Северокавказский передел
Россия до сих пор пожинает печальные плоды хрущевских территориально-административных реформ
Ровно 50 лет тому назад, как раз к началу второго полугодия 1963 года, завершилась «перекройка» границ областей, краев и автономных республик Нижнего Поволжья и Северного Кавказа.Этот «великий передел» был начат еще во второй половине 1950-х. в связи с восстановлением ряда автономных республик и областей, упраздненных в середине 1940 гг. Но до сих пор складывается впечатление, что главной целью той реформы была все-таки не оптимизация административно-территориального обустройства столь значимого для страны региона. Так, в 1956-1963 гг. территорию Ставропольского края урезали почти на треть, в результате чего край был «отодвинут» от побережья Каспийского моря. Краснодарский край и Сталинградская область уменьшилась на 13-15%, а территория Астраханской области сократилась более чем на две трети.
Указы Президиума Верховного совета РСФСР в апреле 1962-го и в феврале-июне 1963-го окончательно определили межрайонные границы в северокавказских и нижневолжских нацавтономиях. Этими актами центральные власти закрепили принадлежность многих русских районов к тем же национальным автономиям. Но до того как эти республики (и другие административные образования) во второй половине 1940 гг. (Чечено-Ингушетия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Адыгея и др.) упразднили, в их составе этих районов не было.
В составе Дагестана, например, оказался обширный район, расположенный на побережье Каспия с преимущественно русским населением.
Прежде он частично входил в состав Ставрополья, Астраханской и Грозненской областей РСФСР: это прикаспийские Кизлярский и Тарумовский районы нынешнего Дагестана. А в состав Калмыкии были включены не только все прикаспийские районы Астраханской области, но и некоторые приволжские районы этой, а также Сталинградской области и Ставрополья.
Нечто подобное наблюдалось в начале-середине 1920 гг., когда, например, Петровск-порт стал Махачкалой (в честь дагестанского большевика); г. Каменномостский был переименован в Хаджох (на юге теперешней Адыгеи), г. Владикавказ – в Дзауджикау, г. Степной – в г. Элисту (Калмыкия); город-курорт Серноводск был передан Горской автономии (впоследствии Чечено-Ингушетии).
Тогда обширные исконно русские территории были включены в состав многих автономных, союзных республик, нацокругов и т.п.
А в 1930 – 1940 гг. лишь некоторые границы между автономиями и русскими областями/краями, как и некоторые названия городов и территорий, были восстановлены в прежнем «прочтении». В 1956-1963 гг. кампания 1920-х., хотя и в несколько меньшем масштабе, фактически повторилась.
Автор отнюдь не выступает за новый передел внутрироссийских границ, так как прекрасно понимает, к каким негативным последствиям это может привести. Тем не менее, следует подчеркнуть, что все прежние переделы, начиная с 1920 гг., ущемляли интересы в основном русских и русскоязычных, что и сегодня сказывается на социально-экономической ситуации в этих районах. А что касается непосредственно Северного Кавказа, то весьма благосклонное отношение «центра» к увеличению территории воссозданных нацавтономий позволило их руководству, что называется, диктовать политику в отношении всего Северного Кавказа.
В частности, прямые и косвенные дотации из бюджета РСФСР на Северном Кавказе с середины 1950-х распределялись так: 65-75% направлялось нацавтономиям, остальное – русским областям и краям.
Как следствие, всё чаще там проявлялись факты откровенной русофобии, росло отчуждение между русскими и представителями северокавказских национальностей (особенно в Чечено-Ингушетии, в ряде районов Дагестана, Калмыкии). В середине 1950-х - середине 1980-х этот регион, включая Калмыкию, покинуло свыше половины русских и русскоязычных жителей, проживавших там в 1944-1956 гг. Вот выдержка из доклада Северокавказского федерального округа «Северный Кавказ – русский фактор (2012 г.): «…Впервые сокращение численности русских на Северном Кавказе было отмечено уже начиная с 60-х годов прошлого века, толчком к чему послужило возвращение чеченцев и других депортированных этносов после реабилитации 1956 года. Важным сигналом в этом отношении стали «чеченские волнения» 1958 года, произошедшие сразу после «хрущѐвской» реабилитации выселенных в годы ВОВ народов, и имевшие явную этническую природу. Эти события наглядно продемонстрировали, что этнизм как фактор присутствует в советской действительности, и его игнорирование сулит самые тяжкие последствия. С этого же момента отмечается постепенное сокращение доли русского населения в Чечено-Ингушетии, которое к 1970 году составило 14,5%».
Не удивительно, что экономика и социальная сфера «экс-русских» районов постепенно приходили в запущение в отличие от других территорий в нацавтономиях. Скажем, деградация сельхоземель и сегодня остается максимальной (до 70-80% площадей) именно в тех районах нацавтономий, которые были переданы им в середине 1950-х – начале 1960-х. Пожалуй, наиболее яркий пример тому – Черноземельный (прикаспийский) район Калмыкии, который до середины 1950 гг. частично был в составе Астраханской области и Ставрополья. Можно сказать, что с конца 1950-х похожие проблемы сопровождают социально-экономическую ситуацию, в частности, северного (прикаспийского) Дагестана и «Кизлярщины» (северо-западного Дагестана), точнее, - территорий, отсоединенных в тот период от Грозненской области и Ставропольского края.
По данным исследовательского Фонда «Кумыкский мир» (2012 г.), при передаче ряда территорий Дагестану «… мнение местного старожильческого русского населения не учитывалось, притом что оно составляло абсолютное большинство. А присоединение Кизлярщины мотивировалось тем, что нацменьшинства, которые даже не назывались конкретно, чувствуют себя там не очень комфортно, что… они органически чужды русским в плане духовной и материальной культуры…». Причем особо отмечено, что «включение в состав Дагестана Кизлярщины с русским населением, проживающим там с XVI века, было противоречивым историческим актом: так как расширение административных границ автономной республики в советское время было там воспринято как расширение границ этнических. Позднее, в результате заселения Кизлярщины переселенцами с гор, осложнились отношения между коренным населением и горцами. И эта проблема требует своего разрешения…»
Упомянутое «расширение этнических границ» - отнюдь не преувеличение.
Быстрый рост численности автохтонного населения с середины 1950-х в той же Чечено-Ингушетии, прежде всего, в Дагестане вскоре потребовал «дополнительных» территорий и в сопредельных регионах, особенно в Ставрополье.
По данным Майи Алиевой (г. Ставрополь), эксперта Центра миграционных исследований РФ, уже «в 1960-1970 годы активизировались миграции народов Дагестана на Ставрополье. Здесь дагестанцы переселялись в те районы, где овцеводство было основной специализацией. За счет этого в восточных районах края быстро росло число приезжих из соседнего Дагестана. Многодетные дагестанские семьи интенсивно обосновывались на новых местах, компактно концентрируясь в таких районах, как Нефтекумский, Левокумский, Арзгирский, Туркменский» (восток и северо-восток Ставрополья в его новых, сокращенных, границах конца 1950 гг. – А. Б.).
Или вот такой характерный пример: 28 апреля 1962 г. к Майкопскому (столичному) району Адыгейской автономной области по распоряжению из Москвы была присоединена территория Тульского района Краснодарского края. Что увеличило территорию Адыгеи, расположенной внутри Краснодарского края, но автономной от него, почти наполовину.
Причем до 80% населения этого района и сегодня составляют русские (до середины 1960-х – почти 90%). Апелляции Краснодарской краевой администрации и местных жителей по поводу такого решения «центром» в расчет не принимались.
Ну, а то, как сложилась судьба русского и русскоязычного населения в Чечено-Ингушетии, - хорошо известно. Еще в 1958-м это население, в большинстве своем, решительно протестовало против фактически антирусской политики местных и центральных властей. А закончилось это противостояние межнациональными акциями и применением военной силы, главным образом, против русских и русскоязычных в Грозном. Словом, есть все основания утверждать, что многие социально-экономические проблемы на Северном Кавказе и Нижнем Поволжье проистекают из перекосов в национально-административной и социально-экономической политике «хрущевского» руководства в середине 1950-х – начале 1960-х годов. Сегодня нам остается только констатировать этот факт.