Материалы международной конференции "Великая Сталинградская битва и ее значение для судеб Молдовы и Румынии"

Выступление доктора политических наук, научного сотрудника Российско-Баварского исследовательского центра им. А.А. Зиновьева Российского государственного торгово-экономического университета О.Г. Назарова на международной научной конференции  "Великая Сталинградская битва и ее значение для судеб Молдовы и Румынии", организованной ассоциацией историков и политологов "Pro Moldova", информационно-политическим порталом "Ava.Md" и Институтом Русского зарубежья при содействии ПСРМ и некоторых академических агентов Республики Молдова и прошедшей с 31 января по 2 февраля 2013 года в Кишиневе.

Уважаемые коллеги!

Я представляю Российско-Баварский исследовательский центр им. А. А. Зиновьева. Александр Александрович на девятнадцатом году жизни встретил Великую Отечественную войну на границе. В интервью, которое я брал у него для «Литературной газеты» в октябре 2004 года, спросил: «Что в войне было для Вас самым страшным?»

На мой вопрос Александр Александрович ответил так: «Смерти я не боялся. Преодолевать страх смерти я научился ещё в детстве. Самым страшным для меня были растерянность, паника и хаос в первые недели войны. Бойцы бросали оружие, даже когда можно было сопротивляться, и сдавались в плен. Командиры срывали знаки отличия, уничтожали документы. Кроме того, возникли проблемы с боеприпасами, едой, ночлегом. Когда в течение нескольких дней боец ничего не ел, степень его деморализации возрастала. Некоторые сдавались немцам только потому, что хотели есть. Всё это сильно угнетало.

Однако такое состояние моментально пропадало, как только находился волевой и инициативный командир, который восстанавливал советскую ячейку. И когда потом политрук говорил, что для выполнения задания нужны добровольцы, два шага вперёд делали все. Хотя в строю могло не быть вообще ни одного коммуниста! А в нём вполне могли быть и солдаты, кто ещё вчера в панике бежали от немцев»[1].

Приказ № 227 был принят год спустя. Блицкриг был сорван без него. И победа под Москвой была одержана также без него. Почему же всё-таки его пришлось принять? На мой взгляд, войска фашистской Германии и её сателлитов едва ли смогли бы дойти до Волги, если бы не наши провалы под Харьковом, в Крыму, и не ошибка советского командования в определении направления главного удара противника летом 1942 года.

Первые недели Сталинградской битвы также были проиграны советским военным руководством[2]. Перешедший в наступление враг захватил Севастополь, Ворошиловград, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Реагируя на это, 28 июля 1942 года нарком обороны Иосиф Сталин, который, естественно, также виновен в этих неудачах, подписал Приказ № 227, впоследствии получивший всемирную известность по ключевым словам «Ни шагу назад!».

Текст Приказа отличала несвойственная официальным документам эмоциональность: «Враг бросает на фронт всё новые силы и, не считаясь с потерями, лезет вперёд, рвётся вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и сёла, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами... Часть войск Южного фронта, идя за паникёрами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамёна позором». Это писал Сталин.

А вот что в те же дни писал секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову командир защищавшей Воронеж 141-й стрелковой дивизии полковник Я. П. Тётушкин: «Ни одной организованно отступающей части я не видел на фронте от Воронежа на юг до г. Коротояк. Это были отдельные группки бойцов всех родов оружия, следовавшие, как правило, без оружия, часто даже без обуви, имея при себе вещевые мешки и котелок. Попутно они (не все, конечно) отбирали продовольствие у наших тыловых армейских учреждений и автомашины. Кто идёт с винтовкой, то она обычно ржавая (а производство 1942 г.)... У нас не хватает жёсткой дисциплины, чтобы наверняка обеспечить успех в бою, чтобы никто не смел бросить своё место в окопе в любой обстановке... Всё, что мы имеем сейчас (уставы, положения), - этого не достигают…»[3]

Тем временем немецкие танки мчались по гладкой, как стол, степи к Волге. Положение ухудшалось с каждым днём. За неполный месяц – с 28 июня по 24 июля наши войска отошли на восток почти на 400 километров. Понимание того, что фашистов надо остановить, во что бы то ни стало, витало в воздухе. Это хорошо показано в фильме Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину».

Ситуация осложнялась ещё и тем, что воевать Красной Армии пришлось чуть ли не со всей Европой. Италия и Румыния объявили войну СССР уже 22 июня 1941 года. Словакия последовала их примеру 23 июня, Финляндия - 25 июня, Венгрия - 27 июня, Норвегия - 16 августа. Анатолий Михайлович Петренко в своём выступлении говорил о ленд-лизе. В свою очередь для полноты картины хочу напомнить о том, что в 1942 году наши союзники просаботировали открытие Второго фронта. В августе 1942 года, то есть в самом начале Сталинградской битвы, советская разведка получила достоверные данные о том, что «военный кабинет Англии 25 июля на своем заседании принял решение второго фронта в этом году не открывать»[4]. А 19 августа 1942 года из СССР ушла польская армия В. Андерса[5], которую советский народ кормил и вооружал в 1941-1942 гг. А ведь выступая 4 декабря 1941 года по московскому радио, генерал В. Сикорский говорил: «В дни, когда оба народа очутились перед лицом смерти, грозящей им со стороны одного и того же врага, польские солдаты будут героически сражаться вместе с вами за освобождение своей родины...». Эти слова польского генерала оказались пустыми обещаниями. И хотя в сентябре 1939 года польская армия продемонстрировала низкую боеготовность, но выставить поляков против румын или венгров вполне было можно. Но польские вояки предпочли ретироваться.

Мы не вправе забывать о том, что свои директивы Сталин дал в этой тяжелейшей обстановке. Заявив в Приказе № 227, что немцы «не так сильны, как это кажется паникёрам», он потребовал ликвидировать «отступательные настроения» и «установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину». В этих целях он приказал из проявивших трусость средних и старших командиров и политработников сформировать на каждом фронте от одного до трёх (смотря по обстановке) штрафных батальонов по 800 человек, а в составе армий - штрафные роты до 200 человек в каждой. Штрафников предписывалось ставить «на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». В штрафные подразделения отправляли за самовольное отступление, дезертирство (в том числе опоздание из отпуска), неисполнение приказа, утерю документов, оскорбление начальника, самовольные отлучки, драку, воровство, мародёрство, злостное хулиганство, симуляцию болезни, проматывание и кражу военного имущества, нарушения правил караульной службы.

Фронтовые отдельные штрафбаты (ОШБ) в отличие от армейских отдельных штрафных рот (ОШР) формировались только из офицеров. Личный состав штрафных подразделений делился на постоянный (командный, политический и начальствующий состав) и переменный (штрафники). В этом делении и заключалось принципиальное отличие штрафных подразделений от линейных частей. Постоянный состав подбирался из числа наиболее отличившихся в боях офицеров. Боевая деятельность и организация службы в штрафных формированиях регулировались воинскими уставами.

В последние четверть века Приказ № 227 усилиями псевдолибералов превращён в один из самых мифологизированных документов. Крупный вклад в его мифологизацию внесли создатели телесериала «Штрафбат» - сценарист Эдуард Володарский и режиссёр Николай Досталь. Они умудрились объединить в своём киношном «штрафбате» офицеров и рядовых, политзаключённых и уголовников, сдобрив сей «винегрет» православным священником. Этим сборищем у них командует штрафник капитан Твердохлебов. Володарского и Досталя не смутило то, что в действительности командовать батальоном мог только офицер, чистый перед законом. 

Телесериал стал предметом достаточно серьёзного и обстоятельного анализа. К примеру, В. Баранец отметил следующие его недостатки: в штрафбате бок о бок воюют офицеры, рядовые солдаты, освобожденные из лагеря «политические» и уголовники; рядовой Цукерман, получив два ранения, возвращается в батальон; к штрафбату присоединяется православный священник отец Михаил; разведгруппа ходит в полный рост, не пригибаясь, бойцы разводят костер у линии фронта, громко травят байки и хохочут в полный голос; половину фильма капитан Твердохлебов носит портупею задом наперёд; в немецких окопах враги все время сидят в форме вермахта, но в касках СС, и др.[6]

Характерно, что телесериал «Штрафбат» вызвал бурю возмущения ветеранов войны. И в первую очередь тех, кто про штрафбаты знает не понаслышке. Так, капитан в отставке, заместитель командира 163-й ОШР 51-й армии Ефим Гольбрайх возмущённо заявил: «Никогда командирами штрафных частей не назначались штрафники! Это уже не блеф, а враньё. Командир штрафного батальона, как правило, подполковник, и командиры его рот - кадровые офицеры».

Да и недостатка в желающих командовать штрафные части не испытывали. Дело в том, что там было меньше мелочного контроля. Постоянному составу штрафных подразделений сроки выслуги в званиях были сокращены наполовину, а оклад денежного содержания повышен на 20 - 25%. При назначении пенсии месяц службы в штрафной части засчитывали за 6 месяцев.

Побывавший в штрафниках герой Советского Союза, писатель Владимир Карпов свидетельствовал: «Назначение на штрафную роту или штрафной батальон считалось удачным, потому что там воинское звание присваивалось на одну ступеньку выше. Так что показанный в фильме абсолютно безграмотный генерал-майор непонятно почему сетует на то, что у него не хватает кадров для командных должностей в штрафбате. К тому же штрафбат данному генералу не подчинялся, ибо это - формирование фронта».

Псевдолиберальной журналистике и кинематографу полюбился и другой миф. Штрафников якобы «гнали» в бой чуть ли не безоружными. Авторы телесериала «Штрафбат» изобразили их бандой голодранцев, а не частью регулярной армии, бойцы которой стоят на довольствии.

Николай Смирнов, командовавший ОШР, приданной 47-й армии рассказывает иное: «Нам выдавали автоматы и патронов не жалели. Говорили: «бери, сколько унесёшь»… Штрафников не обижали, понимали, что не жильцы. Кормили тоже хорошо»[7].

В действительности, как верно заметил Герой Советского Союза, командовавший 322-й стрелковой дивизией генерал армии Пётр Лащенко, «штрафные роты и батальоны, если не усложнять, - те же роты и батальоны, только поставленные на наиболее тяжёлые участки фронта».

От себя добавлю, что в ходе долгой и кровопролитной войны в условиях бездорожья у штрафных подразделений, как и у всех других, порой возникали проблемы с продовольствием, оружием, боеприпасами. К примеру, в 8-м ОШБ Сталинградского фронта с 15 августа по 27 ноября 1942 года горячую пищу готовили только на завтрак и обед. Ужин не предусматривался. А военврач доносил о том, что половина муки непригодна для выпечки хлеба, соли и картофеля нет, из овощей в наличии лишь солёные огурцы и помидоры.

Если поверить создателям «Штрафбата», статус штрафника был едва ли не пожизненным. На самом деле срок пребывания в штрафных подразделениях не мог превышать трёх месяцев. Пункт 15 «Положения о штрафных батальонах действующей армии» гласил: «За боевое отличие штрафник может быть освобождён досрочно по представлению командования штрафного батальона, утверждённому военным советом фронта». Ранение в бою вело к снятию со штрафника всех обвинений. Излечившись от ран, он восстанавливался в звании и возвращался в свою часть. Особо отличившиеся в бою штрафники представлялись к наградам.

Но главное не это! Приказ № 227 давал бойцу шанс максимум за три месяца стереть пятно со своей биографии. Да, вероятность погибнуть у штрафника была выше, но на фронте гибли не только штрафники. Автор великолепной книги о штрафбатах Юрий Викторович Рубцов задаётся вопросом, неужели «испытанному бойцу лучше было бы "загибаться" где-нибудь на лесоповале, считать дни до освобождения на тюремных нарах, чем смотреть судьбе в глаза в открытом бою». Рубцов пришёл к выводу, с которым лично я полностью согласен, что «штрафные части представляли собой довольно гуманную альтернативу (конечно, в суровых условиях войны) расстрелу за воинские преступления»[8].

Юридически штрафные формирования существовали в Красной армии с 28 июля 1942 года до окончания советско-японской войны. В соответствии с Перечнем № 33 стрелковых частей и подразделений (отдельных батальонов, рот, отрядов) действующей армии, составленным Генеральным штабом ВС СССР в начале 1960-х гг., их общее количество было 65 отдельных штрафных батальонов и 1048 отдельных штрафных рот, причём это число не оставалось постоянным и уже с 1943 года стало снижаться. Новейшие подсчеты, позволившие исключить двойной учет одних и тех же формирований, дают еще меньшую цифру – 38 ОШБ и 516 ОШР. В 1942 году в составе штрафных подразделений было 24 993 человека, в 1943 году - 177694, в 1944 году - 143457, в 1945 году - 81766. Всего в штрафные подразделения было направлено 427 910 человек (1,24% от числа военнослужащих)[9]. Сухая статистика ярко высвечивает абсурдность утверждений о решающей роли штрафников в победе.

Несколько слов о заградотрядах. Распространённым штампом стал кровавый образ заградотрядовца, который неустанно маячит за спинами штрафников и периодически палит им в спины. Ю. В. Рубцов пишет: «В фильме бойцы заградотряда из пулемёта расстреливают раненых штрафников, выходящих из боя. Большой грех берут на душу автор сценария и режиссер»[10].

Приказ № 227 предписывал в пределах армии сформировать «по 3 - 5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникёров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной».
Это положение опровергает досужие домыслы циничных фальсификаторов истории. Штрафные подразделения и заградотряды решали разные задачи, и их пути редко пересекались. Александр Пыльцын, воевавший в 8-м ОШБ 1-го Белорусского фронта командиром взвода и роты напоминает: «Заградотряды выставлялись, как предписывалось приказом, “в тылу неустойчивых дивизий”. Мало-мальски сведущие в военной терминологии люди хорошо представляют разницу между “передовой”, или “передним краем”, где только и могли действовать штрафники, и “тылом дивизии”».

К сожалению, создатели сериала «Штрафбат» этой разницы в упор не видят! Судя по всему, им так удобнее…

Давно уже опубликованы документы, отразившие боевые будни заградотрядов. Так, в датированной 17 февраля 1943 года докладной записке Особого отдела НКВД Донского фронта в Управление особых отделов НКВД СССР «О работе особорганов по борьбе с трусами и паникёрами в частях Донского фронта за период с 1 октября 1942 года по 1 февраля 1943 года» приведены такие примеры их действий:

«16 октября 1942 года, во время контратаки противника, группа красноармейцев 781 и 124 стр. дивизий, в количестве 30 человек, проявила трусость и в панике начала бежать с поля боя, увлекая за собой других военнослужащих.

Находившийся на этом участке армейский заградотряд 21 армии силою оружия ликвидировал панику и восстановил прежнее положение.

19 ноября 1942 года, в период наступления частей 293 стр. дивизии, при контратаке противника, два минометных взвода 1306 СП вместе с командирами взводов, мл. лейтенантами Богатырёвым и Егоровым, без приказа командования оставили занимаемый рубеж и в панике, бросая оружие, начали бежать с поля боя.

Находившийся на этом участке взвод автоматчиков армейского заградотряда остановил бегущих и, расстреляв двух паникёров перед строем, возвратил остальных на прежние рубежи, после чего они успешно продвигались вперёд».

Заградотряды были призваны не допускать самовольного отхода частей с занимаемых позиций, способствовали наведению порядка и возвращению военнослужащих на передовую. Стрелять на поражение по своим им не приходилось. А вот стрелять по прорвавшему фронт противнику - да. К примеру, 15 - 16 сентября 1942 года заградотряд 62-й армии успешно сдержал натиск превосходящих сил противника у Сталинградского железнодорожного вокзала[11]. Очень жаль, что никто из кинематографистов за 70 лет не удосужился снять об этом правдивый фильм.

Небезынтересно подсчеты, проведенные немецким историком Йохеном Хелльбеком. Опираясь на обнаруженные в архивах РФ документы, он установил, что в 62-й армии были приговорены к расстрелу 278 бойцов[12]. О роли, которую сыграла 62-я армия В. И. Чуйкова в Сталинградской битве, в данной аудитории напоминать совершенно излишне.

Наконец о том, как оценивали Приказ № 227 сами фронтовики. Вот цитата из письма подполковника А. А. Заплотынского от 4 августа 1944 года: «Какое ошеломляющее впечатление произвёл приказ т. Сталина № 227 в августе 1942 г. Ведь буквально через несколько дней армия стала другой, хотя в ней остались те же люди…»[13].

То есть подполковник Заплотынский отметил перемену, схожую с той переменой, которую наблюдал рядовой Александр Зиновьев в самом начале войны. И в 1941 году, и в 1942 году, как только командование проявляло волю и брало ситуацию под свой контроль, паника быстро прекращалась, а вчерашние паникёры превращались в стойких и отважных бойцов!

Нет сомнений в том, что Приказ № 227, принятие которого было вынужденным, в конечном счёте, сыграл заметную роль в великой победе Красной Армии в Сталинградской битве.

В ходе 200-дневной битвы солдаты и офицеры проявили стойкость и беспримерный массовый героизм. Грандиозная битва на Волге дала массу примеров[14].

Многие бойцы сетовали на то, что приказ № 227 вышел поздно. Об этом сокрушался военврач полкового медицинского пункта 15-й гвардейской стрелковой дивизии Хандомиров: «Приказ очень хороший, и если бы он вышел раньше, то, наверное бы, не было таких безобразий, которые пришлось нам пережить...»

Такого же мнения был и командир расчёта минометчиков 293-й стрелковой дивизии Павел Суворов. А его друг Мансур Абдулин после войны вспоминал, что приказ № 227 «сработал как избавление от неуверенности, и мы остановились. Остановились все дружно. Остановился солдат, убеждённый, что и сосед остановился. Встали насмерть все вместе, зная, что никто уже не бросится бежать. Приказ оказался сильным психологическим оружием солдат»[15].

К словам фронтовиков трудно что-либо добавить...