За границу по контракту

Об "утечке мозгов" во Францию

Остановимся на таком способе эмиграции, как срочные и бессрочные трудовые контракты. Достаточно большую долю среди них до последнего времени составляли ученые, но я не случайно говорю "последнее время", потому что утечка мозгов во Францию из бывшего СССР совершается все в меньшем и меньшем объеме. О сокращении утечки мозгов из России говорил в недавнем интервью "Аргументам и фактам" председатель Госкомстата Р.Ф. Соколин, отмечая, что из 54 тысяч уехавших из страны в прошлом году (видимо, подразумевалось ПМЖ) высшее образование имелось только у 8 тысяч, из них 42 кандидата и 11 докторов наук. Больше всего российских мозгов утекает в США, где нет такого перепроизводства специалистов, как в Западной Европе. Более того, основная часть докторов наук в США – иностранцы по происхождению. То есть экономия, получаемая США на издержках на образование штучных гениев, очевидна (особенно на аспирантуру, потому что высшее образование в США платное, а аспирантура во многих случаях бесплатна). Во Францию, Германию, Испанию нашим ученым из бывшего СССР трудно попасть сразу на постоянную ставку. Большинство начинают с временных контрактов, но во Франции временный контракт русскоязычного ученого в последние пять лет мог перерасти в постоянный (притом, повторюсь, что ситуация резко ухудшилась за последние два года): человек обрастал связями, приобретал известность в стране и мог успешно участвовать в национальных конкурсах (во Франции конкурсы на постоянные ставки исследователей, профессоров и учителей носят общенациональный характер). В Испании можно годами и даже десятилетиями сидеть на временных контрактах, получить же постоянное место ученому даже с мировым именем, если он не испанец, весьма сложно. В Германии положение в этом смысле еще хуже, потому что уже на протяжении десятилетий количество постоянных ставок в науке сокращается; для ученого, в том числе и коренного немца, наиболее вероятной является работа по временному контракту, при этом временный контракт в Германии может оплачиваться дороже, чем во Франции. Но относительно высокая зарплата не компенсирует ученому ощущения нестабильности. Утечку русских мозгов можно рассматривать под двумя разными углами зрения: с точки зрения стабильности и с точки зрения положения его семьи в эмиграции. И часто эти плоскости где-то пересекаются. Печаль феномена утечки мозгов состоит прежде всего в том, что по миру бродит огромное число истинно русских гениев, не нашедших себе постоянного места. Иногда эти гении бывают даже более гениальны, чем их коллеги, имеющие постоянные ставки на Западе. Что поделаешь, конкуренция – жестокая и капризная дама, не желающая объективно расставлять людей по своим местам. Если вышеупомянутый русский гений сохранил свое рабочее место в России каким-то образом, то это все же повышает его градус стабильности. И, возможно, когда все контракты закончатся, он все же вернется в Россию. Известны случаи возврата, но в основном люди возвращаются в Москву. Возврат в провинцию из Франции исключительно маловероятен. В то же время непонятно, как поступят дети таких гениев, которые, хотя и тоскуют по России, все же учатся не в российских школах и серьезно отстают от российских программ. Если же ученый совсем бросил свое рабочее место в России, то в настоящее время его возврат крайне проблематичен. Девиз такого эмигранта: "Вперед, только вперед, назад пути нет". Вперед – это значит в Германию, потом в Испанию, потом в Японию, а потом, может быть в Бразилию, а если повезет, то в ЮАР или в Австралию. А может быть и в Турцию или Южную Корею. Не исключается и Северная Корея. Представляете положение детей и жены этого гения, если у него есть семья? Многие из них считают, что семью лучше не иметь, и не заводят ее. И в то же время я знаю многие семьи русских ученых, которые за несколько лет вынуждены учить по 3-4 языка одновременно. Детям это дается легче, чем женам, но за этой легкостью кроется огромная проблема для России, которую мало кто осознает даже среди эмигрантов, не говоря уже о российских чиновниках. Во-первых, у российского ребенка не будет ощущения стабильности ни в чем, это чувство может проецироваться потом на всю последующую жизнь, он постоянно должен будет к чему-то быстро и, как правило, поверхностно приспосабливаться. Его сознание будет всегда разорвано, двойственно, как оно уже разорвано у его родителей. С одной стороны, это большая толерантность и гибкость мышления, с другой стороны – масса отрицательных последствий, которые мало кто осмысливает. Да, положительным считается опыт русских дворян, которые учили в детстве по 2-3 языка, а теперь дети белоэмигрантов в Париже говорят: "Наши родители с детства учили французский у французских гувернеров. Английский у английских гувернеров. А отдали страну красным, которые знали только один язык". Чтобы бессознательно снять с себя психологический груз многоязычия, русский ребенок забывает родной язык очень быстро. Это его реакция на двуязычие, а точнее, на многоязычие. По моим наблюдениям и данным из писем эмигрантов в редакцию "Аргументов и фактов", в Германии, если ребенок говорит только с родителями по-русски, то через 5 лет он забывает русский полностью, если говорит по-русски с одним родителем, то забывает родной язык через 3 года. Во Франции этот процесс происходит еще быстрее. Ведь ребенок должен всю жизнь развиваться в лоне своего родного языка. Если он уехал за границу в 10 лет, то в лучшем случае он сохранит запас слов 10-летнего ребенка. Если же он будет делать упражнения на русском языке, то в целом не забудет кириллицу, хотя будет писать с ошибками. Однако и письменных упражнений недостаточно. Необходимо как можно больше читать на русском, изучать другие предметы на русском, например, русскую историю. У меня есть опыт работы по созданию школы для русских детей-эмигрантов, притом опыт оказался фактически гораздо более тяжелый, чем я предполагала. Буквально "опыт есть сын ошибок трудных". Вот основные проблемы, с которыми столкнулись мы, небольшая горстка мам-энтузиасток. 1) Между собой русские дети очень быстро начинают говорить по-французски. Родители слабо поддерживают идеи русской школы как морально, так и материально, вместе с тем предъявляют учителям, которые работают не только бесплатно, но и себе в убыток, массу претензий. Это следствие недружной жизни русских эмигрантов между собой. 2) Во Франции дети очень загружены в течение учебного года аудиторными занятиями. Рабочий день в школе равен рабочему дню взрослых, а то и больше. Дети приходят очень усталые после школы и ничего не могут делать, кроме просмотра телевизора. Французские и русские дети и подростки – это, как правило, аудиовизуальное поколение. Читают они очень мало, мировую классику заслонил Гарри Поттер, компьютерные игры и бесконечные просмотры телепрограмм, еще более бессмысленных. Многие родители осознают вред телевизора, но ничего поделать не могут. Ведь телевизор – это наркотик и для детей, и для взрослых. И главный член семьи, главный агент социализации. 3) Теоретически можно заниматься в школе и во время каникул, но во Франции в каникулы принято путешествовать. Русские эмигранты, даже живя в бедности, быстро усваивают стереотипы буржуазного досуга. 4) За границей ощущается острая нехватка российских учебников. Особенно остра проблема с учебниками русского языка, потому что те учебники, которые есть, не подходят для русских детей, которые живут за границей и не ходят в российскую школу. У уроков литературы и русского здесь иные задачи, чем в российской школе. Во Франции русские педагоги хотят, чтобы дети не забыли родной язык, чтобы хоть как-то продвигались вперед в его изучении, развивались в нем, чтобы имели хотя бы начальные представления о русской культуре, не путали Пушкина с Лермонтовым, а Льва Толстого с Алексеем Толстым. И вклад России в мировую музыкальную культуру определяли не только популярностью "Татушек". Несмотря на то, что наша школа все-таки выжила и ведет занятия с небольшой группой русскоязычных детей (по моим приблизительным подсчетам, в это школу ходит 0,5% русских детей школьного возраста, проживающих в нашей агломерации), на ум приходят пессимистические, но, увы, вполне реальные прогнозы, что носителей русской культуры становится все меньше и меньше. Этим и чревата утечка мозгов. Отъезд ученого или другого серьезного специалиста за границу хорош прежде всего для него, потому что он удовлетворяет свои амбиции и в то же время как-то решает свои материальные проблемы. Вернее, его материальные потребности скромны. Ему много не надо, но наличие семьи заставляет его думать о заработках за границей. Иногда жена настаивает на переезде за границу навсегда, устав от частых заграничных командировок мужа. А поселившись на ПМЖ за границей, сталкивается с такими проблемами, о которых она в России и не задумывалась. Итак, за границу "утекли" не только мозги ученого, это одновременно утечка мозгов его жены и его детей. Жены ученых имеют высшее образование, а то и два диплома о высшем образовании, некоторые тоже имеют ученую степень. Мне неизвестны случаи, чтобы жена контрактника была удачно, по своей специальности и в соответствии со своей квалификацией устроена на постоянную работу во Франции. Большинство сидят по домам, удрученные ненужностью своего образования, полученного в России. Французский язык дается плохо, хуже, чем детям. Безработица здесь настолько высока, что не могут найти работу молодые специалисты-французы, что же говорить о русской женщине не первой молодости с неважным французским? Да и наличие несовершеннолетних детей не вдохновляет никакого работодателя. Во Франции принято присматривать за детьми до достижения ими 18 лет (что поделаешь, если велико число преступников-педофилов). Русские дети очень быстро начинают смотреть на маму как на домашнюю прислугу, ее личный статус и авторитет в семье резко понижается. Многие жены ученых впадают в депрессию, в отчаяние. Как будут использованы во Франции наследственные способности детей русских ученых, тоже большой вопрос. Даже если они найдут достойное место под солнцем в высококонкурентной французской среде, это будет большая потеря для России. Известный российский ученый, ведущий телевизионных научно-популярных программ С.П. Капица говорил в интервью "Известиям", что многие русские ученые хотят вернуться домой. Я не совсем разделяю его уверенность в этом, может быть, его ввела в заблуждение патриотическая риторика, присущая многим ученым-эмигрантам. Хотя и мне известны некоторые единичные факты возвращения ученого на родину. Для того чтобы вернулся российский ученый с постоянного места работы на Западе (а во Франции это огромная ценность, например, человека, работающего по постоянному контракту в госуниверситете, не могут уволить иначе, как по решению суда, это мечта многих французских специалистов, тянущих лямку временных контрактов), ему нужно создать множество условий для возвращения, потому что он прошел искушение Западом и так просто от него не откажется. Иное дело его дети. Возможно, что многие из них при благоприятных условиях вернутся в Россию, более того, захотят учиться в престижных российских вузах. Ведь Западная Европа сейчас, в частности Франция, переживает множество кризисов, правда, вялотекущих: кризис образования, социального обеспечения, социально-трудовой сферы, огромный рост эмиграции из бедных стран с низкой грамотностью населения, натиск исламского фундаментализма. Вспомним опять же "Закат Европы". И за такую русскую по происхождению молодежь наша страна должна бороться (иногда в России хотят учиться дети, русские наполовину – плоды интернациональных браков). Правда, меня смущает эпическое спокойствие, которое проявляют российские власти по отношению к утечке специалистов на Запад. В заключение хотелось бы поделиться скромной практической идеей, применимой в отношении русской научной эмиграции. На юге Франции, где я проживаю, жилищный кризис ощущается особенно остро. Многие жители центральных и северных областей Франции, выйдя на пенсию, стремятся на юг Франции, где нет работы, но есть прекрасный климат. Много жилья теряется из-за наводнения и катастроф, происходящих пока, к счастью, не здесь, а где-то поблизости, в других регионах. То есть сальдо миграции здесь всегда положительное, поэтому цена жилья, и покупного и снимаемого, растет стремительными темпами. В то же время на юг Франции часто приглашаются российские ученые по временному, а иногда (правда, редко) и по постоянному контракту. И все они сталкиваются с проблемой, как снять жилье для себя и для семьи. Часто они не могут найти жилье даже по огромной цене, могут попасть в ловушку каких-то недобросовестных фирм, оплатив услуги, но не получив квартиру. В то же время Россия в качестве конкретных физических или юридических лиц могла бы покупать недвижимость именно в этих местах. Вложение капитала чрезвычайно выгодное: через несколько лет цена квартиры удвоится. И если бы владелец этой квартиры (скажем, региональное отделение АН) сдавал бы ее российским ученым, они бы, наконец, почувствовали заботу о себе со стороны России. Это не благотворительность. Во Франции иностранный ученый на временном контракте в большинстве случаев не платит налогов и поэтому может позволить себе нормальную, рыночную цену снимаемого жилья. За это жилье он будет платить российскому владельцу. В то же время проблема зарабатывания денег на Западе ему будет облегчена. А если он еще и на временном контракте и колеблется, не вернуться ли ему в Россию, то такая забота со стороны России может повлиять на его выбор. Татьяна Вершинина