Почем в России "замятня"?

Накануне "красной даты"

Горькая память о революции 1917 года и ее последствиях продолжает бередить российское общество. Но примирение и согласие по этому вопросу все же необходимы стране для дальнейшего успешного продвижения вперед.

Долгое время (почти 80 лет) события в ночь с 7 на 8 ноября 1917 года официально назывались у нас в стране "Великой Октябрьской Социалистической революцией". На русский язык "революция" переводится как "поворот", "переворот". Последний термин вошел в обиход сравнительно недавно, вызывая среди части общества раздражение и даже гнев. Иностранное слово "революция" издавна наделено у нас благородным оттенком. Ведь в России, начиная с Радищева, все борцы с "царским деспотизмом" были "революционными демократами". "Перевороты" же совершали в основном латиноамериканские военные хунты и африканские "бонапартики".

По мне, оба слова неточны относительно события, начало которого отметил выстрел шестидюймового орудия крейсера "Аврора". Революция-переворот действительно имела место в феврале 1917 г., когда "революционный" Петроград, переполненный солдатами тыловых запасных полков и взвинченными рабочими (накануне в столице выдали по карточкам всего...1 кг хлеба на рот), выплеснулся на улицы пролитием первой братоубийственной крови.

Тут сказались бездарность и беспомощность царских властей. Царь вдруг взял да отрекся. Никаких тебе штурмов Бастилии, просто "поворот-переворот"! Заснули в империи, а проснулись в республике. Только вокруг ни республиканцев, ни демократов. Откуда им было взяться? Все поголовно (куда денешь 1000 лет!) суть монархисты – по строению генов, по воспитанию, по образу жизни – и не только "сатрапы и холопы", но даже "профессиональные революционеры", не способные к созидательной работе, заложники всепоглощающей идеи.

"Революционеры" поначалу растерялись: злейший враг исчез, с "нечаянными республиканцами" – князем Львовым, адвокатом Керенским и прочими – еще не было опыта борьбы. Те же пытались управлять республикой исходя из личных представлений о демократии, несмотря на военное положение. Оглядывались на законы, мучились нравственными "табу". При Временном правительстве месяцами тянулось "Дело по обвинению Ленина, Зиновьева и других в государственной измене". Эх, товарища бы Дзержинского в это правительство! Но Дзержинский был по другую сторону... Вот там-то и подобрали мертворожденную республику, выпавшую из неумелых рук горе-республиканцев.

Никакого особого переворота в октябре-ноябре 1917 не понадобилось. Его фактически и не было, если не считать некоторого "ночного оживления" возле Зимнего дворца и запертых дверей почт и телеграфов утром. Почти незаметно для спящих обывателей власть из рук "либеральствующих монархистов", считавших себя "республиканцами", перешла в руки большевиков. Дайте срок, и из их сплоченных рядов выйдут "самодержцы", никакими законами не ограниченные, сжимающие в кулаках столько власти, сколько не имел ни один царь. Даже тот объективно положительный факт, что империя устояла почти в прежних границах, свидетельствует лишь о смене династии: семья Романовых уступила трон "семье" Политбюро.

На каком слове примирить настаивающих на "революции" с теми, кто твердит "переворот"? Рискну предложить забытое слово "замятня". Это не "мятеж". Мятеж сродни взрыву, а замятней на Руси в первой половине ХV века впервые была названа почти двадцатилетняя, то разгорающаяся, то утихающая братоубийственная война в Московском княжестве при Василие II Темном. Поэтому "гражданку" 1918-1922 гг. можно с поправкой на 500-летнюю разницу в возрасте сравнить с первой отечественной замятней.

Та, первая, замятня недешево обошлась Руси. За фактами и цифрами отсылаю к известным отечественным историкам. А во что обошлась замятня начала XX века? Стоило ли "светлое будущее", в борьбу за которое были втянуты миллионы простого народа, заплаченной за него цены? Вопрос конечно спорный. Но, сначала попробуем оценить "темное" или "светлое" (кому как нравиться) прошлое нашей страны.

В статье "Жили-были царь с царицей" (Голос Родины, №3, 1992) Е.Иванова, ссылаясь на книгу В.Л. Бразоля "Царствование Императора Николая II в цифрах и фактах" (Нью-Йорк, 1958) цитирует: "Россия строила свою политику не только на бездефицитных бюджетах, но и на принципах значительного накопления золотого запаса… В 1896 г. в России была введена золотая валюта. Правительство обеспечило бумажное обращение золотой наличностью более чем на 100%. Устойчивость денежного обращения была такова, что даже во время русско-японской войны размен кредитных билетов на золото не был приостановлен... В период между 1890 и 1913 гг. русская промышленность учетверила свою производительность. Накануне революции... урожай главных злаков был на треть выше такового же Аргентины, Канады и США вместе взятых... Россия поставляла 50% мирового вывоза яиц, производила 80% мировой добычи льна, урожай хлопка в 1913 г. покрывал все годичные потребности текстильной промышленности...".

"Ни один народ Европы не может похвастаться подобными результатами", – писал французский экономист Э.Терри. А вот мнение, весьма авторитетное, Э.Зея: "Если у больших европейских наций события между 1912 и I960 гг. будут протекать так же, как они развивались между 1900 и 1912 гг., то к середине настоящего века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-экономической" (выделено мною – С.С.)

Не случись "замятни" 1917-1922 годов, Россия, возможно, вышла бы из мировой войны в числе стран-победительниц. Несмотря на страшные потери, не исключено, что ее ждала, пусть на более низком уровне, судьба, предсказанная Э.Зеем. Это ставит под некоторое сомнение тезис об оправданности всех жертв социалистической индустриализации необходимостью во всеоружии встретить гитлеровскую военную машину. А может, и встречать не пришло бы… Хотя, опять же вопрос весьма спорный.

Что же касается коллективизации, насильственное раскрестьянивание, уничтожение класса землепашцев и превращение мужика в подневольного сельскохозяйственного пролетария привели страну к двум крупным голодным катастрофам – в Поволжье и на Украине в 1920-х и 1930-х годах, неоднократному возвращению к карточкам, закупкам зерна у капиталистов. На этом фоне настоящим "русским чудом" выглядит НЭП, когда вольный производитель за год-два досыта стал кормить страну, одевать людей, улучшать их быт.

Каков был этот быт до 1917 года, правдиво и образно запечатлела русская литература. Квалифицированный рабочий на свой заработок порой содержал весь дом – жену, незамужних родственниц, детей. Когда он увидит, что теряет свой налаженный, уютный мирок ради "красного знамени труда" и пули, которой грозил вождь мирового пролетариата каждому, кто в Николин день не выйдет в цех, то отчаянно поднимется на большевиков с оружием, как это случилось в 1918 году в Ижевске.

Среди крестьян преобладали те, кого подозрительно назовут "середняками" (не скрытый ли "кулак"?). Зажиточным крестьянином стать в общине и вне ее было не так сложно: трудись в поте лица своего, не злоупотребляй спиртным, не будь расточительным, думай о завтрашнем дне. Да, немало было бедных. Часть из них, получив бедность по наследству от неудачливых и "промотавшихся" отцов, не могла или не умела разомкнуть порочный круг. Другие к этому вовсе не стремились, ибо "бедными" были их запросы, мышление, отношение к труду, а склонность к дремоте души, дряблость ума препятствовали порывам двигаться, да и водка эти порывы направляла в другую сторону.

Когда их поманят в колхозы, они пойдут покорно в отличие от хозяйственных соседей, даже охотно. Там новый "хозяин" с партбилетом даст кусок хлеба за верность колхозно-совхозному строю. Поманил бумажный мираж "Декрета о земле". За эту землю предали и Бога, и царя. Расплата за грех предательства пришла сразу – продразверсткой. Взялись за обрезы. Тамбовское восстание готово было разлиться по всей России, смирили не так газом и свинцом, как "новой политикой". Но тот "первородный грех" предательства, видно, был неискупаемым: новая расплата уже полным отлучением русского крестьянина от земли, пришла в свой срок. Если бы не острейшая потребность власти в рабочих для лихорадочной индустриализации, новое крепостное право превзошло бы по "крепости" отмененное в 1861 году.

Однако спасающиеся в толпах "правящего" рабочего класса попадали в "крепость" не меньшую, чем та, что существовала когда-то на Демидовских заводах. Но этой рабочей массе надо было платить необходимый мизер. Валюта за отбираемый у колхозов хлеб уходила за границу на покупку машин. Изъятых окладов икон, имущества "эксплуататорских" классов, даже леса не хватало на все затеянное. Выручили лагеря, "честный труд" за баланду. Под необходимое лагерное поголовье уголовников не хватало. Эврика! Враги народа! Они потекли отовсюду по разнарядке.

Еще раз вернемся к Б.Л. Бразолю: "В начале царствования Николая II в России насчитывалось 122 миллиона жителей. Почти двадцать лет спустя население увеличилось до 182 миллионов..." Стоп! В 1939 г., т.е. через 26 лет дирижеры переписи населения в СССР смущенно преподнесли очам товарища Сталина поразившую его цифирь – 170,6 миллионов. Меньшую показать было опасно: репрессии стали обычным наказанием даже за оплошность.

Вождю объяснили, что царские 182 миллиона душ – это вся империя с территориями, не вошедшими в СССР (Финляндия, Царство Польское и т.д.). В границах же СССР 1939 года при царе проживало всего 159,2 миллиона. На сердце Хозяина полегчало, но тревога за будущее государства рабочих и крестьян осталась. Как же так, на этом пространстве прирост народонаселения составляет более двух миллионов человек в год! Тогда в 1939 году должно было насчитываться за 210 миллионов людей. Даже за вычетом павших в "империалистическую" и "гражданку", бежавших или иммигрировавших за границу, должно было остаться никак не меньше 200 млн. Где же еще 30 миллионов?

Обратимся к другой статистике (газета "Президент" 7-13 мая, 1996). В первые годы власти большевиков, только при жизни Ленина, было уничтожено, изгнано из страны 2,5 миллиона дворян; другие потери в тысячах человек: духовенство – 300, купечество и интеллигенция – по 360, чиновники – 600, офицеров – более 200, верных присяге нижних чинов – 260, наиболее квалифицированных рабочих – 200. Было разграблено и разгромлено 16 миллионов крестьянских хозяйств (крестьянами были четверо из пятерых в империи) с населением 80 миллионов человек, разорены 637 монастырей (экономически крепкие хозяйства!).

Ужасны были потери среди казачества, обреченного приказами Троцкого и Свердлова. А потом был апокалипсис коллективизации и ягодо-ежовско-бериевских "прополок" под "мудрым руководством". Вот почему в безрадостный день 1939 года стоял вождь у окна в кремлевском кабинете и не мог досчитаться 30 миллионов соотечественников. Замятня тем и отличается от революции-переворота, что гибельная ее душа годами, десятилетиями мечется ненасытно по стране в поисках жертв, становясь кровавой эпохой. Простые арифметические расчеты позволяют предположить, что если бы история распорядилась по иному, на шестой части земной суши, именуемой древним словом Русь, сегодня возможно проживало бы за 400 миллионов человек.

В то же время красить все 74 года советской власти исключительно в черный цвет было бы, наверное, несправедливо и необъективно. Несмотря на все трагедии и издержки "строительства коммунизма" в 1991 году было утрачено немало ценных достижений, наработанных потом и кровью нескольких поколений советских людей. Необходимо признать, что в СССР был достигнут весьма высокий уровень социальной защищенности и стабильности (о чем сегодня многим россиянам можно только мечтать), основная масса населения имела свободный доступ к бесплатному высококачественному образованию и медицинскому обслуживанию. Страна обладала мощным оборонным потенциалом, первой шагнула в космос. В Советском Союзе была создана по праву считавшаяся одной из ведущих в мире научная и производственная база, уникальными плодами которой до сих пор питается целый ряд важнейших отраслей экономики России и других бывших республик СССР. Было и многое другое – высокие достижения культуры и искусства, общественная нравственность, дух коллективизма и т.д.

Так что, отмечая каждое 7 ноября День согласия и примирения, мы должны помнить не только о жертвах и горьких потерях, но и том, что далеко не все в советском периоде истории страны было однозначно плохо. Мы можем только гадать, каким путем пошла бы Россия, не случись в ней 1917 года и последовавшей кровавой "замятни". Но история не знает сослагательного наклонения.

Конечно, в российском обществе продолжают существовать порой диаметрально противоположные оценки событий 1917 года и последовавших за ними десятилетий. Бесспорно и то, что страна заплатила страшную цену за то, что случилось 86 лет назад. Поэтому ради блага России и следующих поколений мы должны сегодня больше думать о том, что объединяет всех россиян, и делать все, чтобы "замятня" гражданской междоусобицы никогда больше не повторилась на нашей земле.