Признание непризнанных
О методологических подходах
Последние события вокруг Косово, связанные с обретением им государственной независимости, дополнительно актуализировали проблему самоопределившихся, но дипломатически непризнанных государств на постсоветском пространстве - Республики Абхазии, Приднестровской Молдавской Республики, Республики Южная Осетия, Нагорно-Карабахской Республики. Это побуждает экспертное сообщество к более глубокой рефлексии общемировых процессов и исследованию в глобальном контексте природы феномена так называемых «непризнанных» государств. Следует отметить, что в основе проблемы «непризнанного» государства всегда лежит управленческий конфликт, который имеет многопричинную основу - экономическую, идеологическую, социокультурную, историческую, символическую и т.д. Суть управленческого конфликта заключается в том, кто будет обладать реальными властными полномочиями на территории «непризнанного» государства – Кишинёв или Тирасполь, Тбилиси или Сухуми и т.д. Анализ переговорного процесса показывает, что невозможно найти вариант, при котором государства стремящиеся восстановить территориальную целостность с одной стороны, и де-факто в течение многих лет существующие, но дипломатически «непризнанные» республики с другой стороны, пришли бы к взаимоприемлемому компромиссу. Все разговоры в рамках компромиссных проектов, например, плана Виктора Ющенко 2006 г. по приднестровскому урегулированию, заканчиваются ничем, когда речь заходит о том, кто будет осуществлять реальный суверенитет на данной территории. При этом само население этих территорий уже определилось с этим вопросом, фактически создав суверенные государства с республиканскими органами власти, правовыми, экономическими, образовательными и другими системообразующими институтами. Противоречие между сложившейся социальной реальностью самоопределившегося государства, получившего внутреннюю легитимацию, и формальными правилами, необходимыми для официального дипломатического признания, находится в основе феномена «непризнанных государств». Проблема в отношении внешней легитимации «непризнанных» государств состоит в противоположности двух основополагающих принципов международного права: территориальной целостностью государства и права народа на самоопределение. Данное обстоятельство указывает на кризисные тенденции, которые существуют в международном праве как социальном институте, которое в нынешних условиях уже не способно выполнять свою основную функцию – регулятивную. Вспомним историю. Современное международное право и основные международные структуры, такие как Организация Объединённых Наций, ОБСЕ и др. возникли после второй мировой войны на основе ялтинских, а позднее хельсинских соглашений. По мнению ряда специалистов, например известного американского социолога и специалиста в области геополитики мировых систем Иммануила Валлерстайна, взаимоотношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом, которые легли в основу норм международного права, возникли из послевоенных реалий второй мировой войны, когда США заключили геополитическую сделку с Советским Союзом. В соответствии с этими соглашениями мир был разделён на зоны влияния, границы которых, несмотря на идеологические противоречия и «холодную войну» между двумя мировыми системами чётко соблюдались. Достигалось это политическое равновесие за счёт принципов и норм международного права, которые согласно уставу ООН были направлены на равноправное и мирное сосуществование государств с различными социальными системами. Возникшая в таких исторических условиях система международного права актуально отражала существовавшие в то время социальные реалии и основывалась прежде всего на том, что суверенные государства добровольно придерживались в своей внешней политике совместно выработанных правил поведения. Когда ситуация, вследствие разрушения двухполярной миросистемы, стала меняться кардинальным образом, то соответственно изменились интересы и модели поведения государств в международных отношениях. Если в середине и во второй половине ХХ века прагматичным и отвечающим национальным интересам государств было следование международно-правовым нормам, как ориентиру для сохранения мира и стабильности в эпоху ядерного оружия, то в период системной мировой трансформации прагматичной стала политика достижения своих целей любыми средствами. Действия США в Югославии, Ираке, Афганистане, на постсоветском пространстве, а также в отношении Ирана являются наглядным примером безусловного приоритета собственного целеполагания над остальными условиями, в том числе нормами международного права. В этом плане показательны рассуждения о так называемых «двойных стандартах», о которых говорят политики и СМИ, комментируя политику западных государств. В самой смысловой форме – «двойной стандарт» кроется противоречие. Стандарт не может быть двойным, поскольку он по определению является мерой, эталоном, образцом для всего остального. Наличие для определённого класса эмпирических явлений двух различных, а то и прямо противоположных теоретических подходов, говорит не о том, что есть два стандарта, а о том, что нет ни одного. Можно сделать вывод, что в отношении социальных явлений, к которым применяется формулировка «двойной стандарт», регулирующих норм поведения просто не существует. С точки зрения собственно права это выражается в том, что утрачиваются такие основные характеристики данного института, как всеобщность, обязательность, чёткость и определённость предписаний, применение равного масштаба к различным социальным субъектам в одинаковых ситуациях. Определение статуса Косово является универсальным как очевидный индикатор разрушения прежней системы международного права, и уникальным - в плане решения конкретной политической проблемы. В подобных условиях исследование проблематики легитимации самопровозглашённых государств на постсоветском пространстве логично проводить с учётом цивилизационных, геоэкономических, геополитических, военных и иных аспектов Realpolitik, фактического протекания конфликтов и переговорного процесса. Анализ политических событий в странах ГУАМа (Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы) и странах «Демократического выбора» (Украина, Молдова, Литва, Латвия, Эстония, Румыния, Македония, Словения и Грузия), показывает, что они сопровождались приходом к власти в той или иной форме прозападных «демократий», принятием курса на вступление в ЕС и НАТО, активной антироссийской политикой. Экспансия НАТО на восток, в том числе на территорию СНГ и Балтии, расширение ЕС, размещение новых систем вооружения и военных баз в Польше, Чехии, Румынии, Болгарии и т.д. идеологически подаются как укрепление безопасности демократического развития этих государств, их приобщение к семье так называемых «цивилизованных» народов. В тоже время, в геополитическом отношении Грузия в условиях потенциального противостояния США и европейских стран с Ираном и Россией представляет собой удобный плацдарм в системе коллективной безопасности НАТО, позволяющий контролировать Кавказ, Южную Европу, Центральную Азию, Иран, Ирак, Афганистан. Для этой цели вполне подходит превращение грузинской территории в «натовский авианосец», развёртывание здесь систем ПРО и ПВО, а также размещение баз передового базирования американской армии по аналогии с Болгарией и Румынией. Для их охраны и поддержки пригодятся переведённые на натовские стандарты и модернизированные грузинские вооружённые силы. В геоэкономическом отношении Грузия интересна для США и стран Европы, прежде всего как транзитная (вместе с Азербайджаном) территория, позволяющая обеспечить транспортировку каспийской нефти и газа в обход России и Ирана. Россия объективно максимально заинтересована в сохранении мира и статус-кво на Кавказе, ибо в противном случае может произойти политическая дестабилизация в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Адыгее, в целом на юге России. Всё это может привести к фундаментальным политическим сдвигам в Черноморско-Каспийском регионе, а это чревато серьёзными геополитическими последствиями. Что касается Молдовы и Приднестровья, то политика США, Великобритании, других европейских стран, НАТО и ЕС сводится в отношении их, прежде всего, к полному вытеснению России из юго-восточной Европы, ликвидации Приднестровья как пророссийски ориентированного анклава. Можно с уверенностью прогнозировать, что никакого «нейтрального» статуса Молдовы не сохранится в случае перехода Приднестровья под политический контроль Кишинёва. С позитивной точки зрения, в основе принятия решения о дипломатическом признании самоопределившихся государств, следует положить как факторы Realpolitik, так и основополагающие концептуальные блоки, которые лежат в основе признания новых государств. Основные позиции здесь: - наличие территории, власти и населения; - экономическая самодостаточность; - эффективность органов гос.управления; - соблюдение демократических процедур выборов; - наличие современной правовой и политической систем, в том числе институтов гражданского общества; - обеспечение условий безопасности для внешнего мира; - соблюдение современных экологических стандартов; - наличие современной системы образования; - информационная открытость общества; - другие характеристики. Эти позиции вполне поддаются объективному исследованию, при условии, что оно проводится не ангажированными наблюдателями. Так, в сентябре 2004 г. на территории Приднестровья среди жителей ПМР было проведено социологическое исследование с целью определить отношение населения Приднестровья к своей республике, что является индикатором легитимности приднестровской государственности, а также отношение приднестровцев к действиям руководства республики Молдова и к участникам процесса политического урегулирования – России, Украине и ОБСЕ. Всего был опрошен 821 респондент в 7 районах республики. Исследования показали, что на вопросы, касающиеся отношения приднестровцев к своему государству, участники репрезентативной выборки ответили следующим образом: - 57,7% приднестровцев поддержали утверждение, что Тирасполь можно считать столицей первой приднестровской государственности; - 56,81% поддержали утверждение, что Приднестровскую Молдавскую Республику можно считать второй приднестровской государственностью; - 66,50% определили себя патриотами Приднестровской Молдавской Республики; - 59,06% выразили готовность защищать свою республику в случае военной агрессии; - 71,23% поддержали идею полной независимости Приднестровья как суверенного государства; - 73,53% поддержали проведение в Приднестровье референдума с целью окончательного определения государственного статуса ПМР. Процентное содержание ответов на данные вопросы позволило выделить модальную (преобладающую) группу и социальную тенденцию в виде активной поддержки приднестровцами своей государственности. Вполне закономерно, что в ходе референдума 17 сентября 2006 года в поддержку курса на независимость Приднестровской Молдавской Республики и последующего свободного присоединения Приднестровья к Российской Федерации проголосовали 97,1%, против - 2,3%. Против возможного отказа от независимости Приднестровской Молдавской Республики с последующим вхождением Приднестровья в состав Республики Молдова проголосовали 94,6%, за - 3,4%. По мнению международных наблюдателей, референдум прошёл в полном соответствии с международно-правовыми нормами и законодательством ПМР. Представляется, что указанные подходы, основанные на анализе Realpolitik, критериях жизнеспособности и внутренней легитимности государства, в методологическом плане являются вполне корректными при принятии решений о признании со стороны Российской Федерации Республики Абхазии, Приднестровской Молдавской Республики, Республики Южная Осетия, Нагорно-Карабахской Республики.
В.Е. Журавлев, эксперт комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками Государственной Думы ФС РФ