Распалась цепь великая
Выглядеть благородно в собственных глазах
История с отменой крепостного права очень напоминает недавний российский опыт, когда судьбы миллионов фактически были принесены в жертву настроениям безответственных людей, пожелавших выглядеть благородно в собственных глазах. На выходные дни пришлось 150-летие отмены крепостного права – едва ли не самой необычной из всех памятных дат российской истории. Не знаю, как теперь, но в мое время даже двоечники, наряду с 17-м, 41-м и 45-м годами XX века, наряду с 1812-м безошибочно могли назвать 1861 год. Вместе с тем сама отмена крепостного права странным образом не стала частью исторического мифа. В самом деле, ни доходящая порой до исступления любовь русской общественной мысли и русской литературы к простому народу, ни официальный культ трудового крестьянства при советской власти не породили какого-то интереса к 1861 году. Понятно, что дата важнейшая. Непонятно только, что о ней говорить. Да, веками томились, да, потом отменили. И что? Ничего. Символично, что заложенный к 50-летней годовщине отмены крепостного права Александро-Невский собор на Миусской площади в Москве так и не успели достроить, и он стоял заброшенным 35 лет, пока советская власть не снесла обветшавшие стены. Были и другие символы. Одной из важнейших предпосылок для отмены крепостного права и реформирования государства стала Крымская война. Общество в едином порыве потребовало перемен, в июне 1856 года сенатор К. Н. Лебедев заявлял, что «в современной атмосфере искренно или притворно – все либералы». Это понятно: после такого позорного поражения никто не сомневался в необходимости освободить народ... Через сто лет потомок освобожденного народа отдаст Крым одним росчерком пера. Произойдет это, как на грех, 19 февраля. История любит издеваться над теми, кто мнит себя ее «творцами». В опубликованной в 1862 году статье «Дворянство и освобождение крестьян» К. Д. Кавелин писал: «Крепостной вопрос разрешен, и разрешением его почти все остались недовольны». В частности, по его словам, «правительство освободило крестьян, как ему хотелось, а не как хотели дворяне». О том, что «выиграли» сами крестьяне от реформы, много говорилось еще в дореволюционной историографии. Сокращение наделов, исчезновение бесплатных мест для выпаса скота, фактическое увеличение оброка для временнообязанных, расчет суммы выкупа не по рыночной стоимости земли, а по феодальной ренте – все это привело к массовому разорению крестьян, чем быстро воспользовались скупщики. Это был тихий ад. Потом все рвануло, а через некоторое время коммунисты, эти дети крестьянской реформы, вернули стране отдельные элементы крепостничества. Между тем вся история с отменой крепостного права очень напоминает недавний российский опыт. Этот порыв прекраснодушия, когда судьбы миллионов фактически были принесены в жертву настроениям безответственных людей, пожелавших выглядеть благородно в собственных глазах, очень напоминает ситуацию с реформами 1990-х. Интересна мотивация той части общества, которая требовала немедленных реформ. В речи военного губернатора А. Н. Муравьева, подготовленной для открытия Нижегородского губернского комитета по крестьянскому делу (19 февраля 1858 г.), было сказано о необходимости «не давать житейским расчетам... перевеса над благом преданных великодушию вашему». Сходные взгляды отличали и члена Редакционных комиссий (органа, готовившего реформы) Ю. Ф. Самарина, писавшего 13 марта 1859 года А. О. Смирновой: «Между нами будь сказано, наши потери будут огромны..., но удовлетворится ли народ нашими пожертвованиями?» Эти призывы не слушать голос разума находят прямую аналогию в знаменитом (гениальном, что уж скрывать) лозунге «Голосуй сердцем», использованном в предвыборной кампании Ельцина в 1996 году. Лучшая часть общества будто соревновалась в умении выступать от чужого имени и предлагать в жертву чужие интересы. Николай Тургенев, живя в Париже, обращался к помещикам с призывом не торговаться, а искупить Россию «святым пожертвованием». И. С. Аксаков в передовой статье в «Дне» от 6 января 1862 года высказывал пожелание, «чтобы дворянству было позволено торжественно, перед лицом всей России, совершить великий акт уничтожения себя как сословия». Похожим образом вскоре высказалось тверское дворянство в адресе Александру II от 3 февраля 1862 года: «Мы считаем кровным грехом пользоваться благами общественного порядка за счет других сословий». Но о каких разумных доводах могла идти речь, если славянофил В. А. Кокорев на банкете в купеческом собрании в Москве представил борьбу за отмену крепостного права как борьбу света и тьмы? Эта победа света над полутенями и оттенками дорого обошлась России. Да, в рамках господствовавшей с XVIII века парадигмы свет был лучше тьмы, будущее лучше прошлого, а свобода лучше несвободы. К концу XX века стало выясняться, что ситуация сложнее. Сместились акценты, и мы можем по-новому взглянуть на то, о чем знали уже давно. Классический университетский учебник под редакцией В. А. Федорова формулирует совершенно внятно: главным достоинством крестьянской реформы стало то, что она раскрепостила крестьян нравственно. Это правда. Но такая правда совершенно иначе выглядит сейчас, когда констатация морально-нравственной деградации общества стала общим местом в рассуждениях о России. По-иному читаются и слова некрасовского помещика о том, что реформа ударила «одним концом по барину, другим по мужику». Да, крестьянская реформа действительно порвала «великую цепь», уничтожив социальную базу русской культуры – дворянство и крестьянство. И современный таксист, включающий шансон, – прямое следствие того, что произошло 150 лет назад, в 1861 году. Конечно, не отменить крепостное право было нельзя, но все же, все же...