Средняя Азия: отношения портятся

Переориентирование курса на Россию и Китай

За прошлый год отношения с внешним миром среднеазиатских стран, в особенности — Узбекистана, причём как в политической, так и экономической сфере, резко переменились в сторону более тесных связей с Россией и Китаем в таких областях, как торговля, промышленность, политика и культура. Этот сдвиг отражает смену ориентации, проходящую по всему миру, не исключая и Египта, в то время как США продолжают бороться за мировое господство. Как считает египетский историк Анвар Абд аль-Малик, «Египет обжёгся на любви Америки к вмешательству в дела других стран и теперь ищет утешения в водах Азии».

Сдвиг, однако, проходит неравномерно: Туркмения (население 4,5 млн. Человек) на данный момент полностью самоизолировалась от мировой политики, а Таджикистан (6 млн.), Киргизия (4,7 млн.) и Казахстан (17 млн.) пока что сохраняют открытость по отношению к Западу, хотя и с осторожностью.

Казахстан с его громадными запасами нефти и мощнейшим сельским хозяйством, производящим пшеницу и хлопок, остаётся самой богатой и открытой страной в Средней Азии, а также привлекает к себе максимум внимания: так, в прошлом году в Казахстане побывал президент Хосни Мубарак, а в марте этого года визит президента Нурсултана Назарбаева в Египет привлёк внимание журналистов, начавших обсуждать перспективы обмена пшеницы и нефти на египетские промышленные товары. С политической точки зрения Казахстан имеет много общего с Египтом: сильная светская президентская власть, родственники президента активно участвуют в политике, но в известной степени к оппозиции относятся терпимо, позволяя также некоторую свободу прессы (впрочем, политиков-оппозиционеров регулярно арестовывают, внезапно закрываются газеты, выдвигаются обвинения в «оскорблении президента» и пр.). С другой стороны, Казахстан гораздо сильнее похож на Россию, чем остальные республики: сорок процентов населения страны по национальности русские, а ислам, в отличие от Египта, играет сравнительно малую роль в культурной жизни страны.

Что касается отношений Египта с Узбекистаном, то их можно назвать в лучшем случае прохладными, хотя у этой страны очень богатые природные ресурсы (тамошний президент Ислам Каримов не посещал Египта с 1992 года, а Мубарак вообще никогда не был в Узбекистане, даже в Бухаре). Межправительственные связи держатся на крайне низком уровне: мартовский визит египетского министра международного сотрудничества Файзы Абу-н-Наги не вызвал практически никакой реакции, хотя Узбекистан с его 23 миллионами населения — самая центральная из среднеазиатских республик и во многом похож на Египет благодаря давней традиции исламской учёности, бесценному культурному наследию — средневековым городам Самарканду, Бухаре, Хиве, великим средневековым учёным Авиценне и Накшбанда, — а также той значительной роли, которую ислам играет в жизни узбекского народа (правда, к узбекской элите это не относится).

Ислам вселяет страх в руководителей Узбекистана, что привело в последнее десятилетие к жёстким преследованиям; были брошены в тюрьмы и подвергнуты пыткам до шести тысяч мусульман, а два года назал в Андижане было хладнокровно убито до тысячи человек (точной цифры никто не знает, так как узбекское правительство не допустило независимого расследования и категорически утверждает, что уничтожено только сто шестьдесят девять «террористов», несмотря на противоречащие этому показания очевидцев). Дежавю? «Удивительно», как мало внимания Египет уделяет Узбекистану, а ведь его пример стоило бы внимательно рассмотреть. К тому же именно в Узбекистане можно самым ярким образом наблюдать перемены в векторе политического и экономического развития всего региона. В первой части рассматривается текущая ситуация в Средней Азии с её резким изменением внешнеполитического вектора, а во второй — уроки, которые может извлечь из этого Египет, а также то, чему Средняя Азия могла бы научиться у Египта.

Ужасные события 2005 года в Андижане до сих пор отдаются по всему региону; именно из-за них США и ЕС без всякой охоты поместили Узбекистан в изоляцию. Каримов заслуженно стал кем-то вроде парии, на Запад его с тех пор не приглашали ни разу. Существует даже список высших должностных лиц Узбекистана, как предполагается, причастных к андижанской трагедии, которым предписано отказывать в визе; кроме того, США и Евросоюзом введено и неохотно соблюдается эмбарго на торговлю оружием. Выслушивая критику и призывы провести независимое расследование андижанских событий, узбекское правительство само начало кричать о попытках Запада дестабилизировать узбекское государство и поспособствовать очередной «демократической» революции, как уже произошло в 2005 году в Грузии [так в тексте — прим. пер.] и Киргизии (собственно, так оно наверняка и было). В результате отношения с Западом ухудшились, что и проложило путь к дальнейшему радикальному переносу фокуса в политических и экономических отношениях.

За одну ночь Узбекистан ввёл ужесточённые меры по контролю над местными представителями в иностранных СМИ; было закрыто местное управление верховного комиссара ООН по делам беженцев, представительство Американской ассоциации адвокатов, фонда Сороса, Internews, Freedom House, IREX, Eurasia Foundation, а также таких иностранных СМИ, как радио «Свободная Европа», «Би-Би-Си», Deutsche Welle — список можно продолжать и дальше.

В то же время образовавшийся после ухода Запада вакуум был заполнен углублением отношений со странами Азии и Россией. Президент Путин быстро увидел открывшееся «окно» и поправил испортившиеся после распада СССР отношения со страной, лидер которой, Каримов, поначалу попытался завести романтические отношения с США, которые взял за образец в области экономического (но не политического) устройства. Президент Каримов вскоре был обласкан Россией, подписал с ней «союзный договор о стратегическом партнёрстве» и вступил в Евразийскую экономическую организацию (ЕЭО), основанную в 2000 году при участии Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана с целью образования таможенного союза, хотя раньше отказывался от этого.

В 2001 году, когда Китаем, Россией, Таджикистаном, Киргизией и Узбекистаном была основана Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), Узбекистан уже входил в её состав, а теперь в неё на правах наблюдателей и кандидатов в полноправные члены вступили ещё Монголия, Иран, Индия и Пакистан. Узбекистан с его новообретённой ориентацией на Восток сделал отношения со странами ШОС краеугольным камнем своего внешнеполитического и экономического курса и разместил у себя так называемую Региональную антитеррористическую структуру ШОС (для англоязычных аббревиатура получилась странная, но подходящая: RATS). Между тем американские предприниматели продолжают покидать страну; последней на данный момент (прошлым летом) это сделала Newmont Mining, причём не по своей воле.

Переориентирование курса на Россию и Китай, без сомнения, должен был произойти в любом случае и вне зависимости от андижанских событий мая 2005 года. Китай — находящаяся на подъёме мощнейшая экономическая держава, а в свете последних ста лет тесной интеграции в экономической и культурной сфере Узбекистан, Казахстан и Россия просто не могли не пойти на сближение невзирая на попытки Узбекистана преуменьшить значение отношений с этими странами. Пожалуй, введённый Фукуямой термин «конец истории» в этом отношении следовало бы заменить на термин «инерция истории».

Объекты инфраструктуры и характер внешнеэкономических связей Узбекистана по большей части остаются советскими, а значит, торговые, промышленные и даже финансовые отношения с Россией и Казахстаном, основанные на общем прошлом, будут быстро расширяться — ведь теперь этого кто-то захотел. В то же время, однако, Китай как бы оттягивает Среднюю Азию от её советского прошлого, и Россия на его фоне смотрится как младший партнёр: среднеазиатские рынки завалены дешёвыми китайскими товарами, а вдоль древних маршрутов Великого шёлкового пути вытягиваются нефтепроводы, железные дороги и автострады. Как и с Африкой, Китай в своём взаимодействии со Средней Азией всячески избегает любой критики в адрес «внутренних дел» других государств, так что трагическая гибель и преследование мусульман, наверное, рассматривается им даже как плюс, в особенности если учесть те проблемы, которые сам Китай испытывает в Восточном Туркестане с его неспокойными уйгурами.

Помимо улучшения отношений с Россией и ближайшими соседями, а также расширения связей с Китаем, Узбекистаном осторожно пробует углублять отношения и с мусульманским миром, участвуя в работе Организации исламской конференции, в числе пятидесяти семи членов которой — Иран, Пакистан, Турция и другие среднеазиатские страны.

Также расширяются отношения с Индией и Пакистаном. Между Узбекистаном и Индией давно существует некое культурное родство, восходящее ещё к тем временам, когда обе страны входили в состав империи Великих Моголов. Индийские фильмы уже полвека служат стандартным пунктом в развлекательной программе среднего узбека. Тесные связи, существовавшие между Индией и СССР, легко превратились в аналогичные связи между Индией и каждой из независимых среднеазиатских государств, в особенности — Узбекистаном; к тому же Индия сейчас активно мирится с Китаем. Если Пакистан и Индия в ближайшем будущем будут приняты в ШОС, то это только подчеркнёт роль этой организации как реального противовеса многосторонним организациям, ориентированным на США и Европу, в делах, касающихся определения внешнеполитического курса не только для Узбекистана, но и для всей Средней Азии, причём политическому руководству стран не надо будет бояться критики в адрес их «внутренних дел».

Масштабный и довольно дружный дрейф стран региона в сторону от Вашингтона, несмотря, на резкие различия между схемами развития событий в отдельных странах, похоже, стал проявлением «инерции политики» в регионе. Хотя в 2005 году в Киргизии внезапно произошла «революция», вызванная преимущественно энергичной деятельностью правительства США и западных неправительственных организаций (в 2004 году США потратили на демократизацию крохотной Киргизии 12,2 миллиона долларов) — новый президент Курманбек Бакиев быстро дистанцировался от Вашингтона, и политико-экономический курс, взятый Бишкеком, был смоделирован по образцу Узбекистана и Казахстана. Единственным наследием позорной «тюльпановой революции» стало ослабление правительства и рост могущества местных кланов и мафиозных структур.

После внезапной смерти президента Туркмении Ниязова остаётся неясно, возьмёт ли Туркмения новый политический курс, ведь США вполне могут «просочиться с чёрного хода». Новый лидер страны Гурбангулы Бердымухаммедов, хотя и был горячим сторонником экс-президента Ниязова (да и выбирали его чисто для проформы), всё же может принять «поддержку» США в случае возникновения неуверенности в своём положении, что осложнит политическую ситуацию в регионе; впрочем, я склонен полагать, что «инерция политики» этому помешает. Крохотная и слабая Туркмения с её изолированным положением скорее напоминает Северную Корею и не участвует совершенно ни в каких политических делах за пределами своей территории. Природного газа на её территории много, но влиянием она всё равно не пользуется никаким.

("Al Ahram", Арабская пресса)