Пушкин - старожил Галиции

Еще в австрийские и польские времена местная интеллектуальная элита видела в русском языке обязательную для себя литературную норму

Еще совсем недавно каждый со школьной парты знал проникновенные слова Михаила Ломоносова о русском языке, который от природы совершенен так, что соединяет в себе "великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка". Теперь же у нас во Львове чаще упирают, к сожалению, на богатство русской вульгарной лексики. Это делают преимущественно люди интеллигентные, то есть мыслящие... понятно, о чем. Ну, о том, что русский язык – хамский, поскольку разнородных наших хамов обслуживает именно он, в кавычках "великий и могучий". По справедливости в кавычках писать надо бы "мыслящие", а великий и могучий – без кавычек, раз уж он способен изобличить хама без лишних слов и мгновенно. Впрочем, сейчас мало кого интересуют тонкости пунктуации. Не до таких, знаете, мелочей, когда о большом думать приходиться. Пусть так. Однако русский язык не всегда оценивали во Львове подобным образом.И речь идет вовсе не о советском периоде. В австрийские еще и польские времена местные русофилы, значительная тогда культурная сила, видели в русском языке обязательную для себя литературную норму. А народовцы, самоотверженно защищавшие украинскую идею, уважительно называли его "такою гарною мовою" (Александеръ Пушкинъ. "Свобода", Львов, дня 3(15) червня 1899 г.). Это все "мыслящим" отлично известно, они только не хотят говорить об этом, чтобы не нарушать стиля эпохи. Но истине до него, этого стиля, дела мало. У истины масштаб времени покрупнее, ей в истории не тесно. В этом пространстве в ее честь солидарно звучат разные голоса. Послушаем из позапрошлого века польский. Он явно не зависим от еще более раннего голоса Ломоносова, но поразительно с ним совпадает. Листаю "Rozmaitosci", литературное приложение к "Gazet-e Lwowsk-ой" за 1820 год. Его экземпляры сброшюрованы как отдельная книга с общей нумерацией страниц. На стр. 142 привлекает внимание заголовок "Ulomki z pewney podrozy do Rossyi". В этих отрывках из путешествия по России об увиденном рассказано очень доброжелательно – о людях, нравах, обычаях, особенностях передвижения, кухне, провинциальной жизни, нравах. Пространный абзац посвящен русскому языку. Он просто требует специального заголовка, в который можно было бы вынести два начальных слова: Mowa Rossyiska. Что же об этой "мове" говорит читателю автор, подписавшийся криптонимом "B-i"? Он изъясняется обстоятельно, сообщает, оценивает, размышляет: "Язык русский, помимо многих других ценностей, имеет три отличительные особенности, которые делают его достойным внимания в глазах каждого просвещенного человека". Интерес у просвещенных людей этот язык должен возбуждать следующим: "Прежде всего, своей элегантностью, употреблением причастий и сжатостью высказывания он сближается с древними языками, в особенности с латинским и греческим - более, чем какой-либо из современных языков, которые все без исключения являются громоздкими и многословными из-за своих местоимений, своих вспомогательных элементов и тому подобных приемов, какими с трудом восполняют нехватку соответствующих средств в неизбежных для любого языка различных ситуациях". С Ломоносовым это не просто соотносится, но как бы детализирует его мнение, хотя автор говорит о том же самом, скорее всего, вполне самостоятельно. И последовательно: "Во-вторых, он располагает бесценным сокровищем, каким ни один из известных языков похвалиться не может, в виде языка славянского, который на протяжении долгого времени был языком науки и остается до сих пор языком церкви. Этот язык, при столь малом своем отличии, предоставляет легкую возможность образовывать необходимые обозначения для каждого нового понятия, наилучшим образом способствует, при растущей культуре народа, усилиям писателей, занятых этим делом сейчас". Это очень проницательное для иностранца наблюдение. Автор и на этот раз невольно перекликается с Ломоносовым, с его "Предисловием о пользе книг церковных в российском языке". Здесь впервые был намечен путь языковой реформы на основе сочетания старославянских и русских национальных норм. По мысли ученого, именно старославянский язык разовьет и обогатит "довольство российского слова, которое и собственным достатком велико". Путешественник зафиксировал последнюю стадию этого процесса. В очерке нет никаких имен. Но главный герой указанного процесса, Пушкин, молодой автор поэмы "Руслан и Людмила", через' год появится на страницах "Rozmaitosci" и будет затем часто упоминаться. Он – один из старожилов Галиции, где теперь так недобросовестно вытравливают память о нем. Вот это автор цитируемого очерка вряд ли бы понял. Он завершает свое рассуждение аргументом очевидным и потому неопровержимым: "В-третьих, как широко дела человеческие прославляются, о том свидетельствует распространение разных языков". И добавляет относительно русского: "От восточных границ Германии до Камчатки, до западных берегов Северной Америки (его не только понимают, но им пользуются, е сама эта страна (Россия), которая господствует над большей половиной земли, простирается на многие тысячи миль". Тут до пущены одно преувеличение географического характера и одна стилистическая по грешность (большей или меньшей половины не бывает). Но высказанную в очерке истину не нарушает ничто. Истина всегда непогрешима.