Последняя остановка – Франция

Этапы русскоязычной эмиграции в страну

Русские и французы издавна были сильными игроками на поле европейской, да и мировой истории, и часто играли вместе и успешно. Иногда и друг против друга, при этом ведя двойную дипломатическую (и не только дипломатическую) игру. Современную ситуацию тоже нельзя назвать безоблачно простой. Теперь давайте посмотрим, как же сформировался этот феномен – "русскоязычная эмиграция во Франции". В 1900-1911 гг. происходил массовый приток во Францию из царской России "экономических" эмигрантов, евреев, бегущих от погромов, оппозиционеров режима, деятелей искусства. Кстати, история России в изложении современных французских учителей средней школы и соответствующих школьных учебников, – это история еврейских погромов. Даже 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, учитель французской школы может сказать на уроке детям после просмотра фильма "Список Шиндлера": "И в России тоже всегда плохо относились к евреям". Ни слова о том, что Россия спасла Европу от геноцида евреев, да и французов тоже. Хотя тут же хотелось бы оговориться, что на преподавание в школе влияют одни факторы, а на общественное мнение в целом – другие (хотя истины, преподносимые в школе, в свою очередь являются фактором формирования общественного мнения тоже). Недавно мне довелось побывать на инагурации Дома Ассоциаций Третьего мира им. Мартина Лютера Кинга (наша ассоциация дружбы с Россией попала в "Третий мир", правда, на здание жаловаться не можем, две небольшие комнаты – это прекрасно по сравнению с положением других национальных ассоциаций!), где мэр-социалист данного города произносил очень интересную речь. Посмотрев на небольшую кучку русских и их французских друзей, он сказал, что не анархисты типа Кропоткина и Бакунина меняют мир, а государственные деятели масштаба Ленина и Сталина; конечно, без Ленина не было бы сталинизма, от которого пострадало столько людей, но без сталинизма не было бы русского патриотизма и героизма русских в Великую Отечественную войну, а без героизма русских на фронтах второй мировой войны не было бы свободного Китая и свободной Африки. Посмотрев в сторону соответствующих национальных ассоциаций, он добавил несколько слов об освобождении Европы от нацистов благодаря СССР. Конечно, эта точка зрения мэра, известного политика европейского масштаба и автора многочисленных статей и монографий, далеко не типична во Франции. Может быть, в чем-то она типична только для старшего поколения французов, которые уважительно или, по крайней мере, с должным пониманием относятся к России и к СССР. Однако если мы вернемся к обсуждаемым здесь датам, то необходимо добавить, что евреи, бегущие от погромов (Европа познакомилась с ними воочию не только в средние века в Испании и Португалии, но и с приходом в Германии к власти Гитлера) составляли только часть этой волны эмиграции начала ХХ-го века. Не менее, а, может быть, и более многочисленную часть составляла русская артистическая интеллигенция, богема в своем роде. 1906 – начало "русских сезонов" Дягилева. С балетов Дягилева началась активная экспансия русской культуры в Париж и вообще в Западную Европу. Заполыхавший в 1914 году пожар первой мировой войны активизировал процессы эмиграции русских в Европу, а иногда и выезды в обратном направлении. 1914 – 1 августа – Россия вступает в войну с Германией при союзничестве Франции. 21 августа 9 тысяч русских выстроились на Эспланаде Инвалидов в Париже, чтобы вступить во французскую армию; 4 тысячи из них мобилизованы и посланы на фронт. В тот же год художники Кандинский и Шагал возвратились в Россию из Парижа. На время. После революции Шагал даже успевал побывать комиссаром по делам искусств в родном Витебске, а затем его вновь потянуло в Париж, тоже ставший родным. 1916 – прибытие во Францию русского экспедиционного корпуса, который будет воевать на французском фронте вплоть до весны 1917 года. 1917 – октябрь – победа большевиков в Петрограде, вызванная этим новая волна эмиграции во Францию, ограниченная пока по численности. До сих пор я упоминаю даты, приведенные во французской монографии (Helene Menegaldo. Les Russes a Paris. – Paris:Editions Autrement, 1998). Вместе с тем в своей работе "Русский народ на переломе тысячелетий" известный русский математик, член-корреспондент РАН и публицист И.Р. Шафаревич по поводу этого периода российской истории отмечает, что во второй половине 1917 года стало очевидным, что бушующая в огне революции Россия воевать не способна. В то же время выход ее из войны был очень нежелателен западным союзникам, прежде всего Франции. "В Россию была направлена французская делегация во главе с Альбером Тома, министром вооружений и масоном. В нее входил и Марсель Кашен, также масон, в будущем один из основателей французской компартии. Поскольку глава Временного правительства также был масоном, на него могло быть оказано влияние по "братской линии". Многие исследователи видят в этом одну их причин того, что Россия не прекратила "на разумных условиях" безнадежную войну. В эмиграции, однако, русские масоны горячо доказывали, что русское масонство не было подчинено французскому", о чем пишет И.Р. Шафаревич. в работе "Русский народ на переломе тысячелетий. Бег наперегонки со смертью". Мне представляется, что и участие русских на французском фронте, и дальнейшее гостеприимство французов по отношению к белоэмиграции явилось следствием сложных и во многих скрытых от непосредственного наблюдения политических процессов. Возможно, что Франция отрабатывала свою историческую вину или во всяком случае какой-то политический долг перед белой Россией. Если говорить обо всем ХХ веке и о начале XXI-го, то применительно к процессам эмиграции заглаживание исторической вины перед пострадавшим народом оборачивается тяжелым грузом для ныне живущего населения европейских стран. Примером тому могут служить эмиграционные программы Германии по отношению к этническим немцам и евреям из бывшего СССР, а также многовековые взаимоотношения Франции со своими бывшими колониями, особенно с Алжиром. Итогом выступают огромные размеры иммиграции, которые психологически, да и экономически непосильны для основного населения страны. Итак, если вернуться к датам, то необходимо подчеркнуть, что Франция все же подписала мир с Германией 11 ноября 1918 г., что до сих пор отмечается во Франции как ежегодный праздник-выходной. Однако и после того французы продолжали активно вмешиваться в российские дела, участвуя по сути в нашей кровопролитной гражданской войне на стороне белых. В этом же году 17 декабря французский экспедиционный корпус (сначала 12, затем 25 тысяч человек) высадился в Одессе. Его успехи были недолги. 1919 – апрель – французские войска покидают Одессу. 1920 – Франция признала правительство Врангеля. 1920-1921 гг. – прибытие во Францию и в подмандатные ей территории (например, Тунис) русских беженцев. Последние создали здесь мощные и разветвленные русские колонии при поддержке французской администрации. Мне знакомы несколько русских эмигрантов возраста старше 90 лет, которые подростками прибыли со своими родственниками на кораблях из Крыма именно в Тунис, где они поселились в заброшенной военной казарме, отремонтировав и достроив ее, создав школу, православную церковь и даже филиал Санкт-Петербургского военно-мореходного императорского училища. Попутно замечу, как трактуется этот исторический момент в сознании современных русских эмигрантов, проживающих во Франции. Многие из них, узнавая эти факты (большинство на самом деле не интересуется и ими, потому что заняты повседневным выживанием), бросают на ходу фразы вроде того: "Они приехали на все готовенькое, а наши предки остались в России погибать". Это лишний пример социальной и психологической разобщенности русской диаспоры. Конечно, Франция, Англия и Германия подготовились к вывозу русской элиты из Крыма, но это не спасло многочисленных белоэмигрантов от тягот и ужасов эмиграции, особенно после того, как они обосновались в самой Франции. Из Туниса и Марокко многие переехали во Францию, кто раньше, кто позже. Насколько мне известно, никаких пособий по бедности никому в это время во Франции не выплачивали, каждый устраивался как мог. Потомки самых благородных фамилий, даже дальние отпрыски царской семьи, переключились на глажку белья, вышивание и шляпное дело (некоторым удавалось держать и собственные мастерские), число русских шоферов такси исчислялось в Париже тысячами, и если эти мелкие промыслы, или, выражаясь по-современному, малый бизнес, как-то позволяли эмигрантам физически самосохраниться (а у всякого эмигранта это первейшая забота), то, что вы скажете о бывших русских дворянках не первой молодости – матерях семейств, которые с трудом устраивались на завод "Рено" и в первый же день работы падали в обморок. В этой волне эмиграции в основном были люди, привязанные к Родине, но вынужденные спасаться из-за несовместимости с новым большевистским режимом. Как написал при переезде в Париж в 1921 г. великий русский писатель И.Бунин в рассказе "Косцы": "Ибо всему свой срок, – миновала и для нас сказка: отказались от нас наши древние заступники, разбежались рыскучие звери, разлетелись вещие птицы, свернулись самобраные скатерти, поруганы молитвы и заклятия, иссохла Мать-Сыра-Земля, иссякли животворные ключи – и настал конец, предел Божьему прощению". Свой исход в Западную Европу многие русские так и объясняли – именно как Божью кару. 1920 – декабрь – советское правительство лишает гражданства русских, проживающих за границей. 1922-1926 – период контактов и обменов между СССР и эмигрантами, прибытие в Париж (через Берлин) "эмигрантов нэпа" и первых функционеров нового режима, выбравших для себя свободу от большевизма, насколько она была возможна. 1922 – июль – создание специально для русских т.н. паспорта Нансена – верховного комиссара по делам русских беженцев в Женеве. Этот паспорт через два года был признан 38 странами, в том числе Францией, и давал такие права его обладателям, как право на пребывание в данной стране, право на работу. Правда, экономическая ситуация в Европе заставляла нанимать в первую очередь национальные кадры, тем не менее русские были принимаемы на работы в первую очередь на заводах "Рено". С 1932 года в некоторых секторах французской экономики прием иностранцев стал ограничен, однако нансеновские паспорта позволяли русским обходить эти ограничения, потому что обладатель нансеновского паспорта трактовался не как "все иммигранты", приехавшие из других стран искать работу, а как эмигрант (формально понятия политического беженца тогда еще не существовало). На миг вернемся к тому периоду, который привел во Францию плеяду знаменитых ученых и литераторов. Август 1920 – изгнание из Советской России большого количества интеллектуалов и ученых, которые обосновались сначала в Берлине, где создали Свободную академию философии и Русский институт, большинство из них вскоре переехали в Париж. Известный парижский публицист и издатель, многолетний директор русского издательства "Имка-Пресс" в Париже Никита Струве называл это событие "королевским подарком Ленина Европе и русской эмиграции". 1922-1923 – привлеченные дешевыми ценами, русские беженцы покидают Париж ради Берлина. 1923 – февраль – Советское правительство амнистировало солдат Белой армии с целью побудить их вернуться на родину. 1923-1924 – "пик" прибытия русских во Францию. Официально число прибывших равно 80 тысячам. 1924 – изменение экономической ситуации в Германии кладет конец "счастливому периоду" русского Берлина: многочисленные беженцы переезжают во Францию из Германии, известный мыслитель Н.А. Бердяев прибывает в Париж во главе Академии философии. В этом же году наступают не вполне желанные для русских беженцев перемены. Октябрь – Франция признает Советскую Россию. Начинается возвращение на родину русских солдат, воевавших на фронтах первой мировой войны. Конечно, далеко не всех, судьбы как оставшихся Европе, так и тем более вернувшихся, тонут в реке времени. Нансен уговаривает русских вернуться на родину. Сколько вернулось на самом деле и какова их судьба – история умалчивает. Честно говоря, доверчивость Нансена по отношению к советским властям меня просто потрясает. В то же время она типична в том смысле, что Запад относился и относится к эмиграции русских в высшей степени двойственно. 1925 – русские, проживающие во Франции, лишаются советского гражданства. 1927 – конец периода свободного перемещения по Европе. 1929 – начало мирового экономического кризиса. 1932 год отмечен сразу несколькими неординарными событиями. 6 мая президент Французской республики Поль Думер, выбранный менее одного года тому назад, был убит русским эмигрантом Павлом Горгуловым. И хотя судебная экспертиза признала Горгулова невменяемым (до сих пор французы в частных беседах любят называть русских нацией сумасшедших, русские платят им исключительно той же монетой), событие имело последствия, не столько политические, сколько моральные. Общественность Франции была возмущена: мы для русских столько сделали, а вы за все хорошее наших президентов убиваете. Вместе с тем 29 ноября произошло подписание франко-советского пакта о ненападении и невмешательстве. Этот же год отмечен установлением внутреннего паспорта СССР. 1933 – проживающий во Франции Иван Бунин получил Нобелевскую премию по литературе. 1935- 2 мая – подписание франко-советского договора о взаимопомощи. Перед второй мировой войной только в Париже насчитывалось 45 тысяч русских. Третья и четвертая волна эмиграции не могут, насколько мне известно, быть охарактеризованы количественно. Если же говорить о чертах, общих для второго, третьего и четвертого периода русской эмиграции, то Елена Якунина в одной из своих работ отмечает, что в большинстве случаев это была действительно эмиграция, бегство или вынужденное невозвращение по политическим мотивам. "Эти россияне почти без исключения являлись жертвами режима и вполне подпадали под нынешнюю категорию политических беженцев". Кстати, тогда они назывались просто беженцами. Относительно второй волны эмиграции этот автор пишет, что такого рода эмигранты даже представить себе не могли, что уезжают навсегда, и многие годы жили надеждами на возвращение на родину, вместе тем четвертая волна "вполне отчетливо понимала, что возврата не будет (лишение советского паспорта не оставляло никаких иллюзий)". Мне довелось познакомиться с представителями четвертой волны эмиграции, и их трактовка поведения эмигрантов заслуживает интереса. Суть ее сводится к тому, что белоэмигранты и их дети потеряли в России абсолютно все, что только было можно. И именно эти общие потери, общность печальной судьбы сплачивали людей в эмиграции. И они могли объединяться между собой и далее – в основном под эгидой православной религии, поэтому вторая волна эмиграции отличается высокой религиозностью. Хотя некоторые шероховатости наблюдались и в аспекте веры. Так, в 1927 г. произошел раскол русской зарубежной церкви. Третья и четвертая волна менее религиозны, хотя в четвертой волне присутствовали и гонимые на родине представители христианских сект (например, мне известна семья толстовцев, которые эмигрировали в 1979 г. из Москвы как беженцы, интересно, что перед их выездом московский православный батюшка вразумил их на переход в православие, затем один выходец из этой семьи основал православную церковь и школу в США в Сан-Франциско, другой, точнее, другая, закончила французский университет по специальности "русский язык и русская цивилизация", преподает русский язык в лицее на юге Франции, организовала русский церковный хор в греко-православной церкви, который поет по-французски, но в духе русской церкви, – достижение тем более ценное, что за исключением Парижа и Ниццы, русские православные не могут организовать настоящую русскую православную церковь ни в одном городе Франции; все очень быстро распадается по причине ссор, разногласий, нежелания русских платить какие бы то ни было членские взносы, – ситуация, аналогичная с созданием русских школ, которую я опишу несколько позже. На мой взгляд, третья, четвертая и пятая волна эмиграции очень слабо объединены и структурированы между собой, напротив, слишком многое русских разъединяет за границей. Например, различие в способах эмиграции, различие судеб и интересов. По мнению Е.Якуниной, общим для представителей второй, третьей и четвертой волн было "отсутствие советского гражданства и какой бы то ни было собственности на территории России, т.к. особняки белой эмиграции были национализированы, а диссиденты при выезде лишались государственных квартир". Некоторые, даже весьма престарелые представители белой эмиграции (во Франции продолжительность жизни русских заметно выше, чем в России) иногда приезжают в Россию и со старческими, несколько стертыми эмоциями рассматривают свои особняки, где прошло их детство или жили их родители. Бороться за их возвращение законным владельцам у большинства стариков нет сил. Последнюю, пятую волну эмиграции Е.Якунина характеризует так: "После перестройки картина рассеяния меняется, это уже не бегство куда глаза глядят, а скорее организованное отступление на заранее подготовленные позиции, география которых резко ограничивалась сугубо развитыми странами. (Здесь я с ней не совсем согласна. А куда мы отнесем Бразилию, Мексику, африканские страны, успешно рекрутирующие российские мозги? – Т.В.) Почти все уезжающие оставляют за собой право иметь российское гражданство и паспорт. Они, если и не регулярно, что объясняется финансовыми трудностями, но ездят в Россию. У кого-то там есть даже свой бизнес, иные имеют с Россией деловое сотрудничество в самых различных сферах". Все это так, но не случайно автор обмолвился о финансовых трудностях. Их имеют подавляющее большинство российских эмигрантов. И трудно говорить о каких-то заранее подготовленных позициях применительно к Франции. Франция официально не является принимающей страной и старается ограничить приезд эмигрантов. Большинство русскоязычных бросаются в омут французской жизни с зажмуренными глазами, приходя в себя от шока первоначального периода эмиграции несколько позже. Та же Е.Якунина подытоживает свои наблюдения над жизнью русских эмигрантов (правда, только парижских): "Есть счастливые судьбы, есть несчастные. Как повсюду, скажите Вы. Да, именно как повсюду, а не как-то особенно... Во Франции русский эмигрант с высшим образованием работает сторожем или предлагает свои услуги по ремонту квартир... Обратный же вариант – преуспевающий русский так же редок во Франции, как ископаемый мамонт. Французу и то нелегко преуспеть у себя дома в условиях невыносимой конкуренции, что уж говорить об иностранцах".