Россия всегда оставалась во мне...

Дочь русского морского офицера с 1920 г. живет в Тунисе

Без особых торжеств в России (по крайней мере в Москве, Петербурге и Севастополе) прошло 80-летие исхода Русского Императорского флота из Крыма. Спасаясь от преследования большевиков, остатки врангельской армии – моряки и члены их семей – всего пять тысяч человек на 33 кораблях - из разных портов Крыма ушли в Африку, в мусульманский город Бизерту. Это произошло в конце 1920 года, а еще через четыре года на всех кораблях были спущены Андреевские флаги. Так закончилась история последней эскадры Императорского флота России. Событие это мало кому у нас сегодня известно, как впрочем, и история первой волны эмиграции. А между тем не грех вновь обратиться к истории, описанной в книге "Бизерта – последняя стоянка". Ее автор – дочь морского офицера Александра Манштейна Анастасия. Она была свидетелем тех давних событий и сейчас живет в Бизерте. - Анастасия Александровна, вы действительно остались в Бизерте единственной из тех 5 тысяч русских, прибывших туда более 80 лет назад? - Да, одна. Кто уехал, а многие умерли. Мне тогда было 8 лет, и я помню, как одним из первых к берегу причалил "Великий князь Константин". Все вышли на палубу, и мы – три исхудавшие до крайности девочки – стояли рядом с мамой, ей тогда было около тридцати. Наш папа, командир эсминца "Жаркий", в составе эскадры покинул Константинополь со вторым отрядом флота и был еще на пути к Бизерте. - Вы были маленькой девочкой, но понимали ли, что произошло в России в 1917 году? - Жизнь моя состояла из двух частей: "до 1917 года" и "после". Все, что стало возможно увидеть и определить, называлось "не так, как раньше". Но для моих родителей и их ровесников перемена была полная и резко ощутимая, почти катастрофа. Теперь известны многие свидетельства, а Париже в 1918 году была издана книга Клода Анэ "Русская революция". В ней мы находим следующие заявление одного из главных деятелей Совета рабочих и солдатских депутатов Иосифа Годенберга: "В тот день, когда мы создали революцию, мы поняли, что если мы не разрушим прежнюю армию, та она, в свою очередь, раздавит революцию. Нам надо было выбирать между армией и революцией. Мы не колебались, мы выбрали последнюю и применили, смею сказать, гениальным образом необходимые меры". И одними из первых таких мер стали массовые убийства офицеров. И уже 28 февраля 1917 года в портах Балтики десятки офицеров были зверски замучены и убиты. Наша семья жила в это время в Ревеле, но оттуда нам, к счастью, удалось сбежать. Приходит момент, когда ты думаешь, что должна дать честное свидетельство о том, что знаешь и видела. Начиная с нашего родового имения Рубежное на Украине. Необходимо помнить и о самом тяжелом для всех русских моряков моменте – спуске Андреевского флага, который произошел 29 октября 1924 года. А случилось это после признания Францией Советской России – Тунис ведь был французским протекторатом. Я помню, как к нам пришел французский генерал и с чувством понимания объявил русским офицерам о спуске флага. Он добавил, что придет время, когда Андреевский флаг будет опять развеваться над русскими кораблями. Это стало пророчеством. И в 1996 году моряки из Севастополя на яхте пришли в Бизерту и подняли снова наш Андреевский флаг. Но моряков старой русской эскадры тогда уже не было в живых. Они (около 50 человек) захоронены в Бизерте на православном кладбище. Кладбище это теперь восстановлено на деньги правительства Туниса. У нас ведь не принято жаловаться, хотя жилось трудно. Все работали и работу не выбирали. Наша мама (да и многие другие) ходила подрабатывать во французских семьях, прибирала, сидела с детьми. Папа зарабатывал столярным делом. По заказу делал рамки и полочки из красного дерева. Вручную они с мамой часами их полировали. И мама говорила, что ей не стыдно мыть чужую посуду, чтобы накормить своих детей и их научить. В 30-е годы совсем обжились. Открылся первый русский клуб и Союз русских ветеранов. Иван Михайлович Шадрин, он был регентом Императорской капеллы, организовал хор. Были вечера, и была Россия. Иногда шутили: "Два англичанина– это футбол. Два немца – это две кружки пива. Двое русских– это хор". Мы, русские, всегда были предметом удивления. Нас можно было увидеть везде: работали землемерами, а также на общественных работах и морском ведомстве, в аптеке, кондитерских, на электростанциях. Были модистки и преподаватели музыки. Я играла на фортепиано в немом кинематографе, а в 17 лет начала давать частные уроки. Слово "русси" не было обидным в устах мусульманина, скорее оно стало рекомендацией. - В Бизерте есть православный храм. Он построен на пожертвования русских беженцев. А вообще, испытывали ли русские дискомфорт на религиозной почве в мусульманской Бизерте? - Нет. Помню двух последних оставшихся при храме людей – Полину Степановну Суходольскую и Ивана Сергеевича Иловайского. Когда и они умерли, я осталась совсем одна, и был период (более двадцати лет), когда в церкви не было священника. Казалось, что церковь пропадет. Было очень тяжело. Ведь храм – все, что осталось от ушедших близких людей, от их веры и верности, и он пуст. И я стала писать разные письма, чтобы прислали священника. Мы ведь раньше принадлежали синоду в Америке, но там никто не помог, и я написала в Московскую патриархию. Оттуда и прислали священника – молодого батюшку, отца Дмитрия Нецветаева, который каким-то необыкновенным чудом пришелся этой стране, страна ведь мусульманская, но очень веротерпимая. Когда первый раз на Пасху служил, было почти 500(!) человек в церкви, а раньше-то заходили двое-трое. Присутствовали советский посол вместе с американским. Словом, церковь ожила, и так с Божьей помощью все обошлось. В Бизерте сооружен храм-памятник последним кораблям Императорского флота. Там есть мраморная доска с названиями кораблей эскадры. В 1996 году, когда праздновали 300-летие Военно-морского флота, из Севастополя в Бизерту привезли горстку земли, взятую у входа во Владимирский собор. Именно там в 1920 году получили благословение русские моряки Черноморской эскадры, уходившие от родных берегов на Бизерту.