнать русских из Восточной Европы Весной 1945 г., узнав, что американцы намерены остановить наступление на Берлин с запада и оставить столицу гитлеровской Германии на милость Красной Армии, он пришел в ярость - ведь правительство США четко обязалось не допустить раздела послевоенной Европы на политические сферы влияния. Однако именно этому Вашингтон теперь не собирался препятствовать. Поведение России с каждым днем становилось все хуже: всесокрушающая сталинская армия занимала в Восточной Европе страну за страной, и Москва, в нарушение достигнутых всего несколько недель назад Ялтинских соглашений, превращала их в своих сателлитов. Черчилль настаивал: армии западных союзников должны продолжать натиск на восток до тех пор, пока русские не продемонстрируют готовность соблюдать взятые на себя обязательства относительно послевоенного устройства в Европе. В то же время Сталиным в очередной раз овладела паранойя: он опасался, что Запад заключит сепаратную сделку с немцами, оставив его «за бортом», или даже вместе с ними повернет оружие против России. Его мучили подозрения: Черчилль что-то затевает. «Этот человек способен на все», - заметил он в беседе с маршалом Жуковым. Черчилль, однако, не мог ничего затеять: ему не позволяли американцы. Они не были заинтересованы в дипломатическом противостоянии с Кремлем, пусть даже ставкой в игре были жизненно важные вопросы будущего миропорядка. Конфронтация с Москвой не входила в намерения Вашингтона. Черчиллю было непросто примириться с реалиями наступающей новой эпохи. Еще в 1941 г. он решил, что после окончания войны Соединенные Штаты и Британская империя образуют самый мощный в истории человечества военно-экономический блок. Что же касается Советского Союза, то он выйдет из конфликта крайне ослабленным. «Им наша помощь в восстановлении страны будет нужна куда больше, чем их помощь нам», - говорил он тогда. Однако в 1945 г. Советы были гораздо сильнее, а Британия - гораздо слабее, чем он предполагал. В то же время США были меньше, чем когда-либо за все военные годы, готовы отстаивать совместные англо-американские интересы - будь то в Европе или других регионах мира. Впрочем, проанализировав ситуацию, премьер-министр осознал все эти факты. Когда стало ясно, что русские войска смогут беспрепятственно продвинуться до оговоренной линии соприкосновения с союзниками на реке Эльба, Черчилль подытожил свои опасения в письме министру иностранных дел Энтони Идену (Anthony Eden): «Происходит нечто ужасное. Волна русской гегемонии катится все дальше . . . Когда все закончится, территории, оказавшиеся под контролем России, будут включать прибалтийские провинции, все восточные области Германии, всю Чехословакию, немалую часть Австрии, всю Югославию, Венгрию, Румынию и Болгарию. Это одно из самых прискорбных событий в истории Европы, по масштабам не имеющее себе равных. Теперь нам остается надеяться только на скорое и радикальное столкновение с Россией и последующее урегулирование по его итогам». В тот момент он еще имел в виду дипломатическое «столкновение». Черчилль хотел, чтобы США и Британия ужесточили свою позицию в отношениях с Москвой. Проблема, однако, заключалась в том, что западные союзники внезапно оказались в «неизведанных водах». К полному ошеломлению соотечественников, которых держали в неведении относительно того, насколько тяжело болен Рузвельт, 12 апреля президент США скончался. Место этой гигантской исторической личности занял вице-президент Гарри Трумэн. В первые же недели после вступления нового президента в должность появились признаки того, что он готов вести себя с русскими гораздо жестче, чем его предшественник в последние месяцы жизни. Однако он, как и Рузвельт, не желал идти на риск вооруженного конфликта с Советским Союзом из-за Польши, которую тот уже занял, да и любой другой европейской страны. Вашингтон считал, что в ситуации, когда американские и советские войска стоят лицом к лицу на берегах Эльбы, пустопорожнее позерство пользы не принесет. «Боевитый» настрой Черчилля по отношению к Москве не находил отклика и в британском обществе. Четыре года британцы считали русских героями и братьями по оружию, не подозревая, что ответного энтузиазма в Москве не наблюдается. Помимо нескольких десятков людей, управлявших военной машиной Лондона, в стране почти никто не знал, как вероломно и жестоко Советы подчиняли себе Восточную Европу. 8 мая 1945 г. стало днем победы в Европе. В 3 часа дня премьер-министр обратился по радио к британскому народу, сообщив соотечественникам, что немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции, и «таким образом, война с Германией окончена». Он напомнил, как Британия вела борьбу в одиночку, и как к ней постепенно присоединились союзные великие державы: «В конце концов почти весь мир объединился против злодеев, и теперь они бессильно распростерты у наших ног. Мы можем позволить себе недолгую радость, но ни на минуту не должны забывать о трудах и усилиях, что еще ждут нас впереди». Необходимо ведь было довести до победного конца войну с Японией. «Теперь мы должны отдать все силы и ресурсы завершению стоящей перед нами задачи - как внутри страны, так и за ее пределами. Вперед, Британия! Да здравствует дело свободы! Боже, храни короля!» Тем же вечером он, выйдя на балюстраду Уайтхолла, произнес речь перед гигантской толпой лондонцев; собравшиеся пели «Страну надежды и славы» и «Ведь он - отличный парень». Однако, вернувшись в свой кабинет, Черчилль говорил только о том, какой ужас внушают ему варварские действия Советов на Востоке. Пока мир праздновал победу, он несколько дней мрачно размышлял о судьбе Польши. Затем Черчилль пригласил на Даунинг-стрит советского посла Федора Гусева и за ланчем устроил ему выволочку. В своем донесении посол описал, как премьер перешел на крик, перечисляя претензии к Москве: он говорил о Польше, о том, что коммунистические формирования в Югославии пытаются захватить Триест, о том, что британских представителей не пускают в Прагу, Вену и Берлин. Трумэн согласился с Черчиллем: необходимы срочные переговоры. Но что если диалог со Сталиным ничего не даст? Могут ли западные союзники что-то предпринять? Британский премьер полагал, что да. Они могут начать новую войну. Через считанные дни после капитуляции Германии он ошеломил членов Комитета начальников штабов, осведомившись, в состоянии ли англо-американские войска перейти в наступление и оттеснить русских. Он поручил специалистам по планированию военных операций подумать над способами, позволяющими «навязать России волю Соединенных Штатов и Британской империи», чтобы обеспечить «справедливое решение польского вопроса». Им было предложено исходить из того, что британское и американское общественное мнение полностью поддержит такие действия, и что союзники смогут «рассчитывать на использование людских ресурсов и сохранившихся промышленных мощностей Германии». Другими словами, предполагалось мобилизовать побежденную Германию для войны на стороне Запада. Была озвучена даже ориентировочная дата будущего наступления - 1 июля 1945 г. Сотрудников Форин Офис - хотя и не его главу Энтони Идена - воинственность Черчилля привела в ужас. Такое же впечатление она произвела и на председателя Комитета начальников штабов сэра Алана Брука (Alan Brooke), отметившего в своем дневнике: «Такое ощущение, что Уинстон жаждет новой войны!» (И действительно, на Потсдамской конференции, получив конфиденциальную информацию об успешном испытании атомной бомбы в США, премьер-министр еще больше преисполнился решимости «приструнить» Сталина. Обращаясь к сэру Алану, он прорычал, упрямо выставив подбородок: «Можно будет сказать им: если вы настаиваете на том-то и том-то, мы в ответ в состоянии стереть с географической карты Москву, затем Сталинград, затем Киев и так далее»). Тем не менее британское верховное командование послушно выполнило указание Черчилля и проанализировало различные сценарии боевых действий против русских. Хотя за годы его руководства воюющей страной штабисты привыкли к экстравагантным идеям премьера, на сей раз им пришлось мобилизовать всю силу воображения. Само собой разумеется, учитывая крайне «чувствительный» характер полученного ими задания, план операции, получившей название «Немыслимое», разрабатывался в строжайшей тайне. Но, опять же само собой разумеется, Сталин сразу же узнал, что происходит в Лондоне. Один из его многочисленных шпионов в Уайтхолле вскоре сообщил в Москву: ходят слухи, что фельдмаршал Бернард Монтгомери (Bernard Montgomery), командующий британскими войсками в Германии, получил приказ складировать захваченное немецкое оружие для возможного использования по назначению. Впрочем, для всех кроме Кремля черчиллевский план оставался государственной тайной более полувека, пока в 1998 г. Национальный архив не рассекретил связанные с ним документы. В записке, подготовленной штабными специалистами для премьера, сразу же высказывалась оговорка: русские могут использовать против союзников ту же тактику, что с таким успехом применили против немцев - начать отступление, заманивая их на бесконечные пространства советской территории: «В буквальном смысле невозможно сказать, на какое расстояние союзникам придется продвинуться вглубь России, чтобы лишить ее возможностей для дальнейшего сопротивления». По оценкам сотрудников Комитета начальников штабов, для подобного наступления союзникам понадобится 47 дивизий, в том числе 14 танковых. Еще 40 дивизий необходимо будет держать в резерве на случай перехода к обороне, а также для контроля над оккупированными территориями. При этом, отмечалось в докладе, русские смогут выставить против них вдвое больше людей и танков. Авторы документа пришли к выводу: при подобном соотношении сил «наступление может превратиться в весьма рискованное предприятие. Если мы начнем войну против России, следует быть готовыми к тому, что это будет тотальная война - затяжная и тяжелая». По вопросу о вооружении и вводе в бой побежденного Вермахта специалисты по планированию военных операций высказали опасение, что ветераны, уже пережившие жестокие бои на Восточном фронте, могут не захотеть оказаться там вновь. Члены Комитета начальников штабов не питали иллюзий: наступательная операция против русских для освобождения Польши на практике неосуществима. Брук отметил в своем дневнике: «Конечно, вся эта идея - чистая фантазия, и шансов на успех у нас нет. Несомненно, что отныне Россия в Европе поистине всесильна». Все данные указывали на то, что Операция «Немыслимое» полностью соответствует своему названию. Предварительный план был представлен премьер-министру 8 июня. К нему прилагалась пояснительная записка начальников штабов, где отмечалось: «После начала боевых действий. . . нам надо быть готовыми к продолжительной войне при неблагоприятном соотношении сил». Надеяться на победу над русскими можно лишь в том случае, если будет задействована «значительная часть гигантских ресурсов Соединенных Штатов». Но что если американцы не проявят нужной решимости? Черчилль был встревожен. Пожелай американцы выйти из борьбы, Британия окажется в крайне уязвимом положении, ведь русские могут продвинуться до побережья Северного моря и Атлантики. Фактически это будет повторение ситуации 1940 г. Он составил записку: «Прошу изучить вопрос о том, как организовать оборону нашего острова, исходя из предположения, что Франция и страны Бенилюкса не смогут помешать русскому наступлению в сторону моря». Затем, словно опомнившись, Черчилль добавил: кодовое название «Немыслимое» следует сохранить, «чтобы сотрудники штабов понимали, что речь по-прежнему идет о мере предосторожности, изучении, как я надеюсь, крайне маловероятной ситуации». Перед тем, как отправить записку, премьер вернулся к тексту, исправив красными чернилами «крайне маловероятную ситуацию» на «чисто гипотетический вариант развития событий». В подготовленном для премьер-министра ответе начальники штабов пришли к выводу: если Советы дойдут до Ла-Манша, их военно-морской потенциал слишком ограничен, чтобы в ближайшем будущем возникла вероятность высадки на Британских островах. Воздушно-десантную операцию они тоже исключили. Скорее, отмечали аналитики из Комитета, Москва подвергнет Британию массированной ракетной бомбардировке, намного более разрушительной, чем обстрелы немецкими Фау-1 и Фау-2. Чтобы защититься от этой угрозы, по их оценкам, придется задействовать весьма крупные силы авиации: 230 эскадрилий истребителей и 300 эскадрилий бомбардировщиков. Так или иначе, через несколько дней планирование Операции «Немыслимое» было прекращено. От президента Трумэна поступила телеграмма, не оставлявшая сомнений в том, что американцы не собираются участвовать в изгнании русских из Польши силой, и даже грозить Москве подобными действиями. В глубине души Черчилль, конечно, понимал, что тиранию, принесенную на советских штыках, невозможно свергнуть ни дипломатическими, ни военными средствами. Однако он никогда не сомневался в зловещем характере намерений Москвы в Восточной Европе, да и в мировом масштабе - и в этом плане он опередил время. В послевоенные годы становилось все очевиднее, что западным союзникам волей-неволей придется принимать самые серьезные меры оборонительного характера, чтобы предотвратить дальнейшую советскую агрессию в Европе. К августу 1946 г. у командования вооруженных сил США также появились настолько серьезные опасения относительно конфликта с Россией, что оно отдало приказ о разработке соответствующих планов на этот случай. В Лондоне извлекли из архива план «Немыслимое». Хотя попытка освобождения Восточной Европы силой оружия никогда не считалась приемлемой в политическом плане или осуществимой с военной точки зрения, военные приготовления к конфликту с советским Союзом стали одним из важнейших элементов «холодной войны». И Черчилль благодаря своей уникальной дальновидности осознал неизбежность не только Второй мировой, но и этого нового конфликта. Данная статья представляет собой отрывок из новой книги Макса Гастингса «Звездный час: Черчилль как лидер воюющей страны» (Finest Years: Churchill As Warlord)