Судьбы русской диаспоры

Из истории русской эмиграции в Китай

Внешнеполитические и экономические стимулы для массовой русской иммиграции в Поднебесную империю появились на рубеже ХIX – ХХ веков в связи со строительством в 1898 – 1903 годах Китайской Восточой железной дороги (КВЖД), которая протянулась на 2,5 тысячи километров с запада на восток и более чем на 700 километров на юг, до побережья Желтого моря. Подконтрольная КВЖД зона вдоль магистрали заселялась организованно, особенно на первом этапе, когда туда прибыли десятки тысяч россиян.

Статус фактической экстерриториальности, полная самостоятельность компании в вопросах юрисдикции и кадровой политики способствовали их прочному обустройству в "полосе отчуждения". Но с поражением Российской империи в русско-японской войне 1904-1905 годов территория расселения русских на северо-востоке Китая существенно сократилась. Согласно Портсмутскому договору, вне сферы российского влияния оказалась Южная Манчжурия, хотя, вероятно, некоторая часть российских подданных не покинула пристанционные поселки южной ветки дороги и после японской оккупации. Небольшие русские колонии остались в Порт-Артуре (Люйшуне) и в Дальнем (Даляне) даже после прекращения российских арендных прав на Ляодунский полуостров. Немногочисленные группы русских занимались обслуживанием судоходства по реке Сунгари (Ляохэ). В общей сложности в Маньчжурии накануне 1917 года проживало до 150 тысяч наших соотечественников, две трети из которых обосновались в Харбине. В других областях Китая русское население по-прежнему оставалось немногочисленным. Таким образом, в дореволюционный период масштабы и ход переселений русских определялись не столько логикой развития Китая, сколько интересами России и расстановкой геополитических сил в регионе.

В Монголии появление постоянного русского населения датируется еще XVIII веком. На неэкономическую мотивацию миграций указывает социальный состав переселенцев – крестьяне-раскольники и беглые ссыльные. Малочисленные пришельцы, как правило, селились вблизи российско-монгольской границы, по долинам удобных для земледелия крупных рек, постепенно продвигаясь в южном направлении, в зону Кяхтинского тракта. Небольшие колонии существовали в ряде центральных и западных районов Монголии.


Массовая русская иммиграция в регион связана с гражданской войной в России. В 1920 году, после поражения Колчака, только в Монголию из Сибири бежали десятки тысяч белогвардейцев, казаков, гражданских лиц. В частности, в Урге численность русских возросла втрое. Но, за редким исключением, эмигранты использовали территорию Монголии для транзита в Манчжурию, отчасти – в Синьцзян и Тибет.

Ликвидация в 1922 году последнего очага сопротивления белых в Приамурье спровоцировала значительный отток эмигрантов из Северной Маньчжурии в более южные районы страны. К 1924 году в Маньчжурии, в первую очередь в Харбине, оставалось до 100 тысяч эмигрантов. Как и прежде, в Северной Маньчжурии русские осели в зоне КВЖД. Широко представленные в послереволюционной волне интеллигенты – ученые, преподаватели, врачи, музыканты, артисты – придали мощный импульс культурной жизни местных русских.

Массовый характер переселение русских из Харбина в крупные портовые города, преимущественно в Шанхай, приобрело с середины 20-х годов. После заключения в 1924 году между Китаем и СССР Мукденского договора, предусматривающего, в частности, восстановление паритетных прав советской стороны на эксплуатацию КВЖД, возможности для экономической адаптации послереволюционных эмигрантов резко сузились.

Местные русские старожилы были отнюдь не склонны к активному переселению из "полосы отчуждения". Появление ограниченного числа китайцев в администрации и банках КВЖД после Мукденского договора не поколебало их гегемонии в экономической сфере. Кроме того, железнодорожникам предоставлялась альтернатива – сохранить работу, приняв советское либо китайское подданство. Тяготы гражданской войны прошли мимо русских старожилов, и поэтому они были настроены весьма миролюбиво к советским властям.

Русское население зоны КВЖД, в первую очередь Харбина, отличалось весьма высоким образовательным цензом. По размаху научной и педагогической деятельности русской диаспоры Харбин уступал лишь Парижу и Праге. В этой связи заметим, что практически все вузы города были открыты после революции. Послереволюционная волна способствовала сохранению Харбином и всей "полосой отчуждения" русского облика. При этом вряд ли противоречия между дореволюционной и послереволюционной волнами эмиграции достигали большого накала. Учет этого обстоятельства представляет особую важность для анализа хода этнических процессов в среде местных русских.

Крупный сгусток послереволюционной эмиграции (более 100 тысяч человек), сравнимый, разве, что с очагом в Маньчжурии, возник в Джунгарии. При этом русские оседали преимущественно в главном экономическом центре этой исторической области – Кульдже (Инине). Условия для широкомасштабной реэмиграции созрели к концу 20-х годов в связи с усилением в Маньчжурии агрессивности китайских, а после 1931 года – японских властей. С развязыванием японской агрессии на северо-востоке Китая начался отъезд русских из зоны КВЖД, главным образом, в Шанхай (советские граждане имели возможность реэмигрировать в СССР). Массовый отток русских из Маньчжурии произошел после продажи советской доли собственности железной дороги Японии в марте 1935 года.

Примечательно, что на рубеже 20-30-х годов на фоне почти полного прекращения эмиграции в Европу исход из Сибири и Дальнего Востока в Китай получил новый импульс. В связи с коллективизацией и экспроприацией в городах Советского Союза стремительно увеличивалась в абсолютном и относительном измерении численность малоимущих эмигрантов, тысячи беженцев осели в Харбине, Шанхае, Тяньцзине, Мукдене. Параллельно мощный поток раскулаченных крестьян двинулся в Синьцзян из Казахстана. В начале 30-х годов туда из охваченных голодом районов Семиречья прибыло значительное число беженцев. Русские общины существовали в Пекине, Мукдене, Чанчуне, Даляне, Порт-Артуре, Циндао, Калгане. Пекинская колония, к примеру, насчитывала в тот период до 10 тысяч человек. Местная православная миссия содействовала обустройству наиболее обездоленных беженцев.

В общей сложности на территории Китая в начале 30-х годов прошлого столетия проживало, по меньшей мере, 400 тысяч выходцев из России. Это опровергает укоренившийся в общественном сознании россиян стереотип о бесспорном лидерстве Франции как очага послереволюционной эмиграции. Тем более что на фоне европейских стран восточноазиатское рассеяние выгодно отличалось повышенным удельным весом молодых людей в возрастной структуре русских. Считается, что подавляющая часть культурных достижений русской эмиграции в Китае связана с Харбином. По уровню высшего образования "некоронованная столица" Маньчжурии превосходила Шанхай. До середины 30-х годов Харбин оставался ведущим культурным и религиозным центром русской диаспоры Китая и, прежде всего, Маньчжурии. Русские жители Шанхая в большинстве своем выросли и получили образование в Харбине. Они стали мощной интеллектуальной силой Шанхая, занимавшего лидирующие позиции в китайской экономике и ставшего главным центром притяжения русских из Маньчжурии, что стимулировалось особым статусом иностранных сеттльментов. Нестабильная политическая ситуация спровоцировала к началу 40-х годов исход многих состоятельных эмигрантов из Шанхая. Однако численность русской колонии в этом городе по-прежнему оставалась довольно внушительной.


После образования КНР и опубликования указа о порядке получения советского гражданства тысячи наших соотечественников выехали в СССР. Но подавляющее большинство русских в Маньчжурии не стремилось к немедленному отъезду. Десятки тысяч русских, приняв советское гражданство, включились в торгово-хозяйственную деятельность, тем более что предусматривалась совместная паритетная эксплуатация КВЖД, и русский персонал мог вновь появиться в Южной Маньчжурии.

В совершенно иной ситуации оказались русские в Шанхае, многим из которых инкриминировались тесные связи с британскими и французскими колонизаторами, японскими оккупантами. Эмигранты интенсивно уезжали уже с 1947 года, а массовый исход, положивший конец русской общине Шанхая, произошел после 1949 года. Большинство шанхайских русских, в отличие от своих соплеменников в Маньчжурии, предпочло перебраться не на историческую родину, а, прежде всего, в США (Сан-Франциско, Нью-Йорк), Австралию, Филиппины и другие страны. Но если эмиграция из Шанхая обусловливалась народной революцией в стране, то последующие всплески оттока русских – исключительно обострением противоречий между СССР и КНР.

Передача в 1952 году Китаю советской стороной прав на бывшую КВЖД спровоцировала превращение слабого ручейка реэмиграции из Маньчжурии в полноводный поток. Некоторое охлаждение двусторонних отношений после смерти И.В. Сталина способствовало дальнейшей активизации отъезда русских. Последняя наиболее значительная волна возвратных миграций из Маньчжурии относится к 1956 году. Этому благоприятствовал курс советского руководства на интенсификацию развития республик Средней Азии и Казахстана. Думается, ориентация на переселение в Казахстан была в еще большей мере характерна для жителей Джунгарии. Резкое сокращение численности русских в Синьцзяне произошло в середине 50-х годов.

Рост напряженности в советско-китайских отношениях сопровождался резким ухудшением положения русской диаспоры. Окончательный отъезд русских из Харбина в Советский Союз пришелся на начало 60-х годов. После этого реэмиграционные движения были связаны почти исключительно с Джунгарским очагом. Известно также о заметной репатриации в тот период членов старообрядческих общин из Монгольского Алтая. При этом по-прежнему значительным оставался отток русских в Австралию, это направление стало важнейшим маршрутом исхода русских за пределы Китая.

Продолжительный массовый исход русских из КНР привел к почти полному их исчезновению в районах традиционного проживания в восточных областях страны. К началу 80-х годов ХХ века русские в КНР оставались в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (2,9 тысячи). Примечательно, что местная крайне малочисленная русская община еще совсем недавно сохраняла способность к естественному воспроизводству. Тем не менее, можно предположить, что эта этническая группа в Китае обречена в ближайшие десятилетия на ассимиляцию, если ее этническому выживанию не окажут помощь власти КНР и Российской Федерации.