Русская политика: расти некуда и негде

Интервью с директором Центра информации по правам человека в Эстонии

Предлагаем вниманию читателям портала RUSSKIE.ORG интервью директора Центра информации по правам человека Алексея Семенова (Таллин, Эстония) таллинской газете "Столица". — Разделяете ли вы мнение, что русской политики в Эстонии не существует и именно этот факт во многом стал причиной апрельских событий? — Безусловно. Но здесь, по-моему, важнее выделить два аспекта. Первый — тот, что с распадом десять лет тому назад ОНПЭ и последующей ее деградацией до Конституционной партии исчезла русская среда, в которой молодые люди могли бы участвовать в политической жизни и как-то расти с низов. Поэтому нынешнее относительно молодое политически активное поколение (30 лет и старше), если убрать за скобки деятелей типа Криштафовича, представляет собой «Ночной дозор». В наше время политически активные люди этого возраста занимали иные позиции. Вспомним хотя бы мэра Силламяэ Меньшикова. Немногим старше, кстати, был Володя Лебедев, когда громыхал в Верховном Совете. Да и в Народном фронте было множество молодых людей, впоследствии ставших политиками. Сегодня же, если посмотреть на этих людей («НД». — Ред.), при всем их желании что-то сделать видно, что уровень далеко не тот. Это — плохо. И второй момент — то, что это делается целенаправленно. Маргинализация русских, выталкивание их на обочину, деятельность всяческих провокаторов — все это приводит к тому, что мы видим — нормальной русской политики у нас нет. Более того — она уже невозможна. Я имею в виду самостоятельную русскую политику. Думаю, что восстановить ни ОНПЭ, на Представительскую ассамблею мы уже не сможем, даже если бы захотели. Хотя не видно, чтобы кто-нибудь хотел… В результате в качестве выразителей чаяний русских жителей страны мы имеем маргинальную радикальную организацию, которая от преследований все более радикализируется. — Зато, как показала недавняя история с гимназистом Сергеем Метлевым, молодежь старшего школьного возраста пытается участвовать в политике и расти, как вы говорите, с низов. — Это, кстати, еще один прокол — отдать на откуп Криштафовичу ребят, стремящихся к участию в политической жизни, но не имеющих для этого достойной альтернативы. Между тем там их втягивают в шулерскую игру. Ребята вступают в Ассамб¬лею ученических представительств, причем нигде не говорится, что это Открытая республика. Потом, когда они уже вступили, им подсовывают бумажку о том, что они работают вместе с «Открытой республикой», а потом вдруг оказывается, что «Открытая республика» прямо управляет этой ассамблеей, сама же ассамблея никакого права голоса не имеет. Так все это и «работает», причем Криштафович исправно получает финансирование, показывая в отчетах, что он вовлек в свою деятельность столько-то молодых людей. — Как вы полагаете, научились ли мы чему-то в результате апрельских событий? — Наверное, чему-то научились. Но какие-то возможности мы явно прозевали. Сохранение памятника стало той целью, которая нас объеди¬нила. Но цель не достигнута, а объеди¬нительный мотив пропал. И следующего столь же внятного мотива я пока не вижу. Вот в Латвии эту роль сыграла защита русских школ. — Но цель ведь тоже не достигнута, и реформа образования идет полным ходом. — Знаете, в политике редко удается измерить успех такими абсолютными категориями. Со школами все плохо. Но… — Вы выруливаете к тому, что вот Жданок же избрали в Европарламент, а она там кое-что решает, так что, пусть пока не большая, но все же победа… — Да, если вот так мерить, то результатов у них больше. У них не только Жданок в Брюсселе — у них и в парламенте страны две фракции, количество депутатов в которых такое, что нам и не снилось. Хотя граждан у них гораздо меньше, чем у нас. Так что цели-то они не достигли, но зато у них выросло целое поколение бойцов и профессионалов в политике — более-менее профессионалов. Потому что когда есть среда, в ней растут, когда среды нет — деградируют. У нас собственной русской политике расти, увы, некуда и негде. — То есть мы из апрельских событий никакой пользы извлечь не сумели — только эстонцев напугали до полусмерти. — Пока, к сожалению, все так. Но кто эти «мы»? Ваше поколение, наше поколение, молодежь? — Вне зависимости от поколения — те, кого называют неэстонцами и кто вынужденно формирует свою идентичность, исходя именно из этого. — Да, эта идентичность тоже существует — несмотря на то что мы уже начали в этом сомневаться. Но апрельские события показали, что зря. Потому что совершенно одинаковые чувства в результате произошедшего испытывали все — от Линтера до Иванова. Сергея Иванова, я имею в виду. Да, он вел себя безобразно, он изворачивался, не голосовал и черт его знает что еще, но ему было так же гадко. И еще один немаловажный момент — безоговорочное единство русских журналистов. А так как (ха-ха!) других интеллектуалов у нас уже почти не осталось, то приходится признать, что интеллектуальная элита проявила удивительное единодушие. — Согласны ли вы с тем, что экономический кризис помирит эстонскую и русскую общины? — Вы можете привести хотя бы один пример того, как экономический кризис кого-то в мире помирил? Вся история человечества показывает, что в условиях кризиса своя рубашка становится мила необыкновенно, а чужих (или тех, кого в данной системе ценностей принято таковыми считать) отпихивают все яростнее. Те до какого-то предела терпят, а потом хватаются за колья. Вот, собственно, и все. — То есть на самом деле мы с вами нашли причину, по которой апрельские события могут повториться? — Думаю, что все-таки нет. События не повторятся. Но в том, что какие-то эксцессы будут, я лично не сомневаюсь ни секунды. Они, кстати, происходят в Литве и в Латвии. — Но не носят межнациональной окраски… — Я не готов биться об заклад, что в Эстонии они эту окраску не приобретут. «Непересечение» эстонцев и русских на самом деле гораздо сильнее, чем русских и латышей, например. У нас и в советское время было меньше смешанных браков, а сейчас только хуже стало. Так что эстонцы будут, наверное, протестовать по-своему, русские — по-своему, а такие люди, как Пихль (министр внутренних дел Юри Пихль, отличившийся подавлением беспорядков во время Бронзовой ночи. — Ред.), будут испытывать очень большой соблазн использовать одних против других — для того чтобы отвести удар от себя. Это же очевидно. Это было сделано один раз, и вполне может быть сделано снова. И то, что приняли специальные законы, облегчающие подавление беспорядков, и что купили водомет — все это говорит о том, что некие силы рассматривают такой сценарий совершенно серьезно.