В какую страну предстоит вернуться российским соотечественникам?

На вопросы "Итогов" отвечает генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров

В ходе развернувшейся дискуссии о модернизации ряд деликатных вопросов, по сути, остался в тени. Например, о том, насколько в принципе увлекла эта идея российских граждан, кто станет опорой и главными действующими лицами "осовременивания"? Способны ли наши системные партии обеспечить идейную основу этого процесса? Наконец, не станет ли страх, реанимированный последними трагическими событиями, тяжким препятствием на пути к обществу "модерн"? На вопросы "Итогов" отвечает генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров. - Валерий Валерьевич, модернизация - это не только "железки", но и перекройка всего общества. Между тем абсолютное большинство граждан, по недавним опросам, всему предпочитали стабильность. Как быть? - Стабильность - это ценность, которая всегда востребована в ситуации нестабильности. Когда же стабильность торжествует, то обычно появляется активное меньшинство, которому она быстро надоедает и которое хочет перемен. Нынешнее совмещение двух больших тем - кризиса и модернизации - складывается в интересную, во многом парадоксальную ситуацию. Модернизационные лозунги, напомню, начали появляться еще в 2003 году ("удвоение ВВП") и особенно усилились в начале 2008-го ("Стратегия-2020"). Достигнутая стабильность уже тогда показала свою односторонность и недостаточность. Кризис же - это своего рода развилка. Она может привести общество как к жесткому консервативному движению под лозунгом возврата в докризисный "золотой век", так и к движению модернизационному. Ведь многие понимают, что "фарш невозможно провернуть назад", прежнего мира больше нет и двигаться надо только вперед. Этот подход сейчас и олицетворяет Дмитрий Медведев. - Но готовы ли граждане, пережившие и перестройку, и лихие девяностые, к очередным глобальным переменам? - Страна у нас большая, и граждане очень разные. Есть значительная группа, которая, по опросам, ни о какой модернизации и слышать не хочет. Их лозунг: верните все, что было. В этой группе, например, много учителей и врачей, других бюджетников. Во всех малоресурсных группах кризис подхлестнул консервативные настроения, усилив глубоко укоренившееся недоверие к власти. Они как-то устроились в жизни - кто лучше, кто хуже, и все новое для них скорее несет угрозу, нежели обещает новые выгоды. Увлечь их модернизацией сложно. Не до перемен и большинству пенсионеров, которые в материальном плане могут рассчитывать лишь на государство и на своих близких. Что бы ни делала власть, они скорее всего будут против. На противоположном полюсе - молодежь, вполне оптимистичная, как правило, но мало информированная о государственной политике и мало ею интересующаяся. Объективно это авангард модернизации, но между ней и государством ментальная и психологическая пропасть. Наконец, есть группа среднего возраста и среднего достатка, адаптированная к новым реалиям, рассчитывающая в основном на себя. Они не готовы протестовать активно, но их, по опросам, многое не устраивает в нынешней жизни. В частности, отношения между государством и человеком, то, как работают наши суды, правоохранительные службы, воровство, плохие дороги, хамство в магазинах. Кто-то называет их средними слоями, кто-то - средним классом. Для них разговоры о модернизации - посыл в принципе интересный. Но их тоже много раз обманывали, и они во многом насторожены и разочарованы. Их на мякине не проведешь, и им нужно доказать, что за этими разговорами не стоит очередное надувательство. - Так на кого же делается главная ставка? - Ставку перспективнее всего делать на молодых и самостоятельных. Две последние из четырех перечисленных групп - наиболее вероятная общественная опора модернизации. Чтобы сложилась коалиция за модернизацию, им нужно объединиться с современным, модернистским крылом бюрократии и бизнеса. В основе такой коалиции - люди среднего возраста, проживающие прежде всего в городах и относительно крупных поселках, со средним либо высшим образованием, рассчитывающие в основном на самих себя и оценивающие свое материальное положение как среднее или даже хорошее. Таковых до 25 процентов от общего числа россиян, и это огромная цифра. - Но сложившееся за последнее десятилетие "путинское большинство" все же гораздо представительнее. Эти векторы совпадают? - "Путинское большинство" - это почти две трети граждан, и оно не может быть социальной опорой модернизации. Оно просто создавалось по другому поводу и под другим лозунгом. Это опора статус-кво, а не модернизации. Оно очень важно, потому что модернизация по Медведеву - это ни в коем случае не революция. Ее опора - демократические институты, то есть современные партии и парламент, в котором доминирует "Единая Россия", политический представитель и организатор "путинского большинства". Его главный пароль - политическая стабильность, социальное государство, суверенитет и самостоятельность страны. А наши герои - активная часть этого большинства плюс некоторые граждане за его пределами. Эти два вектора не совпадают, но пересекаются. Противопоставлять же "путинское большинство" и модернизационное меньшинство ни в коем случае не стоит. Толку для страны от этого не будет, а будет только очередная аппаратная "разводка" в интересах тех, кому не нужны ни стабильность, ни модернизация. - Для того чтобы сплотить людей вокруг модернизационной идеи, нужна некая общественно-политическая основа. Могут ли ее обеспечить наши системные партии? - В советское время был такой анекдот: почему у нас однопартийная система, а не двухпартийная? Потому что две партии народ не прокормит. А если серьезно, то внутри "Единой России" есть группы, явно ориентированные на сохранение статус-кво, и есть группы, нацеленные на перемены. Что же касается других партий, то особого настроя на перемены я там не вижу. Они, конечно, требуют, чтобы все было иначе, но это в основном лишь способ самопиара. Думаете, если их поставить на руководящие места, страна модернизируется сама собой? Посмотрите на губернатора Никиту Белых в Кировской области. Чем его действия отличаются от общенационального вектора? Я особой разницы пока не вижу, а ведь прошел уже год, как он регионом руководит. - Словом, отсутствие реальной политической конкуренции это всерьез и надолго? - Если мы сейчас увлечемся строительством новых партий, то и нынешнюю политическую систему развалим, и модернизации не добьемся. Модернизация возможна лишь при сохранении сильного лидерства. Если его нет - смотри недавний опыт развала СССР. Думаю, что новый уровень партийной конкуренции станет скорее результатом, чем условием модернизации. Через 8-12 лет у нас будет другая партийная система. Доминирование в ней "Единой России" сохранится, но оно будет уже не абсолютным, как сейчас, а относительным. - На чем основан такой прогноз? - Изучая настроения людей молодого и среднего возраста, проживающих в столицах и крупных городах, мы видим их существенные отличия от данных по России в целом. Это экономически и интеллектуально самая активная и дееспособная часть населения, которая, однако же, очень плохо ходит на выборы. В этой группе рейтинг "Единой России" приближается к половине, но очень влиятельны и другие партии. Если бы на выборы ходили в основном середняки, а не пенсионеры и бюджетники, как это происходит сейчас, то представительство оппозиции в парламенте было более существенным. А что будет, когда сменится основной контингент голосующих? Ведь это произойдет уже через 2-3 электоральных цикла. "Единой России" нужно готовиться работать в гораздо более плюралистичной и гибкой партийной системе, чем сегодняшняя. Системе, где, возможно, ни одна партия уже не сможет формировать правительство самостоятельно, но только в коалиции. При этом включаются консультационные механизмы, укрепляется практика взаимных уступок и договоров, больше внимания уделяется оппоненту. И если правящая партия уже понимает, что завтра она может оказаться в оппозиции, значит, и она сама должна воспитывать уважение к демократическим институтам, к честности выборов, к защите прав оппозиции и прочему. - ВЦИОМ недавно провел еще одно любопытное исследование - на тему счастья. Вписывается ли идея модернизации в представления о личном? - Для абсолютного большинства главные слагаемые счастья - покой в семье и скромный достаток. Но при этом гражданам хотелось бы, чтобы Россия была великой, уважаемой и комфортной для проживания страной, чтобы у нас главенствовал закон и все были перед ним равны. А эти требования напрямую замыкаются на идее модернизации, которая подразумевает не просто замену лампочек, но и строительство правового государства, превращение власти из самодовлеющей в сервисную структуру, обслуживающую граждан. Правда, само право россияне зачастую понимают иначе, чем на Западе: не как систему взаимных обязательств "я должен государству, а государство - мне", а скорее как обширный перечень односторонних обязательств государства перед ними. Запрос же на равенство всех и каждого перед законом чрезвычайно силен - ведь сегодня имущественное неравенство у нас дополнилось неравенством сословного типа. Возмущают, скажем, гаишники, которые могут пересекать сплошные, разворачиваться, выезжать на "встречку", хватать, кого хотят. Иными словами, эксплуатируют служебное положение, демонстративно не уважая закон. Тяга к устранению сословных различий особо нарастает среди средних слоев граждан - тех, кто уже чего-то достиг в жизни, напрямую не зависит от подачек государства, но рассчитывает в основном на собственные силы. - Какую страну наши граждане предпочли бы взять за образец общества "модерн"? Или мы хотим строить собственную модель? - Обвального стремления отринуть весь наш опыт и пересадить к нам целиком какую-то зарубежную модель, скажем, американскую или китайскую, сегодня нет. Мы этот этап некритического отношения к зарубежному опыту уже прошли в начале 90-х. Сегодня, по опросам, есть желание перенять что-то и соединить это с нашей практикой, зачастую совершенно эклектически. Например, мы хотим, чтобы у нас была смертная казнь, как в Китае, за коррупцию. Но при этом хотим жить по-европейски, чтобы наши права были защищены, чтобы все делалось четко по закону и с адвокатами. В общем, "хочется и Конституции, и севрюжины с хреном". - Считается, что при переходе к обществу "модерн" формируется культурно однородное сообщество. Каков исходный материал, в первую очередь - нынешний градус межнациональных отношений? - Сегодня опросы показывают, что именно русские чаще всего ощущают себя нацией, которая сокращается в размерах, теряет авторитет и уважение со стороны других наций. Как результат, главные "националисты" у нас - это не татары, башкиры или якуты, а сами русские. И это, конечно, питательная почва для экстремизма, для самых завиральных идей типа Русской республики, самовольно отделившейся от всех прочих "нерусских" национальностей и территорий. Непосредственные носители таких настроений маргинальны, но они представляют собой некий полюс, к которому в конечном счете многие тяготеют. Это проблема, с которой государству нужно работать - настойчиво, тщательно и очень осторожно. - Не секрет, что в тяжкие времена крепчает искус списать все трудности на инородцев и иноверцев. Есть ли опасность того, что крушение "Невского экспресса" - первая ласточка в серии терактов? Совместимо ли ощущение страха с обществом "модерн"? - Кризис, как ни странно, понизил градус межнациональной напряженности. Хотя мигранты и продолжают всех раздражать, но эта проблема отступила на задний план по сравнению с экономикой, безработицей, коррупцией. Почти вдвое за последний год выросла доля тех, кто утверждает, что не питает антипатии ни к одной нации. Видимо, пик пещерного национализма пройден, хотя, думаю, он еще доставит нашей стране немало проблем. - Как известно, большие начинания лучше всего задаются на патриотической волне. Девятый вал уже просматривается? - Тут все непросто. На поверхностном уровне, как показывают опросы, мы все - большие патриоты, смотрим исторические фильмы, читаем книжки, в любом споре рубаху на груди рвем. При переходе же с вербального на уровень действий патриоты, напротив, тянут рубашку на себя и мало что готовы реально для страны делать. Вообще мода на патриотизм, на мой взгляд, есть следствие поиска обществом новых идеалов взамен утраченных. Ищем, на что опереться, и первым делом находим то, что лежит совсем рядом. Учили нас в школе, что мы всегда все делали правильно, что мы - надежда мира и авангард человечества, за это и хватаемся. Тем более когда ослабели и нас стали пинать со всех сторон. Но одновременно растет осознание, что должны быть какие-то новые формы патриотизма, что реализовывать старые уже немодно и нереалистично. Не с Украиной же, в самом деле, за Крым воевать! А вот на вопрос о том, что современно и реалистично, ответа пока нет. - Между тем старые патриотические мотивы все явственнее слышатся в оценках исторических событий. - Любому обществу необходимы идеалы, а их многие пока не нашли. Поэтому пытаемся опираться на собственную историю. Причем опросы показывают, что к истории у нас очень своеобразное отношение: тяга к абсолютной, в стиле советских школьных учебников, ясности и нежелание признавать, что возможны две правды, а то и больше правд. Например, абсолютное большинство россиян считают, что у нас в школе должен быть лишь один учебник истории, что пересматривать и переоценивать историю ни в коем случае нельзя. Так может вести себя лишь то общественное тело, которому сильно нездоровится. - А модернизация теоретически тянет на роль идейной опоры или, того больше, национальной идеи? - Вполне. Но чтобы это стало реальностью, нам нужна хорошая success story. Причем современная, эффектная и убедительная. И ни у кого не должно быть сомнений, что мы это сделали сами, а не нам подфартило. Нужно то, что мы можем считать своим успехом, идентифицируя себя с успешными людьми и успешной нацией. В советское время у нас была такая story, и не одна: индустриализация, победа в войне... Последняя по времени - покорение космоса, которое было уже полвека назад. У новой же России есть только одна история: возрождение экономики в 2000-е годы. Но все почему-то считают, что это не мы сами сделали, а нефтяная фишка так легла. Поэтому такая "история успеха" слабо вдохновляет. Тут должен быть успех абсолютный, о котором будут все говорить: а ведь можем же! Это может быть, например, некое технологическое изобретение, которое всем продемонстрирует: вот в этой сфере Россия впереди планеты всей! Если это изобретение заслужит мировое признание, если оно будет реально влиять и на жизнь людей, как, скажем, изобретение радио или сотовой телефонии, то это действительно может всех нас зарядить куражом и здоровой национальной амбициозностью.