Русские на Белой Руси:

взгляд в прошлое и современность

После распада Советского Союза, а также вследствие тупика, возникшего в деле строительства Союзного государства, в Белоруссии довольно остро встает вопрос не только о цивилизационном самоопределении т.н. титульного народа – белорусов, но и о национальном самосознании собственно русского, точнее великорусского населения, проживающего в настоящее время в Республике Беларусь. И приходится отмечать, что в этом вопросе дела выглядят в довольно неприглядном свете.

Согласно обнародованным Национальным статистическим комитетом Республики Беларусь итогам проведенной в октябре 2009 года переписи населения, за десять лет после 1999 года в Белоруссии резко упало количество жителей республики определивших себя в качестве русских.

Так, если в 1999 году по официальным данным в Белоруссии проживало 1 млн. 142 тысячи человек (11.4. процента), назвавшихся русскими, то через десять лет количество таковых снизилось до 785 тысяч. Теперь, если исходить из государственной статистики русские составляют всего 8.3 процента населения республики.

Казалось бы, что приведенные цифры говорят сами за себя и являются показателем того, что в Белоруссии в последнее десятилетие усиленно проходили некие процессы, которые принято называть ассимиляцией. Но вот только эта ассимиляция, если она имела место, носила какой-то нетипичный характер. Все проходило в условиях государственности русского (наравне с белорусским) языка и строительства (пусть и «через пень колоду») Союзного государства. Поэтому утверждать, что в Белоруссии в течение исторически ничтожного срока более трехсот пятидесяти тысяч человек отказались от своего русского имени вряд ли будет правомерно.

Представляется, что причины появления полученных в результате переписи цифр нельзя истолковывать как-то однозначно. Вопрос этот многоплановый и требует пристального и разностороннего рассмотрения. Вначале же необходимо коснуться истории русского, и в частности великорусского, присутствия в Белоруссии.

Согласно летописным и другим историческим свидетельствам, если к ним подходить объективно, отказавшись от присущих XX веку идеологических догм, русские живут на землях современной Белоруссии более тысячи лет. Здешнее восточнославянское население исторически было носителем русского самосознания, называло себя русским народом и никак в национально-культурном смысле не отделяло себя от Восточной и Южной Руси.

Вот что сказано по этому поводу в начале XVII века в Густынской летописи: «Вестно есть всем, яко сии все Москва, Белая Русь, Волынь, Подоля, Украйна, Подгоря единокровны и единорастлны, себо суть и ныне все общеединым именем Русь нарицаются».

Чуть раньше по времени в XVI веке западнорусский просветитель и первопечатник Георгий (Франциск) Скорина однозначно определял свои национальность, язык и народ как русские. В своих книгах Скорина писал: «я русский доктор из славного града Полоцка», «книги…выложены на русском языке», «для народа моего русского»

При этом важно заметить, что главная заслуга Скорины перед историей состоит отнюдь не в том, что он первый на восточнославянских землях издал типографским способом «Библию», хотя и это, несомненно, важно. Георгий Скорина, находясь под влиянием идей знаменитого чеха Яна Гуса, напечатал главную христианскую книгу на современном ему разговорном языке Западной Руси и назвал ее «Библия русская».

Благодаря Скорине, мы имеем возможность прикоснуться к живой речи предков и убедиться, что жители Полоцка и других городов будущей Белоруссии говорили по-русски, на языке, который совершенно понятен нынешнему русскому человеку, и значительно ближе к современному русскому языку, чем к «мове», названной белорусской.

Вообще история русского народа на землях нынешней Белоруссии весьма драматична. Причем, многие двусмысленности в жизни современного белорусского общества, а также теперешние проблемы в отношениях Республики Беларусь и Российской Федерации уходят истоками в столь давние времена, что представляется невероятной сама мысль об их влиянии на современность. Но без учета исторических факторов вряд ли представляется возможным выстраивание эффективной политики на белорусском направлении.

Уже давно стало расхожим мнение, что Белоруссия находится на стыке (или разломе) православно-русской и западно-католической цивилизаций. Однако при этом нередко выпускаются из виду исторические обстоятельства, приведшие к этому самому разлому, возникновение которого было обусловлено событиями восьмидесятых-девяностых годов XIV столетия.

В те времена тогдашний властитель Великого княжества Литовского и Русского (ВКЛР) Ягайло, поддавшись соблазну стать еще и королем Польши, совершил роковой шаг, посеявший семена многовековой национальной вражды и религиозной ненависти на землях Западной Руси. В 1385 году между ВКЛР и Польшей была заключена Кревская уния. Ягайло приняв католичество, стал польским королем Владиславом и обязался «втелить» (т.е. встроить) Литву и подвластную ему Западную Русь в Польшу, а также привести своих литовских и русских подданных в католичество.

Таким образом, в конце XIV века была предпринята первая в истории попытка оторвать Западную Русь (будущую Белоруссию) от остального Русского мира и лишить западнорусский народ его православно-русской основы или, как говорят в Белоруссии, «сделать из человека нерусь».

Примерно  в это же время на Западной Руси начало оформляться идейно-политическое течение направленное против унии с Польшей, на отделение западнорусских земель от Литвы и союзные отношения с Московской Русью. Первым вождем западнорусского национально-освободительного движения стал неутомимый князь-воитель Андрей Полоцкий. Важно отметить, что в бытность великого князя Литовского и Русского Ольгерда, который, руководствуясь доктриной «вся Русь должна принадлежать Литве», проводил политику собирания русских земель вокруг Вильно, князь Андрей Ольгердович был неизменным участником военных предприятий своего отца. Участвовал он и в походах на Москву.

Но тогдашний спор Литвы и Москвы был внутрирусским соперничеством за главенство на Руси. Когда же Ягайло, став великим литовским князем, изменил православию и стал проводить линию подчинения «Литвы и Руси» Польше, Андрей Полоцкий стал его

непримиримым противником и заключил в 1379 году союз с Великим князем Московским Дмитрием Ивановичем. Результатом этого союза стало участие в 1380 году западнорусских полков в Куликовской битве под стягом Великого князя Московского. Этим было положено начало союзным отношениям Западной Руси и Москвы.

Если до Кревской унии Великое княжество Литовское и Русское развивалось на православно-русской основе и литовско-русское государство с полным основанием можно было считать преемником старой Киевской Руси, то после Кревской, Городельской (1413 г.), Люблинской (1569 г., образование Речи Посполитой) уний с Польшей, а также Брестской церковной унии 1596 года Великое княжество Литовское полностью утратило русскую составляющую, фактически стало польско-католическим государством и находилось в провинциальной зависимости от Польши.

Вот, что пишет о роковой роли рубежа XIV-XV веков в западнорусской истории и судьбе Литовской Руси современный белорусский историк В.Ф. Гигин: «Вообще в период с 1380-го по 1410 год, который явился переломным в истории восточных славян, произошло много событий, определивших направленность следующей эпохи, ставшей временем заката литовско-русской державы. Великое княжество Литовское и Русское утрачивает самостоятельность, вначале становится второразрядным государством относительно Польши, затем теряет самобытность и фактически становится польско-католической провинцией Речи Посполитой. В итоге инициатива в восточнославянском регионе окончательно переходит от ВКЛ к Московской Руси» («Уроки Куликовской битвы», 21.09.2010).

Но указанный период это не только время заката «Литвы и Руси», но и начало многовековой и героической борьбы западнорусского народа за свою русскость и православную веру. Изначально распри и противоборство между православной Русью с одной стороны, и Польшей и Литвой, с другой, происходили на религиозной почве. Точнее, Русь защищалась от непрерывной католической агрессии со стороны Польши и Литвы, которая направлялась непосредственно римскими папами. Причем, политика принуждения западнорусского населения к отказу от православия проводилась польско-литовскими католическими властями посредством жесткого и жестокого военного, административного и экономического давления.

«Чем были Кревская и Городельская унии? Кабальными неравноправными договорами. Большинство населения (в разные периоды от 8/10 до 9/10) Великого княжества Литовского и Русского было православными русскими людьми, т. е. предками современных белорусов и украинцев, а вот в руководстве этого государства соотношение было совершенно иным. Почему? Потому что и Кревская, и Городельская унии напрямую ограничивали политические и гражданские права православного населения и прежде всего западнорусской знати, представители которой были лишены права занимать высшие руководящие должности в аппарате государственного управления. Православному населению запрещалась какая-либо гражданская, политическая и иная общественная активность, ограничения касались имущественных прав и даже вступления в брак» (В.Гигин «Победа под Грюнвальдом: слава и рубеж нашей истории», 16.07.2010).

Важно заметить, что западнорусские земли были наиболее экономически и культурно развитой частью литовско-русского государства и поэтому, естественно, что православная знать и простой русский народ не могли принять подобную политику. Тем более, что литовские князья в свое время, вступая во владение западнорусскими землями, давали обет «новин не вводити, старины не рухати». Когда же этот обет переставал

соблюдаться, то это порождало на Западной Руси широкое протестное движение, вооруженные выступления и восстания.

Первое вооруженное выступление против польско-католического засилья произошло практически сразу после Кревской унии, и возглавил его герой Куликовской битвы князь Андрей Полоцкий.

Тогда на волне мощного православно-русского движения великим князем «Литвы и Руси» стал Витовт, который, однако, вопреки данным обетам продолжил начатую Ягайло политику административной полонизации подвластных ему русских земель. Речь шла об упразднении старорусских княжений и вечевого строя. По польскому образцу большая часть Западной Руси была разделена на два наместничества, а впоследствии на воеводства (XVI ст.) . Вече, в котором участвовали все граждане, было заменено на узкосословные шляхетские сеймы. Последний вечевой строй на Западной Руси был упразднен IV Ягеллоном.

Правда, с конца XIV некоторые западнорусские города стали получать Магдебургское право, обладание которым в то же время находилось в прямой зависимости от милости или немилости католических великих литовских князей и польских королей.

Обычно Магдебургское право преподносится как чрезвычайно передовое для своего времени явление, благодаря которому западноевропейские города до этого находившиеся в собственности крупных феодалов приобретали частичную или полную свободу, что способствовало появлению ростков буржуазного общества. Для Западной Европы Магдебургское право было несомненным шагом вперед.

Но в старой Руси города были свободными, управлялись вечем (власть которого распространялась не только на город, но и на волость) и князем, и не нуждались ни в каком освобождении. А вот реформы, начатые Витовтом, перечеркивали обет «новин не вводити, старины не рухати», лишали города на Западной Руси исконных вольностей и вели к закрепощению западнорусского народа. Магдебургское же право польско-литовские короли и великие князья использовали в качестве «кнута и пряника» в отношении своих русских подданных.

Упразднение «старины» и подчинение «Литвы и Руси» Польше вызывало широкое недовольство в западнорусских землях. Ведь хотя Витовт и был великим князем ВКЛР, однако король Польши Ягайло стоял выше в феодальной лестнице и имел статус верховного князя. По требованию Польши в 1401 году были заключены Виленско-Радомские договоры, которыми было закреплёно предусмотренное Кревской унией главенство Польши в отношении «Литвы и Руси». При этом Витовт принес письменную присягу в верности Польше.

Все это склоняло русскую православную знать к действиям, направленным на разрыв не только с Польшей, но уже и с Литвой. И к 1408 году стал вызревать соответствующий заговор, вождем которого стал младший брат Ягайло брянский князь Свидригайло Ольгердович.

Однако, разразившаяся в 1409 году «великая война» Польши, «Литвы и Руси» с Тевтонским орденом внесла серьезные изменения в расстановку сил в великом княжестве Литовском и Русском. Ведь победа над крестоносцами в решающем сражении той войны – Грюнвальдской битве – была достигнута не только благодаря беспримерной стойкости русских полков, но и ценой гибели многих русских князей и цвета западнорусского

боярства. Тевтонский бронированный кулак разбился о русскую доблесть, но плоды победы достались Польше и, как это ни странно, католическому Риму.

После поражения Тевтонского ордена и прекращения его «натиска на Восток» первенство в деле подчинения «восточных схизматиков» римско-католической церкви перешло от крестоносцев к польским королям. С момента Кревской унии к тому времени прошло уже 25 лет, собственно Литва уже была приведена в католичество, а вот русские земли, входившие в состав ВКЛР, не собирались изменять православию.

До определенной поры Ягайло, а вместе с ним и Витовт, отличавшийся большой религиозной беспринципностью (был трижды крещен: дважды в католичество и один раз в православие), с таким положением вынуждены были мириться, т.к. подвластные им русские области в совокупности обладали большой военной силой. Когда же в ходе Грюнвальда русские понесли серьезный урон, заслон, защищавший Западную Русь от польско-католической экспансии, ослаб, и давление Польши, а вместе с ней и римско-католической церкви резко возросло.

Всего через три года после Грюнвальдской битвы, в октябре 1413 года, была заключена Городельская уния, которая упраздняла литовско-русскую государственность, превратив ВКЛР в составную часть владений польского короля. Витовт признавал верховную власть короля и становился всего лишь вторым лицом в соединенном польско-литовском королевстве. При этом титул великого князя Литвы становился элементом польского королевского титула, литовская католическая знать получала права польской шляхты и польские гербы. И самое главное, в соответствии с Городельской унией Западная Русь утрачивала свою государственность.

Все эти новшества были особенно унизительны для знатных русских княжеских и боярских родов, которые из-за своей религиозной и национальной принадлежности лишались возможности занимать высшие государственные должности. С этого времени начался непростой и трагический, но неумолимый процесс отчуждения западнорусского народа от ставшего чужым и враждебным некогда своего государства.

А ведь изначально государственный союз языческой Литвы и православных западнорусских земель имел впечатляющие виды на будущее. Литовские князья в отношении православной Руси были абсолютно веротерпимы (веротерпимость, впрочем, не распространялась на этнических литовцев) и не вмешивались в религиозную жизнь оказавшихся под их властью русских земель. Кроме того, Литва находилась под доминирующим влиянием русской культуры, русский язык был государственным в ВКЛР, а «Русская правда» Ярослава Мудрого лежала в основе правовой системы литовско-русского государства.

Литовские князья женились на русских княжнах, их дети воспитывались в русской культуре и даже в том случае, если они исповедовали литовские язычество (весьма близкое древней славянской вере) они терпимо относились к православию своих русских подданных.

В течение нескольких поколений Гедиминовичи стали вторым по значимости после Рюриковичей княжеским родом на Руси, к которым относились такие княжеско-боярские роды как Патрикеевы, Бельские, Волынские, Голицыны, Куракины, Мстиславские, Трубецкие, Хованские.

После Городельской унии противоречия между православной Западной Русью и католической Польшей (а в последующем и с принявшей католичество Литвой) приобрели фактически непримиримый и постоянно расширяющийся характер. т.е. стали антагонистическими. Этот антагонизм так никогда и не был преодолен, и стал истинной причиной будущего краха польско-литовского государства. Русский народ на Западной Руси никогда не мирился с национально-религиозным угнетением со стороны подчинившей «великое княжество» Польши и постоянно боролся, в том числе и вооруженным путем за свою русскость и национальное достоинство.

В 1430 году после смерти Витовта великим князем Литовским и Русским стал младший брат Ягайло и непримиримый противник польского владычества Свидригайло Ольгердович, который, взойдя на великокняжеский престол, объявил себя независимым от польской короны и разорвал унию с Польшей.

Такой ход событий вызвал крайне враждебный отклик со стороны Польши и Рима. Польские паны и католическая церковь имели далеко идущие планы в отношении западнорусских земель. И если для польских магнатов «Литва и Русь» были, в первую очередь, колоссальным источником материального богатства, то замыслы римской курии простирались значительно дальше. Она рассчитывала окатоличить не только подвластную Польше часть русского народа, но использовать Западную Русь в качестве опорной базы для религиозного подчинения всей Руси. Вот как впоследствии (в начале XVII века) выразил суть этой политики папа Урбан VIII: «O mei Rutheni, per vos ego Orientem convertendum spero (О мои Русские, через вас я надеюсь достигнуть Востока)».

Поэтому когда великий князь Свидригайло заявил о независимости литовско-русского государства, что поставило под угрозу все эти планы, Польша при поддержке римского папы незамедлительно начала войну против «Литвы и Руси».

Осенью1430 года польские войска захватили русскую область Западное Подолье, а в 1431 году король Ягайло занял Владимир-Волынский и осадил русскую крепость Луцк. Но на этом успехи поляков закончились. Под Луцком королевские войска потерпели неудачу. Помимо этого Свидригайло нанес ряд чувствительных ударов по полякам, и кроме того, в то время союзники великого князя, тевтонские рыцари совершили удачное вторжение в Польшу. В результате Ягайло запросил мира, и на два года было заключено перемирие.

Но с окончанием боевых действий польская агрессия в отношении ВКЛР не прекратилась, а приняла иные формы. В своей борьбе за независимость Великого княжества Литовского и Русского от Польши великий князь Свидригайло опирался в равной степени на литовскую и русскую знать. Однако к тому времени среди многих литовских вельмож преобладали пропольские настроения. Будучи католической, литовская знать имела права равные с поляками и не хотела делить свои привилегии с русскими. Поэтому поляки без труда нашли среди приближенных великого князя изменников, которые, вступив в сговор с польским королевством, впустили в Вильно польские войска и организовали государственный переворот с целью посадить на великокняжеский стол стародубского князя Сигизмунда Кейстутовича. Подчинив с помощью поляков Вильно, Сигизмунд заявил, что Свидригайло умер и осуществил захват власти. Все это происходило в 1432 году, когда Свидригайло было уже 77 лет (поэтому поверить в его кончину было несложно), но он был в полном здравии и находился во время переворота в пределах Западной Руси в Ошмянах, откуда отправился в Полоцк.

Католическая этническая Литва признала власть Сигизмунда, а Русь поддержала Свидригайло. В скором времени в Полоцке состоялся съезд православных князей, где

Свидригайло был посажен на «великое княжение Русское». Таким образом, литовско-русское государство распалось на Великое княжество Литовское (ВКЛ) и Великое княжество Русское (ВКР), в которое вошли Полоцкая, Витебская, Смоленская, Киевская, Северская земли, а также Волынь и Восточное Подолье. И сразу же новое русское государство подверглось агрессии. В декабре 1432 года польско-литовские войска во главе с Сигизмундом вторглись в пределы Западной Руси и «повоевали Ошмяны».

В ответ в январе-феврале 1433 года дружины Великого княжества Русского совместно с союзниками – ливонскими рыцарями – под водительством великого князя Свидригайло Ольгердовича «сильно опустошили Литовскую землю». Летом того же года войска ВКР нанесли ряд поражений польско-литовским войскам и заняли города в восточных владениях Сигизмунда, и таким образом стратегическая инициатива в этой войне стала переходить к Великому князю Русскому Свидригайло.

И вот тогда в ход пошло «латинское коварство». Особые усилия Сигизмунд и поляки направили на раскол русской знати, выступавшей под стягом ВКР и на поиск изменников из числа литовских вельмож, остававшихся на стороне Свидригайло. И надо сказать, что эти «дипломатические» усилия сыграли-таки роковую роль в судьбе Великого княжества Русского.

В 1434 году Великий князь Литовский Сигизмунд издал привилей, который формально уравнивал в правах литовцев-католиков и православных русских, чем перетянул на свою сторону некоторых православных вельмож, ослабив тем самым Свидригайло. Но основной удар тайная польско-католическая дипломатия нанесла в ходе генерального сражения той войны.

Решающая битва произошла 1 сентября 1435 года у замка Вилькомир (ныне Литва). Под началом великого князя Свидригайло находилось до 15 тысяч довольно разнородного войска. В состав войск, выступивших под стягом Великого княжества Русского, входило 6 тысяч ратников великого князя, дружины русских удельных князей, около трех тысяч ливонских рыцарей, полторы тысячи чешских таборитов и примерно полтысячи ордынских татар. Войско возглавляло три полководца: сам Свидригайло Ольгердович, ливонский магистр Франк Керскорф и литовско-русский князь Жигимонд Корибутович, до этого принимавший участие в Гуситских войнах.

Польско-литовские войска обладали численным превосходством в несколько тысяч и имели в своем составе до 5 тысяч литовского войска под началом сына Сигизмунда Михаила и примерно 12 тысяч польского войска во главе с опытным воеводой Якубом Кобылянским, который принял командование над всем польско-литовским войском.

Как видим, силы противостоявших сторон были примерно равными, в то же время последующие трагические для русских и их союзников события позволяют сделать вывод, что польско-литовскому командованию были детально известны замыслы союзников. Скорее всего, в окружении Свидригайло были предатели из числа литовской католической знати, которые в сговоре с поляками заманили союзные войска в заранее подготовленную ловушку.

А чем еще можно объяснить те обстоятельства, что когда Свидригайло принял решение о передислокации союзных войск на более выгодные позиции, то на них на марше в самой невыгодной для них ситуации внезапно обрушилось заранее развернутое для атаки польско-литовское войско? Этим ударом союзные войска были расколоты на две части,

им пришлось в ходе боя разворачиваться в боевые порядки и сражаться в окружении. Битва носила крайне ожесточенный характер, но стяги Руси и ее союзников пали.

Западная Русь потерпела тяжелое поражение. В сражении погибло более десяти русских князей, в том числе мстиславский князь Ярослав Семенович, киевский князь Михаил Семенович Болобан, князь Даниил Семенович Гольшанский, князь из тверской земли Ярослав Александрович и князь Михаил Вяземский. 42 князя попали в плен. В сражении погиб магистр Франк Керскорф, а Жигимонд Корибутович был тяжело ранен и умер в плену. Сам Великий князь Русский Свидригайло с малой дружиной сумел пробиться из окружения и уйти в Полоцк. Это было жестокое поражение, по своим тяжелейшим последствиям сродни трагической битве на Калке 1223 года, после которой последовало нашествие Батыя и разгром Восточной и Южной Руси и установление на два с половиной столетия ордынского ига.

После катастрофы под Вилькомиром военно-дружинные силы Западной Руси оказались сильно подорванными. Фактически западнорусские земли оказались беззащитными перед лицом польско-литовской католической агрессии.

Спустя месяц после вилькомирской битвы, «князь великий Сигизмунд собрав всю свою силу литовскую, послал сына своего князя Михаила на Русь». В ходе этого вторжения польско-литовские войска опустошили земли Великого княжества Русского и осаждали, правда, безуспешно, Витебск и Полоцк. И хотя эти города выстояли, но помощи тогда ждать было не откуда. В Великом княжестве Московском как раз в это время шла жестокая междоусобная война (1434-1436 г.г.) за великокняжеский стол между Василием II и его двоюродным братом Василием Косым. Великий же князь Тверской Борис Александрович долгие годы был близким союзником Витовта, и после его кончины не стал вмешиваться, как ему казалось, во внутрилитовские дела. Поэтому через год Полоцк и Витебск вынуждены были подчиниться Литве –  «и начал великий князь Сигизмунд княжить в Великом княжестве Литовском и в Русском». Великое княжество Русское пало, однако идея свободной Руси никогда не умирала в сердцах русских людей.

Великое княжество Русское стало не только символом и целью всего последующего западнорусского освободительного движения, но под именем Белой Руси (т.е. свободной от иноземного католического владычества) закрепилось впоследствии в качестве наименования той части западнорусских земель, которые избавились, пусть и на короткое время, от власти Литвы и Польши.

В связи с изложенным может возникнуть вопрос: к чему в нашем исследовании столь подробно затронут ход той уже очень далекой войны. На это есть несколько причин. Как известно, историю небезосновательно называют политикой, обращенной в прошлое. Действительно, та или иная трактовка событий прошлого нередко ложится в основу современных геополитических построений и текущей политики. Например, в советской историографии было принято представлять польские восстания 1794, 1831 и 1863 годов, которые затрагивали и территорию современной Белоруссии, как национально-освободительные польского, литовского и белорусского народов. И хотя это не соответствует исторической действительности, но для советских идеологов главным было то, что польские повстанцы выступали против Российской империи. А их подлинные цели можно было и «подправить». А отсюда был один шаг до объявления предводителей польских восстаний «общими героями Польши и Беларуси», а великого русского полководца Александра Суворова разгромившего в 1794 году повстанцев Тадеуша Костюшко «душителем свободы и царским сатрапом».

И этот шаг был сделан после 1991 года, когда Республика Беларусь стала суверенной, и в Белоруссии в феврале 1994 года с позволения тогдашнего председателя Верховного Совета РБ, поляка по национальности Мечислава Гриба, был открыт Польский институт в Минске. Главной задачей этого учреждения, имеющего дипломатический статус, является максимальное продвижение в белорусскую историческую науку и систему образования польского взгляда на историю и культуру Белоруссии. При этом преследуется цель, чтобы современные белорусы воспринимали Речь Посполитую как исторически свое государство, погубленное «извечным врагом Россией». При этом придается полному забвению или извращается смысл борьбы русского народа, оказавшегося волею исторических судеб в подданстве польско-литовских королей, за свою свободу и национальное достоинство.

И надо сказать, что эти усилия приносят свои сомнительные плоды. К примеру, драматические события первой половины XV столетия, связанные с разрывом унии с Польшей, провозглашением и гибелью Великого княжества Русского совершенно неизвестны современным белорусским гражданам. Действия же великого князя Свидригайло и его сподвижников преподносятся в белорусских учебниках истории как выступления крупных феодалов против «прогрессивных действий короля, добивавшегося централизации государства и ликвидации феодальной раздробленности». При этом тщательно замалчиваются такие понятия как «Русь и русские» в отношении восточнославянского населения, проживавшего в то время на территории современной Белоруссии. Таким образом, речь идет о т.н. исторической дерусификации. т.е. о преднамеренной фальсификации истории, направленной на лишение задним числом западной ветви русского народа его русского национального самосознания.

А ведь действительность была совсем иной, и ни о каком восприятии западнорусским народом польско-литовского католического государства в качестве своего не могло быть и речи. После поражения под Вилькомиром в 1435 году военные возможности Западной Руси значительно уменьшились, но при этом не ослабло стремление избавиться от иноплеменного владычества. После военных неудач православно-русское сопротивление вынуждено было менять формы борьбы. Русская знать встала на путь заговоров.

После падения Великого княжества Русского великий литовский князь Сигизмунд обрушил на подданные ему русские земли настоящий антиправославный террор, подвергая репрессиям, в первую очередь, княжеские и боярские семьи. Однако Сигизмунд жестоко поплатился за свою антирусскую репрессивную политику. В 1440 году князья Иван и Александр Чарторыйские провели против Сигизмунда, говоря современным языком, специальную диверсионную операцию.

Скрываясь в возах с сеном, в резиденцию великого литовского князя в Тракае проникло полторы тысячи русских воинов, которые скрытно захватили замок. После чего князья Чарторыйские хитростью проникли в тщательно охраняемую спальню Сигизмунда, где и убили последнего, отомстив таким образом и за репрессии, и за гибель русских дружин под Вилькомиром.

После убийства Сигизмунда в литовско-русское государство вернулся Свидригайло, которого русская знать вновь выдвинула в качестве претендента на великокняжеский престол, что крайне напугало Польшу и римскую курию. В ход вновь пошли интриги и подкупы, но главным препятствием для восстановления Свидригайло на престоле «Литвы и Руси», стал весьма почтенный возраст последнего (85 лет) и ослабленность после проигранной войны русской «партии». Католическая литовская знать сумела «продвинуть» свою кандидатуру. Великим князем стал Казимир Ягеллон, который учел

судьбу своего предшественника, и чтобы успокоить русскую знать и Свидригайло частично восстановил в подвластных русских землях удельные княжества. При этом Свидригайло получил во владение Волынскую землю, Туров и Гомель, а его сподвижник князь Олелько Владимирович Киевскую землю и Брацлавщину. Однако после кончины Свидригайло в 1452 году процесс ликвидации «русской старины» в подвластных Литве восточнославянских землях вновь начал набирать силу, что порождало жесткую реакцию со стороны православной русской знати.

Дело в том, что приверженность русских князей удельным княжениям нельзя рассматривать только как некую феодальную реакцию, препятствующую «прогрессивным» реформам центральной власти. Упразднение удельных княжеств на Западной и Юго-Западной Руси означало для русского княжеского слоя потерю государственного статуса, носителями которого он выступал. Помимо этого удельные княжения несли в себе конкретные формы русской вечевой традиции, заключавшей в себе широкие права и свободы населения. Поэтому борьба за удельные княжения означала борьбу за сохранение русской государственности, которая являлась необходимым условием для освобождения от польско-литовского владычества, что в корне противоречило планам как польских магнатов с их королями, так и Рима, который намеревался окатоличить Литовскую Русь.

Римские папы постоянно понуждали польских королей и великих литовских князей к нарушению данных обещаний в отношении подвластных им русских областей. Так, папа Бенедикт XII еще в июне 1341 года (до унии ВКЛР с Польшей) предписывал краковскому католическому епископу «освободить» польского короля Казимира Великого от клятвы данной им русским, оказавшимся в его подданстве (часть Галицко-Волынской земли). С той поры обман и попрание обетов стало недоброй традицией польской политики в отношении Руси.

Подобное вероломство было крайне оскорбительным для православного русского народа и порождало на Западной Руси широкое протестное движение, которое охватывало самые различные слои западнорусского общества. В 1481 году среди русских князей сложился обширный заговор, целью которого было восстание против великого литовского князя и к тому времени польского короля Казимира, направленное на восстановление Великого княжества Русского с последующим уходом под руку Московского государства. Руководителями заговора были князья Федор Бельский, Михаил Олелькович и Иван Гольшанский. Захват Казимира планировалось осуществить в Кобрине (ныне Брестская обл.) во время свадьбы Федора Бельского с русской княжной Анной Кобринской, но заговор был случайно раскрыт, после чего последовала жестокая расправа. Олелькович и Гольшанский были схвачены и тайно казнены в киевском замке, а Бельскому удалось бежать в Москву.

Казнь князя Михаила Олельковича поставила последнюю точку в судьбе киевского русского удельного княжения, ибо с тех пор, как писал летописец, «в Киеве перестали быть князья, а вместо князей стали воеводы».

Следующей и, собственно, последней попыткой восстановить независимость Западной и Юго-Западной Руси от Литвы и Польши силой оружия со стороны русских князей было восстание Михаила Глинского в 1508 году. Восстание охватило районы Мозыря, Турова, Киева и Житомира и преследовало целью восстановление русской государственности в виде Великого княжества Русского с центром в Киеве. Несмотря на помощь со стороны Московской Руси восстание потерпело неудачу, главным образом вследствие малочисленности западнорусских военных сил и крайне сложного в то время

внешнеполитического положения Московского государства. Итогом восстания стал отъезд князей Глинских в Москву и заключение между Великим княжеством Литовским и Московским государством мирного договора (8 октября 1508 г.) согласно которому Литва признала за Москвой право на владение Северской и другими русскими землями, присоединенными к Русскому государству в ходе военных действий конца XV – начала XVI века.

Участники восстания, оставшиеся в ВКЛ, подверглись репрессиям. Вместе с тем польский король и великий литовский князь Сигизмунд I понимал, что гонения православных были главной причиной этого русского восстания. Поэтому при его дальнейшем правлении притеснение православных в значительной степени ослабло, но это было вынужденным и временным приостановлением польско-католической экспансии.

Так закончился княжеский этап русской освободительной борьбы на землях нынешней Белоруссии.

После Ливонской войны стало очевидно, что западнорусский народ не рассматривает польско-литовское государство в качестве своего. Особенно отчуждение русского населения от этого государства проявилось после создания Речи Посполитой (Люблинская уния 1569 г.) и Брестской церковной унии (1596 г.).

В настоящее время в белорусской историографии широко распространено мнение, что Речь Посполитая была создана в результате «равноправного договора народов» и со стороны Польши прилагаются самые серьезные усилия, чтобы польский взгляд на прошлое Белоруссии стал господствующим.

На деле же Люблинская уния была ничем иным как банальным аншлюсом, окончательно превратившим некогда могучее литовско-русское государство в провинцию польской короны. Теперь у Польши и Литвы был один король и один сейм, но при этом Польша не забыла отторгнуть у ВКЛ богатые южнорусские земли, сделав их владением непосредственно Короны. Оставшаяся же у ВКЛ территория сократилась до нынешних Литвы и Белоруссии. При этом великое княжество сохранило определенную автономию, в том числе и русский язык в качестве государственного (в 1696 году был запрещен). Но господствующая роль Польши в Речи Посполитой стала нарастать. К примеру, в сенате Речи Посполитой из 180 делегатов лишь 46 представляли ВКЛ, из них православных русских были единицы. Кроме того, польская шляхта добилась права получать земли на территории ВКЛ и православных русских людей в качестве крепостных.

Сразу после образования Речи Посполитой на территории Великого княжества Литовского и Русского начал действовать католический орден иезуитов. Формально они прибыли для борьбы с распространившимся в то время в ВКЛ кальвинизмом, на деле же главной их заботой стало «искоренение схизмы», т.е. православия, в первую очередь, среди русской знати, бояр-шляхты, а также в подвластных Речи Посполитой русских городах. Вначале иезуиты обосновались в Вильно, где в 1570 году открыли иезуитский коллегиум, который привилеем короля Речи Посполитой Стефана Батория от 7 июня 1578 года был преобразован Виленскую академию, которая получила статус Краковского университета. Ректором вновь созданной католической академии стал влиятельный польский иезуит, непримиримый враг православия в последующем один инициаторов Брестской церковной унии Петр Скарга. Виленская академия была специально основана «pro Ruthenis et Moscovitis» (лат.- для русских и московитов), т. е. готовила кадры для католической деятельности среди русского населения Речи Посполитой и Московского государства. В 1586 году она имела свыше 700 учащихся, а в 1632 году – более 1200 и

таким образом стала мощным центром продвижения латинства в Литве и на русских землях.

Виленская академия, благодаря непосредственной поддержке римских пап и польско-литовских королей располагала огромными материальными возможностями, которые позволяли обучать не только молодежь знатного и богатого происхождения, но и детей простолюдинов. Ее выпускники люто ненавидели «схизму» и готовы были нанести смертельный удар по православию.

В ходе Ливонской войны в конце лета 1579 года, захватив после 20-ти дневной ожесточенной осады Полоцк (город оборонял 6-ти тысячный русский гарнизон, осаждала 42-тысячная польско-литовская армия, в составе которой было 14 тысяч венгерской и немецкой наемной пехоты) король Речи Посполитой Стефан Баторий был страшно разгневан тем, что в городе не было ни одного католического костела. Он отдал все полоцкие православные храмы, включая древнейший Спасо-Ефросиньевский монастырь, вначале на разграбление наемникам, а затем иезуитам, которые превратили эти древние русские православные святыни в опорные центры «Общества Иисуса» в борьбе против православной веры.

Привлекая иезуитский орден в подвластные русские области, польские короли рассчитывали, что иезуиты, известные коварством, интриганством и беспринципностью («цель оправдывает средства»), сумеют конфессионально отделить русскую знать и шляхту от простого народа и тем самым окончательно лишить Западную Русь ее государствоообразующего слоя.

Между тем еще в первой половине XVI века позиции православия на западнорусских землях были сильными и устойчивыми. Несмотря на ущемления в политических правах православными были 23 княжеских и 42 крупных шляхетских рода. Среди них такие знаменитые магнаты как Чарторыйские, Острожские, Тышкевичи, Сапеги. Только при короле и великом князе Сигизмунде I (годы правления 1506-1548) на землях «Литвы и Руси» было построено почти 90 православных храмов. Даже в Вильно, ставшем оплотом католицизма, при 14 католических костёлах было 17 православных церквей. В Новогрудке количество православных храмов в 10 раз превышало количество костёлов. В Полоцком и Витебском поветах было всего по одному костёлу, а на востоке (Мстиславские, Оршанские, Могилёвские земли) католических храмов не было вовсе.

Между тем, римско-католическая церковь при прямой поддержке королевской и великокняжеской власти активно проникала на западные земли нынешней Белоруссии. Помимо иезуитов на западнорусских землях получили возможность развернуть деятельность католические ордена францисканцев, августинцев и бернардинцев. В Гродненском повете было 19 католических парафий, в Новогрудском – 20, Минском – 16, Волковысском – 15, Слонимском – 7, в Оршанском, Витебском и Полоцком – по 1.

Решающую роль в наступлении католицизма играли короли Речи Посполитой, беспрерывно подстрекаемые на это римской курией. Католическим магнатам и шляхте раздавались многочисленные земли в ВКЛ. Православные же вынуждены были довольствоваться сохранением того, что у них было. Так же обстояло дело и с церковью – католическая получала богатые землевладения от государства, а православная – лишь то, что ей жертвовали её прихожане.

Главным успехом иезуитов стало утверждение в 1587 году на польском королевском и литовском великокняжеском престоле своего воспитанника истого католика Сигизмунда

III Вазы, который главной своей задачей ставил упрочение католицизма и подавление православия на западнорусских землях. Борьба против православия и ущемление прав православных были возведены в ранг государственной политики.

Религиозный фанатизм Сигизмунда III был столь велик, что помешал стать русским царем его сыну Владиславу. Как известно, во времена Смуты в 1610 году, отстранившая от власти царя Василия Шуйского «семибоярщина» пригласила на московский престол польского королевича Владислава, при условии перехода последнего в православие, о чем предварительно было договорено с Сигизмундом III. В августе 1610 года был подписан соответствующий договор, и Москва присягнула Владиславу.

Однако Сигизмунд III отказался от прежних договоренностей, не отпустил сына в Москву и запретил ему принимать православие. Вместо этого предложил российским подданным перейти в католичество, а себя в качестве регента-правителя Московского государства. Но подобные условия были абсолютно неприемлемы даже для «семибоярщины» и польско-«семибоярский» проект провалился, и Московскую Русь Бог миловал от польских царей-королей. А вот для Западной Руси правление Сигизмунда III Вазы обернулось подлинной национально-религиозной катастрофой. При нем состоялась Брестская церковная уния, расколовшая западнорусскую церковь на униатскую и православную, и создавшая «правовую» основу национально-религиозного угнетения русского народа, находившегося в подданстве Речи Посполитой.

Вообще подготовка и принятие Брестской церковной унии – это целый «клубок» лжи, предательства и коварства в отношении православного русского народа. И эта сомнительная традиция до сих пор присуща идейным последователям униатов и ополячившейся шляхты.

События же развивались следующим образом. С созданием Речи Посполитой в условиях широкомасштабного наступления на православие и ущемления прав православных горожан (Магдебургское право) одной из форм русского сопротивления стали православные братства, возникшие в Вильно, Львове, Перемышле, Минске, Слуцке, Могилеве, Луцке и других городах.

В условиях нарастающего католического давления прихожане городских православных храмов образовывали особые общества или братства, которые стали народными центрами по защите православия, развития русской культуры и распространения православного образования. В начале братства создавались для оказания материальной помощи своим приходским храмам, но затем, по мере вступления в них представителей духовенства и православной шляхты, они становятся общественными объединениями, отстаивающими русские начала в тогдашней Речи Посполитой.

При этом братства занимали отнюдь не оборонительную позицию и постоянно расширяли свое влияние на жизнь тогдашнего русского общества Речи Посполитой. Наиболее крупные из них добились права участия в выборе духовных лиц, надзора за ними, обличения их пороков и злоупотреблений.

Поддержку своим действиям  по защите Западнорусской православной церкви братства получили у Восточных патриархов. В конце 80-х годов XVI столетия русские области Речи Посполитой посетили Антиохийский патриарх Иоаким и Константинопольский – Иеремия, которые расширили права братств, предоставив им в ряде случаев надзор даже за высшими церковными иерархами – епископами (право ставропигии).

Расширяющееся братское движение вызывало крайнюю обеспокоенность у римской курии, у иезуитов, и, соответственно, у находившегося под непосредственным иезуитским окормлением Сигизмунда III. И хотя к тому времени Западная Русь в итоге известных драматических событий утратила свою государственность, но восточнославянское население прочно хранило память «о русской старине и древних вольностях», а восточнее Днепра лежало православное Русское царство, обладавшее огромной притягательной силой. Ливонская же война при всем ее неблагоприятном исходе для Московского государства ясно показала, на чьей стороне были симпатии русских жителей Речи Посполитой.

Все это ставило под удар планы Рима по католизации западнорусских земель и в этом вопросе намерения римской курии и интересы Речи Посполитой как государства входили в серьезное противоречие. Если бы король Речи Посполитой Сигизмунд III обладал хотя бы толикой государственной мудрости и слепо не следовал наставлениям иезуитов и римской курии, то он не стал бы «лить масло» в огонь религиозной вражды, который все больше разгорался над польско-литовским королевством. Но вместо этого Сигизмунд III встал на путь уничтожения посредством церковной унии православия на Западной Руси, чем и предопределил крах Речи Посполитой спустя два столетия.

К концу же XVI столетия иезуиты, поддерживаемые польским королевским двором, уже два десятилетия не просто вели активную католическую пропаганду среди высших слоев западнорусского общества, но целенаправленно выделяли среди русской знати и православных иерархов наиболее подверженных посулам (в том числе и банальному подкупу) и вербовали среди них своих сторонников, толкая их на путь национально-религиозного предательства.

При этом иезуиты активно использовали в своих интересах противоречия, возникшие между братским движением и теми западнорусскими православными владыками, для которых духовный сан был в первую очередь источником материальных благ. Братства же требовали от владык твердости в вопросах веры, и те вынуждены были терпеть вмешательство и обличения со стороны «портных, седельников и кожевников».

Особенно сильное недовольство у подобных православных иерархов вызвал приезд на польско-литовскую Русь патриарха Иеримии, который встал на сторону Львовского братства в его в споре с владыкой Гедеоном Балабаном, пригрозив последнему проклятием и смещением с должности епископа Львова.

Таким образом, целый ряд корыстолюбивых и,  как тогда говорили, шатких в вере «князей» западнорусской церкви оказались в довольно непростом положении. Снизу давили братства и простые прихожане, а сверху – патриарх грозил лишить сана, и тогда пришлось бы расстаться с жизнью церковного вельможи.

И именно на шатких иерархов сделали ставку в своих униатских замыслах Сигизмунд III и иезуиты. Первым к унии был склонен львовский епископ Гедеон Балабан, который нашел сообщников в лице епископов Луцкого - Кирилла Терлецкого, Пинского – Леонтия Пельчицкого и Холмского – Дионисия Збируйского.

В 1590 году они составили грамоту о том, что отдаются под главенство «наисвятейшего отца – римского папы» при условии сохранения западнорусской церкви православных обрядов, уравнении в правах униатских епископов с католическим духовенством и пожизненного обеспечения за ними кафедр. Эту грамоту, хранившуюся в полной тайне от остальных иерархов, Терлецкий должен был доставить королю. Но луцкий епископ в

течение двух лет не решался это сделать. Когда же Терлецкий осуществил это намерение, то Сигизмунд III одобрил униатские намерения трех епископов, но при этом заявил, что под главенство римского папы должна перейти вся западнорусская церковь.

В 1593 году Сигизмундом III епископом Брестским был назначен до этого состоявший на государственной службе (земский судья, сенатор и брестский каштелян), нетвердый в православии и находившийся под сильным влиянием иезуитов Ипатий Потей. Последний совместно с католическими иерархами, особенно с бискупом Луцким Мациевским и самим королем стали оказывать жесткое давление на митрополита Киевского Михаила Рогозу, склоняя его к унии, который получив от короля большое вознаграждение, дал в итоге согласие на унию с Римом, но при этом еще долго скрывал свою измену православию.

В ноябре 1595 года Сигизмунд III направил Потея и Терлецкого в Рим, где они выразили покорность папе, но при этом «нижайше просили», согласно привезенной грамоте, чтобы православным были оставлены все обряды и догматы. Но, как говорится, коготок увяз, всей птичке пропасть. Папа Климент VIII не только не принял высказанных ими условий, но и заставил Потея и Терлецкого подписать и подтвердить за себя и за русских иерархов предложенное им исповедание веры. Папа оставлял бывшим православным только их обряды, да и то с оговоркой; если таковые не противны католическому учению.

В знак подчинения Потей и Тарлецкий облобызали папе ногу. После чего папа торжественно объявил, что «принимает отсутствующего митрополита, епископов, духовенство и весь русский народ, живущий во владениях Польского короля, в лоно католической церкви и соединяется с ней в одно тело». Таким образом папа Климент VIII однозначно дал понять, что уния – это не какое-то равноправное соединение православной и католических церквей, как пытаются ее представить некоторые современные деятели от исторической науки, а превращение бывшей православной церкви в подчиненную Риму разновидность католицизма.

В честь этого события была выбита медаль с изображением на одной стороне папы Климента VIII, на другой стоящих перед ним на коленях русских епископов с латинской надписью «Ruthenis receptis» («На восприятие русских»).

Открытая измена православию вызвала бурю негодования на Западной Руси. Решительный протест действиям прокатолических епископов-заговорщиков высказал киевский воевода князь-рюрикович Константин Острожский. Невзирая на убеждения митрополита Рогозы и Ипатия Потея, на льстивые увещевания короля Сигизмунда III Константин Острожский в 1595 году обратился к русскому народу Речи Посполитой с Окружным посланием, в котором назвал действия епископов-изменников бесстыдными и беззаконными, давал обет верности православию и призывал к этому всех русских людей.

Помимо этого, Константин Острожский обратился к собравшемуся в польском городе Торуне съезду протестантов Речи Посполитой с призывом к вооруженному протесту против «католической интриги» и короля, который, покровительствуя унии, попирал свободу вероисповедания. Сам князь Острожский заявил о готовности выставить собственное войско в защиту православия.

Однако на короля выступление князя Острожского не произвело должного впечатления, т.к. не было у этого русского князя при всем его богатстве (в его владении находилось 25 городов, 10 местечек и 670 селений, доход с которых достигал колоссальной по тому времени цифры 1200000 злотых в год) той силы, которая позволила бы ему бросить открытый вызов польской короне. Да и цели Острожского были куда скромнее, чем у Свидригайло, князей Бельского, Олельковича и Гольшанского, а также Михаила Глинского. Константин Острожский хотел отстоять права русского народа и православную веру в рамках Речи Посполитой и не помышлял о восстановлении на Западной Руси собственной государственности.

Протест Константина Острожского был последним княжеским выступлением против польско-католического владычества на западнорусских землях. До конца своих дней князь Константин Острожский отстаивал православную веру, вкладывал огромные средства в русское православное образование, издательскую (у него работал известный первопечатник Иван Федоров) и просветительскую деятельность, но с его кончиной в 1608 году была окончательно перевернута княжеская страница в истории русского сопротивления в Речи Посполитой.

Деятельность иезуитов в отношении русской знати была сколь неблаговидной, столь и эффективной. Даже у Константина Острожского из четырех детей только один, – князь Александр, был православным, другие же два сына – князья Константин и Иван, и дочь – княжна Анна приняли католичество. И это, к сожалению, было весьма распространенным явлением. Хотя еще долгое время, уже не знавшие русского языка потомки старинных русских родов говорили о себе, что они «веры польской, но рода русского»

В отличие от короля на русских людей Обращение Константина Острожского произвело огромное впечатление и положило начало на русских землях Речи Посполитой широкому, вначале антиуниатскому, а затем национально-освободительному движению.

Первыми поднялись казаки под водительством Северина Наливайко, начали громить имения епископов, сочувствовавших унии, и западнорусских панов, перешедших в католичество. Ненависть русских людей к ляхам и иезуитам была столь велика, что движение Наливайко быстро переросло в казацко-крестьянскую войну, охватившую многие области Южной и Западной Руси. С большим трудом, используя обман и предательство в мае 1596 года польским войскам под командованием коронного гетмана Жолкевского удалось подавить восстание и захватить Наливайко, который был подвергнут поляками жестокой казни.

Размах антиуниатских выступлений был столь велик, что пораженные активными выступлениями православных русских людей, такие сторонники унии как епископы Львовский – Гедеон Балабан и Перемышльский – Михаил Копыстенский отказались от участия в подготовке унии и вернулись в православие. При этом Гедеон Балабан во всеуслышание утверждал, что его подпись в послании королю по поводу унии была подделана Кириллом Терлецким.

Православное сопротивление приобретало столь грозные размеры, что Сигизмунд III вынужден был даже поднять вопрос о приостановке унии, но понуждаемый римской курией, иезуитами и епископами-изменниками решился-таки провести униатский Собор, который состоялся в Бресте в октябре 1596 года.

В этом Соборе, а точнее церковном синоде со стороны униатов помимо митрополита Киевского Рогозы, епископов Потея и Терлецкого еще приняли участие архиепископ Полоцкий, Витебский и Мстиславский Григорий Герман, епископ Холмский и Белзский Дионисий Збируйский, епископ Пинский и Туровский Иона Гоголь, а также три архимандрита: Брацлавский – Богдан Гадкинский-Климонт, Лавришевский – Гедеон Бралницкий, Минский – Паисий. Все это действо проходило под надзором двух послов папы Клемента VIII, четырех иезуитов, а также великого гетмана Литовского Радзивилла и канцлера ВКЛ Сапеги. На униатском соборе была принята т.н. Соборная грамота о вступлении православных иерархов в унию с римско-католической церковью.

Одновременно в Бресте под охраной Константина Острожского проходил православный Собор, на котором присутствовали экзарх Константинопольского патриарха Никифор (председательствующий), экзарх Александрийского патриарха Кирилл Лукарис, епископ львовский Балабан, ставший до конца своих дней твердым защитником православия, епископ Перемышльский Копыстенский, 16 протопопов, большое число игуменов, священников и мирян. Православный собор был значительно представительней униатского, при этом Никифор три раза приглашал митрополита и епископов, участников униатского собора, на Православный собор, но они не явились. Тогда Собор лишил их сана, отверг унию и проклял ее.

Таким образом произошел раскол Западнорусской церкви. Сигизмунд III сразу же стал на сторону униатов, признал законной только униатскую церковь, а православную объявил не имеющей право на существование. Православные церкви стали уничтожаться, передаваться униатам или отдаваться на откуп евреям. Православное богослужение всячески стеснялось или запрещалось, православные не допускались на государственные и общественные должности, лишались политических прав и подвергались всевозможным притеснениям.

Изначально уния была большой политической авантюрой, ничего общего не имеющей с христианскими заповедями и ценностями, целью которой было ни много ни мало а превращение подданной тогда польским королям части русского народа в поляков.

Вот что писал по этому поводу в середине XIX века известный исследователь белорусской старины М.О. Без-Корнилович в книге «Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии»:

«Забота польского правительства ввести унию в Литве и Белоруссии была более требованием политики с целью уничтожить Православную веру в Польше. Народное чувство русских там находящихся всегда их влекло к своим соплеменникам, жившим в России, имевшим с ними одно происхождение, язык, веру. Только уния, и постепенный переход из нее в католическую веру, могли со временем ослабить это взаимное влечение, и переродить белорусских и литовских русских в поляков».

Ненависть польских магнатов и шляхты к Руси, а римской курии к Православию были столь велики, что они напрочь отказались использовать для предотвращения краха Речи Посполитой последнюю возможность, которую им предоставила судьба. После смерти в 1657 году Богдана Хмельницкого гетманом Войска Запорожского в обстановке острых противоречий и путем изощренного интриганства стал Иван Выговский, который в 1658 году заключил с Речью Посполитой Гадячский договор, встав тем самым на сторону Польши и Литвы в русско-польской войне. Этим договором Выговский не только пошел вразрез с решением Переяславской рады 1654 года о воссоединении Малороссии с Великой Россией, но и возвращал под власть Польши малороссийские земли, в том числе и запорожское казачество, освободившееся от польского владычества в результате казацких восстаний. Что же предусматривал Гадячский договор? В соответствии с ним Брестская церковная уния отменялась, а третьим равноправным членом унии Польши и Литвы должно было стать Великое княжество Русское в составе Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств.

Подобная тройственная конструкция обновленной Речи Посполитой нашла поддержку среди части казачьей старшины. Однако польские магнаты и шляхта, понуждаемые римской курией отвергли данный проект. Польский сейм так урезал прожект Выговского, что он утратил всякий смысл. Идея Великого княжества Русского была уничтожена, равно как и устранено положение о сохранении союза с Москвой. Отменялась и ликвидация унии.

Решение сейма стало не только крахом гетманства Выговского, но и началом конца самой Речи Посполитой. Но, как говорится, кого Бог хочет наказать, того лишает разума. Гадячский договор привел к многочисленным восстаниям казацкого и крестьянского населения на Южной Руси против Выговского, его обвинили в том, что он продался полякам, и в октябре 1659 года казацкая рада в Белой Церкви утвердила Юрия Хмельницкого в качестве нового гетмана казачества. Вскоре Выговский бежал в Польшу, где впоследствии был казнён по обвинению в измене.

Таким образом, мысль о Великом княжестве Русском как независимом от Польши и Литвы русском государстве на Западной Руси столетиями жила в сознании русского народа, волею судеб оказавшегося под властью польско-литовских королей. И если уж говорить об исторических истоках современной белорусской государственности, то речь может идти исключительно о следующей этапности: старая киевская Русь, Великое княжество Литовское и Русское (до Кревской унии 1395 г.), Великое княжество Русское, пребывание Западной (Белой) Руси в составе Российского государства и Советского Союза. И в этом ряду нет места таким иноплеменным и враждебным западнорусскому (белорусскому) народу государствам как Великое княжество Литовское времен унии с Польшей и Речи Посполитой.

Тема «Русские на Белой Руси» очень обширна и охватить ее в сколь-либо полном объеме в данном небольшом исследовании не представляется возможным. Но и приведенные здесь исторические примеры убедительно свидетельствуют о том, что русские люди не только веками живут на территории нынешней Белоруссии, но и относятся к категории ее исконного населения. Но именно это как раз в корне не соответствует искусственным официозным советским и постсоветским этническим построениям, которые пытаются лишить коренное население Белоруссии его русского происхождения.

Однако, только осознание того, что восточнославянское население Белоруссии всегда исторически относило себя к русскому народу, дает возможность понять истинный смысл и направленность многочисленных протестных движений, восстаний и войн, сотрясавших восточные земли вначале ВКЛ, а затем и Речи Посполитой вплоть до ухода последней в небытие.

И восстания западнорусских городов, и казацкая война Северина Наливайко, и казацко-крестьянская война 1648-1654 годов, и крестьянское восстание Василия Ващилы (1743-1744 г.г.), и движение гайдамаков (серед. XVIII ст.) и другие народные выступления на восточнославянских землях Речи Посполитой при всем их различии имели характер русского национально-освободительного движения.

Это же в полной мере объясняет и враждебное отношение большинства населения белорусских земель к польским повстанцам антироссийских восстаний 1794, 1830 и 1863 годов. Местное белорусское население, даже будучи во время первых двух восстаний униатским (уния упразднена в 1839 г.), называло себя русским и поэтому неудивительно, что оно было на стороне русской армии и российских властей, а не поляков. Это позволяет и понять, почему население Белоруссии без восторга встретило создание по

указанию ЦК партии большевиков в 1919 году Белорусской ССР, отдельной от Советской России, хотя и в государственном союзе с последней.

Что же касается восточной (великорусской) ветви русского народа, то ее представители на территории современной Белоруссии также присутствуют с давних времен. Хотя в языковом и культурном отношении русские выходцы из Северо-Восточной, а затем Московской Руси и России мало в чем разнились с местным русским же населением.

В XV– начале XVI веков на Западную Русь, находившуюся в то время под властью польско-литовской короны по политическим причинам (Тверь, Новгород и Псков вошли в состав Московского государства) переселилось значительное количество выходцев из Тверской, Новгородской и Псковской земель, а также некоторые князья «с челядью и домочадцами» из Великого княжества Московского. Обычным явлением были браки между литовско-русскими князьями и московскими, тверскими и рязанскими княжнами. Так, государь «Литвы и Руси» Ольгерд в 1350 году взял в жены тверскую княжну Ульяну, а дочь Дмитрия Донского была замужем за сыном Ольгерда Семеном Лунгвеном. В 1495 году супругой Великого князя Литовского и Русского Александра стала дочь Ивана III Елена. Естественно, что монарших невест к мужьям сопровождали большие свиты.

В ходе многочисленных войн между Москвой и Литвой за главенство на Руси, попавшие в «литовское пленение» московиты селились обычно в городах – Бресте, Каменце, Слониме, Дрогичине, Новогородке (Новогрудке) и др. Кроме того, русские-московиты оседали в местностях пограничных с Московским государством. Много подобных поселений появилось после русско-польской войны 1654-1657 годов.

Во второй половине XVII века на землях Белой Руси нашли пристанище бежавшие из Российского государства старообрядцы. Наиболее многочисленные поселения староверов появились на Гомельщине и Витебщине. А город Ветка (ныне Гомельская обл.) стал центром старообрядческой культуры.

После вхождения в конце XVIII века белорусских земель в состав Российской империи, в Белоруссию из великорусских областей стали направляться чиновники, лица духовного звания, появились и великорусские помещики.

В конце XIX века в связи с бурным развитием промышленности, железных дорог и сельского хозяйства в Белоруссию привлекалось значительное количество специалистов, рабочих и крестьян из Великороссии. Жили великорусы в основном в городах, отдельных поселениях (слободы), а также в белорусско-великорусских селах. Все это в значительной степени способствовало приобщению белорусского населения к современной русской (общерусской) культуре.

По данным Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года в пяти белорусских губерниях проживало 492 тысячи великороссов (5,8 процента). При этом до 1917 года понятие русский распространялось на весь русский народ и применялось как общее название великорусов, белорусов и малорусов.

После создания БССР и проведения советской «белорусизации» количество русских (великорусов) в Советской Белоруссии в 1937 году составило 248 тысяч человек (4.8 процента). О том, сколько великорусов проживало в находившейся в составе Польши Западной Белоруссии, данных не имеется.

В то же время промышленное и культурное развитие БССР требовало специалистов: ученых, преподавателей высшей школы, творческих работников, инженеров и рабочих, нехватка которых восполнялась путем привлечения квалифицированных кадров из РСФСР. К 1939 году численность великорусов (русских) в Белорусской ССР увеличилось до 336 тысяч человек (6,6 процента).

После Великой Отечественной войны для восстановления разрушенного народного хозяйства из РСФСР в БССР было направлено большое количество русских (великорусов) квалифицированных специалистов, внесших большой вклад в восстановление экономики республики, в становление новых отраслей промышленности, в создание целых научных направлений и школ. По переписи 1959 года в БССР проживало 659 тысяч великорусов (8,2 процента). Всего же за период с 1959 по 1989 год численность русского (великорусского) населения в Белорусской ССР удвоилась и составила 1 млн. 311 тысяч человек.

После распада СССР начался процесс уменьшения численности жителей Белоруссии, определяющих себя в качестве русских, хотя русские твердо занимают второе место после белорусов среди этнических общностей республики. Так, в 1999 году в Республике Беларусь насчитывался 1 миллион 142 тысячи русских, их них 971 тысяча (85 процентов) проживала в городах, т.е. за первые десять лет суверенного развития количество русских в Белоруссии уменьшилось на 169 тысяч человек. А еще через десять лет количество русского населения стало меньше еще на 357 тысяч и составляет всего, как уже говорилось, 785 тысяч человек. Цифры на первый взгляд явно неутешительные, но дело в том, что они никак не отражают реальных этнических перспектив русских в Белоруссии, что все-таки вселяет определенные надежды.

Проведенное исследование (при всей его неполноте) с уверенностью дает основание утверждать, что Белоруссия является исконной русской страной с очень непростой историей, народ которой столетиями упорно отстаивал свое право принадлежать к русскому народу. К сожалению, этот вопрос остается открытым до сих пор.

Положение в современном белорусском обществе в чем-то сродни (хотя аналогии здесь, конечно, очень отдаленные) положению на западнорусских землях в конце XVII – XVIII столетий. Тогда среди населения, проживавшего на территории нынешней Белоруссии, в полной мере русскими определял себя только «просты народ». В большинстве своем русская по происхождению знать или уехала на службу к московскому государю, или, ополячившись, утратила русское самосознание. Такие старинные русские роды как Чарторыйские, Острожские, Огинские и многие другие, бывшие изначально опорой Руси и православия стали польско-католическими (результат деятельности иезуитов) и рьяными ненавистниками всего русского.

В настоящее время, согласно переписи 2009 года 42 процента населения Республики Беларусь сознательно определили русский язык в качестве родного, т.е. это фактически русские люди. Причем из них великорусы (назвавшие себя русским согласно опроснику) составляют чуть больше пятой части. Остальные 4/5 это белорусы, не только мыслящие и говорящие по-русски, но и обозначившие свою принадлежность к Русскому миру, которых с полным основанием определить как русских белорусов.

А если учесть, что в качестве своего разговорного русский язык назвало более 80 процентов восточных славян, в настоящее время проживающих в Белоруссии, то можно смело говорить о том, что русское начало в значительной мере (хотя и не всегда выражено) присутствует в самосознании современных белорусов.

Парадокс же состоит в том, что  в отличие от простых граждан белорусская творческая интеллигенция, которая по идее должна концентрированно выражать национальные чаяния белорусов, на деле в большинстве своем поражена патологической русофобией и все свои усилия в основном тратит на разжигание неприязни к России, Руси и всему русскому.

Именно в этой среде наибольшим влиянием пользуются идеи «общности культурной и исторической судьбы Беларуси и Польши», а также «извечной враждебности России к Беларуси». И таким образом национально-цивилизационные устремления большинства восточнославянского населения Белоруссии и общественного слоя, претендующего на роль гуманитарной элиты белорусского общества, принципиально разнятся.

Подобное положение сложилось еще в советское время, когда партийными властями, начиная с момента создания БССР и вплоть до запрета деятельности компартии Белоруссии в 1991 году, в республике проводилась «ленинская национальная политика», центральная линия которой – формирование «социалистической белорусской нации» – была сродни целям иезуитов, ведь и компартия, и орден иезуитов добивались отдельности белорусов от русского народа.

Мнение же о том, что белорусы принадлежат к русским, в советское время клеймилось как проявление «великорусского шовинизма» и было поставлено под запрет, со всеми вытекающими последствиями. Так, в 20-е годы XX столетия в ходе т.н. «белорусизации» в БССР было жестко подавлен западнорусизм – научно-просветительское течение, доказавшее и отстаивавшее национально-культурную нераздельность белорусов с остальным русским народом.

В суверенной Белоруссии идеологическая линия на отрыв белорусов от русского народа была продолжена, а «советское социалистическое» содержание было заменено банальной русофобией.

В то же время этнические процессы, которые в последнее время начали проявляться в Белоруссии, дают возможность говорить, что в республике постепенно начинают складываться условия для возрождения на основе русских белорусов и проживающих в Республике Беларусь великорусов западнорусского народа (русского народа Белой Руси). В этом процессе немаловажную роль призвана сыграть западнорусская гуманитарная элита, которой, однако, еще предстоит сформироваться.

Будут ли события развиваться в указанном направлении, покажет время, но как раз это та сверхзадача, решение которой будет означать восстановление исторической справедливости на Белой Руси и на всей Русской земле.