logo

Хлебные крошки

Статьи

ХХ лет величайшей геополитической катастрофе ХХ века
Общество
Россия
Вардан Багдасарян

Призраки распада российской государственности: уроки истории

Урок третий: Гибель СССР – системный распад



К четырехсотлетию Смутного времени



и к двадцатилетию распада СССР

1610 г. - на российский престол был избран польский королевич Владислав. Фактическая утрата национального суверенитета. Семибоярщина. Падение нравственности. Сословия соревнуются между собой в предательстве государственных интересов. В чем причины этого всеобщего падения (обвала) «Святой Руси»? Почему периодически в российской истории наступали времена «смуты». Параллели и общие факторные основания с периодами распада Российской империи и СССР. Каковы были механизмы преодоления «смуты». Признаки надвигающейся «смуты» сегодня.

Урок первый: Гибель московской державы Рюриковичей – «Смутное время»

Урок второй: Гибель петербургской империи Романовых – Революция


I

Объективна ли была гибель СССР? С одной стороны, с 1960-х – 1970-х гг. обнаруживается процесс деградации базовых потенциалов советской государственности. Прежде всего, это относилось к сфере идейно-духовных и психологических оснований государственного существования. Однако фатальной предопределенности гибели СССР из ситуации кризисного надлома в его развитии не проистекало. Требовалось включить механизмы технологической модернизации, что не было своевременно осуществлено.

Прямая силовая мощь государства не есть показатель его жизнеспособности. Многие великие империи прошлого в одночасье перестали существовать, не сумев совладать с внутренними деструктивными процессами. Крушение СССР, одного из самых сильных в военном и социальном отношении государств, далеко не единственный пример такого рода.

Классический пример саморазрушения государственности представляет исторический опыт Римской империи. Надлом несиловых оснований государственности, пришедшийся на апогей военного могущества, хронологически предшествовал кризису государственных институтов. Первоначально римский имперский организм разложился духовно, и только затем территория империи стала предметом раздела внешними противниками и внутренними сепаратистами.

Мощь Советского Союза на закате его существования производила впечатление незыблемости. Иллюзия государственной прочности ввела в заблуждение не только рядовых обывателей, но и многих видных аналитиков. За год до начала перестройки видный американский экономист, один из разработчиков теории конвергенции Дж.-К. Гэлбрейт писал: «Русская система сдает экзамен, поскольку в отличие от западной промышленности она полностью использует человеческие ресурсы».

Заблуждение на счет перспектив существования СССР испытывали и многие ведущие советологи, такие как С. Биалер из Колумбийского университета. «Советского Союза, – утверждал он в 1982 г., – ни сейчас, ни в ближайшие десять лет не коснется настоящий кризис системы, потому что он является гордым властелином огромных неиспользованных ресурсов, которые могут обеспечить ему политическую и общественную стабильность и позволить пережить даже самые большие трудности». Не верил в возможность скорого распада Советского Союза даже такой опытный стратег американской внешней политики как Г. Киссинджер. По прошествии многих лет он признавался, что так и не понял рациональных побудительных мотивов, заставививших М.С. Горбачева идти по пути государственной дезинтеграции.

К началу процесса развала коммунистической системы совокупный военный потенциал Организации Варшавского договора был даже выше потенциала НАТО. Из различных видов вооружений преимущество Северо-атлантического альянса имелось только по количеству боевых вертолетов. Но ни СССР, ни Варшавский договор уже не существуют, а НАТО активно продвигает границы своего распространения на Восток.

На каком же участке «холодной войны» СССР потерпел поражение? Приведенные сравнительные показатели военно-технической оснащенности позволяют констатировать, что гонки вооружений Советский Союз, по меньшей мере, не проиграл. Существует популярная точка зрения, будто бы СССР уступил Западу экономически. Однако при сопоставлении динамики экономических показателей Советского Союза и США легко убедиться, что коммунистическая хозяйственная система не только не проигрывала, но постепенно обходила американскую. Темпы роста в последние десятилетия существования СССР были не столь высоки, как, скажем, в эпоху индустриализации, однако на Западе они имели еще более низкую интенсивность.

Экономических ресурсов у СССР было вполне достаточно для поддержания высоких геополитических амбиций, характерных для статуса «мировой империи». Гораздо хуже обстояло дело с духовными ресурсами, готовностью населения к очередному мобилизационному рывку. Поражение Советский Союз потерпел, таким образом, именно в сфере несиловых оснований государственности.


II

Целенаправленное деструктивное воздействие по отношению к СССР со стороны внешних противников является исторически естественным процессом борьбы за геополитическое доминирование в мире. Наличие такой борьбы прослеживается на протяжении всей истории человечества.

После окончания Второй мировой войны стратегия борьбы с СССР всё ещё виделась на Западе в традиционном силовом формате. План А. Даллеса, на который часто ссылались как на одну из первых стратегических разработок ведения тайной войны против Советского Союза, в действительности, представлял собой воплощение концепта «массированного ядерного возмездия». Главное средство – атомный удар обеспечивался сопутствующими мероприятиями, вышедшими в дальнейшем на первый план при формировании новых технологий борьбы с российской (советской) государственностью. К началу 1960-х гг. стало очевидным, что ставка на силу в противостоянии с СССР себя не оправдала. Мировая система социализма последовательно расширяла свои страновые пределы. Карибский кризис 1962 г . являлся исторически последней пробой тактики силового принуждения, едва не поставив мир в ситуацию глобальной ядерной катастрофы. Окончательно убедил американцев в необходимости переосмысления технологий внешнеполитической борьбы, констатировав слабость физической силы, провал войны во Вьетнаме. Первые симптомы внедрения новых технологических разработок обнаруживаются еще до ее завершения. Вьетнам, едва не обернувшийся для США кризисом государственности, стал в этом отношении поворотной точкой для американской теории управления.

На Западе к этому времени сложилось стойкое убеждение, что победить СССР прямым силовым путём невозможно. Великая Отечественная война продемонстрировала провал планов вооруженной победы. Первая фаза «холодной войны» обнаружила также бесперспективность ставки на прямое соперничество систем в гонке вооружений. СССР в обоих случаях выходил победителем, включая дополнительный ресурс духовного потенциала народа.

Когда от соперничества государственных институтов и экономик противоборство переходило в формат борьбы между народами, Советский Союз неизменно одерживал победу. Важен вывод, к которому пришли западные аналитики. Он заключается в том, что победа над Россией (равно как и СССР) может быть достигнута посредством разрушения несиловых ресурсов народной жизни. Не только государство и экономика, а именно народ становился одной из основных мишеней в новых технологических разработках. Реализуемый план, судя по американским источникам, включал ряд основных стратегических инициатив:

1) тайная финансовая, разведывательная и политическая поддержка польского оппозиционного движения «Солидарность»;

2) целенаправленная помощь афганским моджахедам;

3) кампания по резкому сокращению притока валюты в СССР, реализуемая посредством а) снижения по договоренности с Саудовской Аравией мировых цен на нефть, б) ограничения советского экспорта природного газа в Западную Европу;

4) психологическая война, направленная на возникновение синдромов страха, неуверенности, утраты ориентиров как у коммунистической власти, так и у населения;

5) организация блокады по доступу СССР к приобретению западных технологий;

6) массовая техническая дезинформация, наносящая хозяйственный урон советской экономике;

7) поддержание через СОИ (стратегическая оборонная инициатива) высоких расходов СССР на оборону, истощавших его финансово-ресурсную базу.


III

Государство может быть дезинтегрировано вследствие принятия политическим руководством стратегически ошибочных решений. Они фактически неизбежны при отсутствии многоходовых просчетов игровых комбинаций. Чем длиннее цепочка расчета, тем меньше вероятность ошибки. Образная мысль З. Бжезинского о «великой шахматной доске» в данном случае вполне применима. Уровень современных технологий позволяет программировать противника на совершение губительных для себя ошибок стратегического характера. Расстановка «стратегических ловушек» составляет один из важнейших компонентов современного искусства управления.

Одна из таких ловушек заключалась в иллюзии «открытой экономики». Интеграция в мировую экономическую систему международного разделения труда предполагает установление внешней зависимости национальных экономик. Любой производственный сбой в одной из стран неизбежно приводит к кризису связанного с ним производства в другой. Уровень влияния транснациональных корпораций делает возможным инициирование экономического кризиса едва ли не в любой точке планеты. Поэтому специализация экономик, приносящая, казалось бы, определенные дивиденды, существенно снижает уровень национальной безопасности. Конъюнктура цен на нефть при ситуации увеличивающейся экономической открытости СССР явилась существенным фактором его краха.

Доля сырья в советских экспортных поставках долгое время не превышала порогового значения зависимости от них национальной экономики в целом. Провокационную роль для СССР сыграл мировой экономический кризис начала 1970-х гг., связанный с резким удорожанием нефти и нефтепродуктов. Возник соблазн обеспечения дальнейшего материального роста посредством нефтедолларовых вливаний. Страна оказалась посажена на «нефтяную иглу». Ослабевает внимание государства к передовым инновационным разработкам, обеспечившим СССР в предыдущую эпоху передовые позиции в развитии. Последствием даровых денег в духовном отношении явилась коррозия трудовой морали. Труд подменялся трудовой имитацией. Между тем, доля сырья и энергоресурсов превысила к середине 1980-х гг. половину всего советского экспорта, поставив экономику страны в прямую зависимость от данной внешнеторговой составляющей. И тут-то и грянул нефтяной кризис. Цена на нефть, как пишут теперь, по договоренности между США и Саудовской Аравией, резко скатилась вниз. Включенный в провозглашенное М.С. Горбачевым системное реформирование СССР без традиционного притока нефтедолларов оказался финансово истощен и рухнул не в последнюю очередь из-за непосильного экономического бремени.

К деструкции государственности может привести и дезорганизация институтов государственной власти. В истории известны примеры, когда наличие гения национального лидера и деятельной политической команды, при дефиците прочих компонентов жизнеспособности государств, оказывалось фактором спасения соответствующего общества. Напротив, один из путей хаотизации – обеспечение сверхтекучести кадровых ротаций. Именно таким путем в канун Февральской революции оказалась парализована исполнительная власть Российской империи. Процесс получил наименование «министерская чехарда». Характерно, что организован он был в период войны, когда, казалось бы, смена команды управленцев категорически противопоказана. Преследуемая заменой министра цель в каждом конкретном случае определялась установкой на оптимизацию системы, но в целом это проводило лишь к ее дисбалансу.

Институциональная революция была, по-видимому, одним из важнейших факторов гибели СССР. С определенного времени число советских министров стало стремительно возрастать. Функционально это выглядело вполне оправданно. Чем больше министерств, тем выше их специализация. Однако в итоге к концу брежневского правления их оказалось 70 (не считая 24 государственных комитета). При таком количестве министерств общая система управления оказалась парализована.

По аналогии с «нефтяной горкой» в управленческой сфере сложилась своеобразная «институциональная горка». Аналогии продолжились, когда в период горбачевского реформирования она стремительно рухнула. В логике провозглашенной борьбы с бюрократизмом количество министерств было сокращено к 1989 г. почти вдвое. Возник функциональный управленческий кризис. Он при двукратном сокращении министерств и не мог не возникнуть. Многие сферы оказались де-факто не управляемы. Институциональный хаос порождал соответствующие импульсы, направляемые в общество. СССР перестал существовать. Сокращение численности министерств, между тем, было продолжено и в постсоветский период российской истории.

Другое направление стратегических ошибок состоит в использовании ложных идеологических ориентиров. Они подаются, как правило, в броском демагогическом виде. Идентифицировать такого рода идеологические концепты возможно по заложенным в них деструктурирующим последствиям для государственности.

Примером данного типа идеологем являлась взятая на щит фрондирующей интеллигенции во второй половине 1980-х. гг. концепция «Великой России». Апелляция к национальному величию парировала возможные обвинения в антипатриотизме. В действительности же основным следствием реализуемого концепта являлась дезинтеграция союзного государства. Интересы России отделялись адептами «великороссийского проекта» от интересов СССР. По сути, речь шла об отторжении национальной периферии.

Как наиболее инерционная сила характеризовались среднеазиатские республики, подверженные сепаратистским настроениям в наименьшей степени. Миссия «Великой России» виделась в трансформации ее в единый «общеевропейский дом». В качестве непременного условия этого вхождения обозначалось требование отсечения Азии. Проблема приобретала дополнительную актуальность ввиду находящегося за ширмой политического процесса противоборства «славянского» и «национального» - «кавказско-азиатского» криминалитета за распределение собственности.

Мятежи сепаратистов, хотя и представляют угрозу для государственности, не являются по отношению к ней смертельным приговором. Мятежники, в конце концов, могут быть подавлены посредством применения силы. Но когда нежелание сохранения единой государственности обозначается от имени государствообразующего народа, государственная система неизбежно рассыпается.

Проект «великой европейской страны» выбивал из союзного государства его несущую конструкцию. Государственность в итоге оказалась разрушена, а проектные цели при этом так и не достигнуты. Желание европеизации российских адептов проекта не соотносилось с нежеланием самих европейцев принимать Россию в когорту стран цивилизационного Запада.


IV

Свобода не является самодостаточным понятием. Она неизбежно преломляется через вопрос - «от чего?». Определение свободы зависит, таким образом, от существующей в обществе системы запретов.

Характерно, что всякий раз в период российских смут провозглашение ценности свободы сопровождалось резким падением нравственности. Особенно наглядно это прослеживается на периоде утверждения либеральных ценностей в 1990-е гг. Чем более свободной позиционировалась новая Россия, тем криминальней становилось российское общество.

Показателен, в плане раскрытия положения о «запретном плоде», рост молодежной протестности. Общество устанавливает запрет для подростка на употребление наркотиков, курение табака, распитие спиртных напитков. Но вооружившись ценностью индивидуальный свободы, он непременно познает все запретные стороны жизни.

Одним из механизмов разбалансировки традиционных ценностных ориентиров советского общества в эпоху позднего социализма явилась молодежная музыка. «Русский рок» стал своеобразным аккумулятором разогреваемых протестных настроений молодежи. Имеются все основания обнаруживать в нем наличие проектной составляющей. В начале 1980-х гг. рок неожиданно оказался под идеологическим запретом. Но запретный плод, как известно сладок. Число адептов рок – музыки в СССР резко возрастает. Для молодежной семиосферы она обретает значение культа. Далее, в самом преддверии перестройки, запрет был снят столь же неожиданно, как ранее установлен. Шлюзы оказались открыты и несомая энергией молодежного движения волна протестов против «системы» обрушивается на советский строй.

Население СССР испытало психологический шок, когда в конце 1980-х гг. на него одномоментно обрушилась запрещенная прежде цензурой печатная продукция. Последствия полученной травмы сказываются и в настоящее время. Политика «шоковой терапии» первоначально была апробирована применительно к идейно - психологическому состоянию народа, и только затем - к сфере экономики. Положение особо усугубилось после упразднения в апреле 1991 г. Главлита. Бывший руководитель этой структуры В.А. Болдырев направил президенту СССР М.С. Горбачеву письмо, содержащее предупреждение о самых негативных последствиях, к которым может привести отказ государства от идеологического цензурирования: «Анализ публикаций в средствах массовой информации показывает, что часть изданий ведет пропаганду, направленную на дестабилизацию нашего общества, ослабления государственной власти, разжигание межнациональных конфликтов, дискредитацию Вооруженных Сил СССР, помещает материалы с нападками на грани оскорбления и клеветы на высшие органы страны и пропагандирует почти неприкрытую порнографию и насилие…».

Вопреки сформулированным предупреждениям, законом РФ «О средствах массовой информации» цензура сама оказалась под запретом. На мировом фоне это выглядело как нечто из ряда вон выходящее. По степени предоставленной свободы для СМИ – а она была абсолютная – Россия оказалась впереди всех, традиционно позиционируемых в качестве либеральных демократий, стран. Напротив, когда обозначились некоторые тенденции преодоления «смуты», вольности СМИ оказались несколько ограничены. Соответственно в составленном Freedom House международном рейтинге свободы СМИ позиция постъельцинской России стала стремительно снижаться. В 2009 г. она занимала только 174 место в мире.


V

Российская государственность представляла собой комплекс исторически сформировавшихся, обеспечивающих ее жизнеспособность систем. Эти системы определяли в значительной мере цивилизационное своеобразие России. Они обосновывались идеологически и закреплялись в сознании населения в качестве ценностей. Системы демонстрировали свою эффективность, однако обещанного торжества в гонке с Западом не обеспечили. Тогда у части советской интеллигенции стала складываться иллюзия о возможности их замены на другие, более совершенные. В качестве эталона были взяты системы организации западного сообщества (конкретно -американского). Они воспринимались как общеприменимые универсалии, тогда как в действительности представляли собой специфические механизмы жизнеобеспечения определенной цивилизации. О том, что для российского контекста они могут не подходить никто не задумывался.

Первоначальная задача состояла в скорейшем демонтаже старых систем. На реализацию ее была ориентирована политика конца 1980х – 1990х гг. Исторический образ Б.Н. Ельцина как разрушителя отражает доминирование этой установки в деятельности первого президента РФ. Однако за разрушением созидания чего-то принципиально нового не последовало. Привнесенные элементы западных систем жизнеобеспечения обнаружили в России свою непригодность. Когда, при выходе из «смуты», стали подводить итоги реформ, оказалось, что страна продолжает существовать лишь за счет сильно разрушенных, но не уничтоженных окончательно механизмов функционирования советской (а прежде – имперской) государственности. Результаты реформаторской деятельности оказались, таким образом, исключительно отрицательными.

К столь же неутешительному итогу в реализации задачи построения «государства нового типа» пришли в свое время большевики. В качестве эталона ими, как известно, была взята модель Парижской коммуны. Однако, к удивлению леворадикалов, построенная государственность восстанавливала под новыми названиями все основные черты старорежимной системы.

Неудачи реализации утопического западного проекта приводили к росту раздражения реформаторов в отношении самого предмета реформирования – России. Это раздражение выродилось в тривиальную русофобию. Характерны некоторые из высказываний о России и русском народе представителей либеральной интеллигенции в конце 1980-х – начале 1990-х гг.

Т. Щербина: «Однопартийная система, она же партия, она же монархия, а в условиях XX века – тоталитаризм, имеют…общее – имперское устройство. Вероятно, в России иное устройство и не возможно: здесь всегда на костях да на крови, а добром русский народ не умеет».

Ю. Бадзю: Причина террора в СССР – «две определяющие силы: сила партийно-государственного аппарата» и «эгоистическая национальная сила русского великодержавного шовинизма»

Б. Хазанов, В. Тольц: «Не являются ли русские народом прошлого, которого уже нет?»

Б. Парамонов: «Перестройка должна не только демонстрировать то, что называется тоталитарным социализмом, но и изменить духовный строй русского человека, приблизить его к западному складу сознания. Должна произойти мутация русского духа» – к «новому типу морали…на твердой почве просвещенного эгоистического интереса».

А. Стреляный: «Свобода ведь это, в конце концов, свобода и от национального сознания, за национальным следует космополитическое, оно уже у многих людей запада».

Б.Васильев: «Национал-патриоты… носятся со своей идеей особливости нашего государства. Нет у нас никакой идеи! Вернее, идея одна – мы отстали».

В. Новодворская: «Слишком долго Россия была сапогом, наступающим на лицо человеческое».

А.Н. Яковлев: «Для меня понятия народа не существует. Есть личность, каждый сам по себе… Не надо говорить о народе, надо о сообществе таких личностей».

В.К. Бацын, зам. министра образования РФ: Русский язык являлся до сих пор «орудием милитаристской общности».

«Стремление «вывести» русских за рамки homo sapiens, - указывалось в открытом письме писателей России в Верховный совет СССР в 1990 г., - приобрело в официальной прессе формы расизма клинического, маниакального, которому нет аналогий, пожалуй, средь всех прежних «скрижалей» оголтелого человеконенавистничества».


VI

Идея региональной суверенности была доведена в перестроечный пропаганде до логического абсурда, когда суверенным по отношению к государству объявило себя образующее его ядро. Истории известны многочисленные примеры периферийного сепаратизма. Но вот, чтобы сепаратизм стал идеологией Центра - такое случилось впервые. Россия де-факто провозгласила себя суверенной от российской государственности! Для этого, впрочем, потребовалось проделать тактический прием разграничения русской и советской истории. Понятно, что суверенизация Российской Федерации означала немедленный крах СССР. Иначе, чем государственное самоубийство трактовать произошедшее на рубеже 1980-х-1990-х гг. невозможно. Процесс распада начался в центре. Такими катализаторами явились, в частности, провозглашение суверенности России – 12 июня 1990 г. и история с ГКЧП в августе 1991 г. Импульс распада перешел от союзных республик к автономным.


VII

Еще Аристотель проводил разграничение двух возможных ценностных подходов и определение целевых ориентиров жизни человека. Согласно первому подходу, человек живет ради получения удовольствий, второму - для предотвращения страданий.

Какой ориентир предпочтет для себя каждый конкретный народ? История Россия представляла собой череду государственных потрясений, оборачивающихся массовыми бедствиями для значительной части населения. Аккумулируя данный опыт, были выработаны специальные механизмы избегания страданий для большинства народа. Но выбор этого ориентира предполагал соответствующее ограничение ориентира удовольствий. После потрясения Великой Отечественной войны оправданность существования такого рода ограничителей не подвергалась сомнению.

Однако, со временем появляется круг недовольных, представляющих собой, главным образом, часть «золотой» элитной молодежи. Возникла иллюзия, что достигнутое благополучие есть некая данность, атрофировалось ощущение потенциальных угроз. Стал формироваться контрсистемный гедонистический культ. Ориентиром выступал искусственно сконструированный под влиянием импортного кинематографа образ представлений о сексуально раскрепощенном и материально насыщенном в плане ширпотреба Западе. Расширяющиеся туристические поездки за рубеж играли роль своеобразного плотского искушения советского человека вещизмом. Типической в этом отношении являлась реакция от первого посещения США в 1989 г. Б.Н. Ельцина, пришедшего в восторг от широкого ассортимента товаров (сорта колбасы) в американском супермаркете. Обвал СССР снял все препоны в этической переориентации на восприятие жизни как средства получения удовольствий.

Правота аристотельского подхода блестяще подтвердилась в России 1990х гг. Взрыв гедонизма четко соотносился с синдромом массовых социальных страданий. Очарование материальным комфортом западной цивилизации было таково, что он оказался привлекательнее, нежели все совокупные ценностные накопления России. Характерны в этом отношении лозунги, скандируемые во время двухсоттысячной манифестации в поддержку перестройки 4 февраля 1990 г. в Москве – «Макдональдс», накорми нас!» и «Кока-кола, ура!». В день открытия первой американской закусочной на Пушкинской площади ее посетило 30 тыс. москвичей, что составляло абсолютный рекорд посещаемости за всю историю кампании.


VIII

Хронологически демонтаж государственности начался с историографической кампании. Ее начало было приурочено к семидесятилетней годовщине Октябрьской революции. На волне провозглашенного курса гласности популярные журналы в авангарде с возглавляемым В. Коротичем «Огоньком» повели методичное освещение «белых пятен истории». Проявляемая при этом тенденциозность подачи материала неизменно оборачивалась превращением «белых пятен прошлого» в «черные».

За ревизией истории следовали политические выводы. Так официальное признание незаконности присоединения Прибалтики к СССР вызвало постановку вопроса о завершении советской оккупации. Ревизия прошлого шла в направлении от осуждения сталинизма к дезавуированию всего исторического опыта России. На первом этапе острие критики было направлено против сталинского и, отчасти, брежневского режима, на втором – советского периода в целости, на третьем – всей российской национальной истории. В итоге выносился приговор об аномальности на мировом фоне всего исторического опыта России.


IX

Кризис ценности государственного служения иллюстрируется через девальвацию понятия «защиты Отечества». Положение о ее необходимости, как священном долге граждан, было изъято из современной российской конституции.

Раскручивался жупел «армейской дедовщины». С начала перестройки шло массированное лоббирование принятия закона об альтернативной гражданской службе. Появились пункты предоставления консультаций о способах «откоса» от службы в вооруженных силах. Издавались соответствующие антиармейские пособия. Мягкой легальной формой избегания призыва стала система отсрочек, воспользовавшись которой потенциальный призывник мог дотянуть до освобождающего от службы заветного 27- летнего возраста. За десятилетие после распада СССР число лиц, получивших отсрочку, возросло в 2,5 раза. Существенно расширен оказался перечень оснований для освобождения от воинской службы. Еще более 20 лоббистских законопроектов на этот счет было отклонено. Данная динамика указывала на распространенность антиармейских настроений не только в среде молодежи, но и политического истеблишмента.


X

К концу советской эпохи в России начала формироваться сфера андеграунда («подпольной культуры»). Как установлено в ряде исследований, непосредственное (зачастую - инициирующее) участие в создании соответствующих групп и движений принял Комитет государственной безопасности СССР. При обвале Советского Союза андеграунд выходит из подполья. Бывшая антисистема заполняет мировоззренческое пространство, позиционируясь в качестве новой реальности.

За произошедшей с Россией в 1990-е гг. трансформацией, с подачи кинорежиссера Станислава Говорухина, прочно закрепилось понятие «криминальная революция». То, что посредством ее решалась задача передела собственности является на сегодня общепризнанным положением. Процесс первоначального капиталистического накопления, на который в Великобритании был затрачен более чем столетний период, в России оказался пройден за несколько лет. Если называть вещи своими именами - осуществлялось тривиальное расхищение государственной (общенародной) собственности. Распродажа предприятий доходнейших отраслей шла по заведомо заниженным до минимально абсурдных величин ценам. Разница стоимости на ваучерном аукционе на момент приватизации и на фондовом рынке через пару лет после завершения приватизационной кампании имела порядковые различия.

На низовом уровне передел собственности соотносился с масштабной уголовной экспансией. Резкое возрастание динамики преступности фиксируется по наиболее опасным для жизни человека типам преступлений. Уровень общественной агрессии скакнул стремительно вверх. Характерно, что направление изменений соответствующих показателей преступности было прямо противоположно тенденциям, обнаруживаемым в первой трети 1980-х гг. еще до начала антиалкогольной кампании. Следовательно, взрыв преступной активности не был естественным развитием состояния советского общества, а представлял собой результат привнесений периода новой смуты.

***

Проведенные на примерах трех исторических эпох параллели позволяют утверждать о наличии общих причин, приводящих Россию к состоянию катастроф. Всякий раз при системном подрыве жизнеспособности России происходило по существу одно и то же. Соответственно, государственная власть и народ должны быть вооружены знанием, какие искушения и ложные ориентиры могут иметь для страны смертельные последствия. Определяя угрозы, стоящие перед Россией сегодня, автор статьи исходит из максимы – предупрежден, значит вооружен.



Об авторе: Вардан Эрнестович Багдасарян — российский историк. Эксперт Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Автор многих научных работ. Доктор исторических наук, профессор. Член-корреспондент РАЕН. Заведующий кафедрой истории и политологии РГУТиС.

Статьи по теме

Партнеры

Продолжая просматривать этот сайт, вы соглашаетесь на использование файлов cookie