Проблема русского единства

в белорусской историографии и публицистике

Портал RUSSKIE.ORG представляет вашему вниманию текст выступления кандидата исторических наук, доцента кафедры гуманитарных дисциплин БГУИР Александра Дмитриевича Гронского (Белоруссия) на Международной научно-практической конференции «1150-летие образования Древнерусского государства: история и современность», прошедшей под эгидой Гражданского форума России, Украины и Белоруссии при участии Института Русского зарубежья 12 сентября 2012 г. в Киеве.

Я постараюсь рассмотреть обозначенную в названии проблему широко, чтобы дать возможность слушателям составить представление об общих тенденциях, касающихся её.

Итак, давайте обозначим появление белорусской историографии и публицистики началом ХХ в. То, что было ранее некоторые особо рьяные сторонники «белорущины» пытаются обозначить как нечто белорусское, но эти попытки не выдерживают никакой критики. Субъектность белорусов как общности стала проявляться только в ХХ в. (в крайнем случае – в самом конце XIX в.), но зафиксировалось лишь в период советской власти.

Итак, до революции белорусское направление в исследованиях и публицистике представляли два идеологических лагеря – западнорусизм и белорусский национализм. Причём, первый так или иначе поддерживало примерно 80-85% населения, которое принято относить к белорусам. Большая часть, естественно, не имела представления об идеях и была стихийными западнорусами. Белорусский национализм был практически не известен ни внутри Белоруссии, ни за её пределами. Его поддерживало менее 0,5 % населения.

Западнорусские исследования воспринимали белорусов частью триединого русского народа, соответственно белорусы представлялись в их исследованиях народностью, которая имела свои диалектные и культурные особенности, но была русскими. Националисты воспринимали белорусов как отдельную этно-культурную группу, причём понятия этнос, народ, народность, нация и т.п. как та, так и другая сторона путали, совмещали, делали синонимами, не объясняли, что вносило определённую путаницу в понимание их идей. То же можно сказать и о понятиях язык и диалект. Зачастую под понятием язык понимался всего лишь диалект, иногда эти термины различались.

Западнорусские исследователи воспринимали состояние русского единства, особенно на раннем этапе русской истории, как нечто само собой разумеющееся. Тут в первую очередь стоит сослаться на труды академика Карского, которого в Белоруссии стараются подавать чуть ли не как белорусского националиста, хотя известно, что он был противником этого, и до конца своей жизни был уверен в том, что белорусского народа нет, а есть лишь белорусская народность как часть русского народа, так же он относился к белорусской речи, утверждая, что это всего лишь диалект русского языка, но никак не отдельный язык. В трудах западнорусов белорусская история представлялась как часть русской, а общность всех восточных славян как единого народа не подвергалась сомнению. Причём, русское единство виделось западнорусам не только в период Древнерусского государства, но и на момент активного развития и институциализации западнорусизма в начале ХХ в. Западнорусы воспринимали единство велико-, бело- и малороссов как нечто само собой разумеющееся, которое не требует серьёзных доказательств, так как явно прослеживается на практике.

В пику им белорусские националисты, оформившиеся институционально в начале ХХ в. на волне революционной активности и антиправительственной риторики, воспринимали белорусов как отдельный самостоятельный ещё с древности народ. В частности, пожалуй, единственная книга, вышедшая из среды белорусского национализма и претендующая на роль националистического катехизиса того времени «Кароткая гісторыя Беларусі» уже на своих первых страницах информировала читателя о том, что белорусы являются издревле отдельным народом, с которым русские воевали ещё во времена Древнерусского государства. Ни о каком единстве предков великорусов и белоусов не было речи, хотя вся серьёзная наука того времени не видела никаких отдельных народов в ранних восточнославянских племенах. Белорусскому национализму было просто необходимо создать миф о древности белорусов как исторического субъекта для того, чтобы оправдывать своё существование и борьбу за влияние над территорией. Замечу, что национализм не был един в своём мнении, когда появились белорусы как отдельный народ, но к началу ХХ в. националистами существование отдельного белорусского этноса не подвергалось сомнению.

После революции и становления советской власти на пространстве бывшей Российской империи появилось большое количество локальных режимов, которые претендовали на власть в различных частях бывшей империи. Причём, многие локальные режимы, объявившие себя национальными, претендовали на власть в одних и тех же регионах, что вызывало взаимные претензии различных групп, которые реально не управляли территорией, но имели на неё собственные претензии.

С установлением советской власти и появлением нового большого государства – СССР, произошла фиксация национализмов на специально закреплённых за ними «национальных территориях». Для белорусского национализма такой территорией стала Советская Социалистическая Республика Белоруссия, позже переименованная в Белорусскую ССР. Белорусская историография и публицистика советского периода постепенно переходила от радикально-популистских лозунгов периода революции и ранней советской власти в более серьёзную сторону. Публицисты, которые стали первыми белорусскими академиками, критически воспринимались серьёзными учёными, но они постепенно сходили со сцены. Стимулировали это, скорее политические репрессии, чем научная некомпетентность белорусских националистов. После войны белорусская советская историография и публицистика перешли частично на позиции дореволюционной науки. В то время никто не подвергал сомнению субъектность белорусов как этно-культурной группы, что противоречило дореволюционным наработкам, но вернулось понимание того, что как минимум на раннем этапе русской истории общее единство существовало и не было отдельного белорусского народа. Таким образом, белорусская советская историография и публицистика не смогли обойти достижения дореволюционной историографии, и частично перешли на позиции уверенности в существовании раннего русского единства. Естественно, что полностью вернуть дореволюционные представления было невозможно, т.к. тогда терялся смысл отдельной белорусской республики. Советская историческая наука частично восприняла дореволюционные выводы, касающиеся раннего русского единства, творчески их переработала. С этого времени в белорусском общественном сознании формировалось мнение о том, что белорусы как народ стали оформляться где-то в XIV в. Соответственно, до этого существовало общерусское единство. Проблема состояла лишь в том, когда появились отдельно русские, белорусы и украинцы – в XIII, XIV в. или когда-то ещё.

С началом политики «перестройки» советские догмы стали подвергаться пересмотру. Кроме того, пересмотру стали подвергаться и реальные научные достижения советского периода.

Что касается эмигрантской публицистики и даже науки, то она оставалась в целом на позициях раннего белорусского национализма.

После распада СССР романтика национального якобы возрождения зашкалила разумные пределы и научной объективности, и простой логики. Это наиболее ярко выразилось в небольшом сборнике «100 пытанняў і адказаў з гісторыі Беларусі». В нём конкретно указано, что единого древнерусского народа не существовало, его придумали российские историки, якобы для того, чтобы «оправдать имперскую политику Москвы». А концепция триединого русского народа якобы была создана только ради того, чтобы оправдывать «экспансию и господство над белорусами и украинцами». Таким образом, белорусские интеллектуалы, увлёкшиеся нациестроительными концепциями, попросту проигнорировали все достижение предыдущей науки и элементарную логику. До сих пор рецидивы этого встречаются в общественном мнении. Например, в виде утверждения, что именно белорусский язык был международным в Восточной Европе в средние века. Помимо того, в этой же книге есть интересное заявление о Полоцком княжестве, которое якобы было настолько велико и независимо и проводило экспансионистскую политику в сторону Балтийского моря, что, по мнению белорусских учёных, это состояние величия должно было придать Полоцкому княжеству признаки империи. Данная белорусская имперская концепция так и осталась попыткой сформулировать миф о великой обособленной Белоруссии в средние века. Миф о великом белорусском государстве был сформирован на примере другой страны – Великого княжества Литовского. Однако, национал-романтизм не развился в магистральное направление, а стал одним из конкурирующих мнений. Часть историков осталась на позициях того, что древнерусское единство существовало. Через определённое время их научные воззрения взяли верх, но в обществе осталось странное восприятие древнерусского периода. Так, если смотреть энциклопедические статьи, то понятие «древнерусский народ» в них не содержится. В статье о белорусах указано, что они сформировались в XIV в., а кто был их предками не очень понятно. В качестве предков можно предположить кривичей, дреговичей и радимичей, о которых тоже пишется в энциклопедии, но упоминания об отдельных племенах исчезли ещё в XII в. и кем были предки белорусов с момента исчезновения деления на племена и до появления белорусской народности, непонятно. Интересно, что в школьных учебниках по истории концепция древнерусского единства не только прописывается, на неё ещё и обращается внимание. Авторы подчёркивают то, что существовал единый народ, который потом распался на три отдельных. Но в то же время в тех же учебниках есть интересный штамп, который вообще-то перечёркивает все заверения о древнерусском единстве. Если существовал единый русский народ, тогда его можно воспринимать как свой, ведь белорусов как таковых в то время не существовало, а их предки были одновременно предками и современных русских, и украинцев. Т.е. древнерусский народ может восприниматься как свой. Но тогда и Древнерусское государство должно восприниматься как своё. Обычно свои государства изучаются в курсе отечественной истории, а чужие – в курсе всемирной истории. Но Древнерусское государство изучается как раз в курсе всемирной истории, т.е. оно подаётся как не своё, соответственно, и населявший его народ так же нужно воспринимать как чужой. В курсе истории Белоруссии изучается только Полоцкое и Туровское княжества, которые располагались там, где сейчас расположена Белоруссия. Таким образом, единый русский народ как бы распадается в учебниках на тех, кто жил на территории, где ныне Белоруссия, и на остальных, которые жили в других частях Руси.

В целом, концепция русского единства в настоящее время в белорусском общественном и даже научном мнении имеет не чётко выраженное представление. Получается как бы двойственное отношение к проблеме единства – оно вроде как есть и в то же время на него стараются не слишком обращать внимание, а в случае чего, акцентировать именно белорусские территориальные актуалии.