За последние годы все больше россиян считают переворот трагедией
Август 1991 года
В прямом эфире радио КП политолог, лидер Международного евразийского движения Александр Дугин, доктор экономических наук, профессор Никита Кричевский, заместитель редактора отдела политики «Комсомолки» Александр Гришин и ведущая Елена Афонина обсуждают, кто управлял ГКЧП и беснующимися толпами людей на самом деле.
Афонина:
– Под звуки «Лебединого озера» в августе 1991 года в дома советских людей вошла большая политика. Впрочем, эту картинку транслировало Центральное телевидение. А на другом телеканале показывали совсем иные кадры. И что оставалось делать людям? О чем думать? И на что ориентироваться?
Два телеканала. О том, что происходило, может, знали десяток человек. И возникал вопрос: что думало большинство? Увидели два разных телеканала. И на какой ориентироваться?
Гришин:
– Я не знаю, что касается Москвы, но в глубинке, в регионах народ просто не понимал, что происходит. Потому что в жизни у одного поколения не было ситуации с военными переворотами, чего-то еще. Кроме как… Когда колонны следовали на учения, народ технику военную никогда не видел. Даже в подмосковном Серпухове было абсолютное непонимание, что творится в столице. Были люди, которые туда рванули. Были люди, которые сидели и слушали «Эхо Москвы», Би-би-си, что-то еще… А основная масса народа, она просто спокойно ходила на работу.
Афонина:
– Август 91-го. За последние десять лет оценки россиян тех событий, которые происходили в августе 91-го, сильную корректировку претерпели. Еще в 2001 году только 25 процентов наших соотечественников считали переворот трагедией, которая имела глобальные последствия для страны и народа. А вот в прошлом году таковых было уже 39 процентов.
У нас в гостях люди, которые имеют свою точку зрения относительно тех событий. Я рада приветствовать политолога, лидера международного Евразийского движения Александра Гельевича Дугина.
Дугин:
– Добрый день!
Афонина:
– Итак, мы начали с того, что август 91-го – это была отправная точка тех событий, которые следовали далее. До этого народ не мог представить себе, что танки окажутся в центре Москвы.
Что было в августе 91-го с вами? Где были вы?
Дугин:
– Я видел, что руководство страны делает последнюю попытку сохранить территориальную целостность нашей государственности. И что пятая колонна, а так же беснующееся, выведенное из состояния умственной полноценности население, большинство недоумевает, а кто-то встает на защиту тех людей, которые хотят угробить СССР. Хотят ту страну, которая строилась реками крови моих и ваших предков и в царское, и в советское время, просто отдать за копейки врагам, что есть пятая колонна, что окружает довольно ограниченного деятеля Ельцина, которая подталкивает его в сторону тех реформ, которые уничтожат нашу государственность. И что за этим, безусловно, стоит Запад. И что надеяться сейчас на реальную мобилизацию общества, которая может разобраться с тем, что происходит, невозможно.
Я пришел 19 августа Алкснису, с которым был знаком. Он был депутатом Верховного Совета. Я предложил ему индивидуально принять участие в ?? ГКЧП. Любым образом. На меня по Арбату шла бесконечная толпа. Людей, которые говорили «Свобода!», «Демократия!», «Конец СССР!», «Конец коммунизма!». Я видел тех, кто возбуждали эту толпу. Это была цветная революция. Я видел тех, кто ее модерировал, кто ею управляли, периодически прикладывали к уху приемники и слушали указания из центра. А тогда таким революционным центром было «Эхо Москвы», которые методично шли к победе этого движения. ГКЧП были слабовольные, не понимающие, что они делают. Я потом со многими из них познакомился лично. Крайне малодушные люди с очень ограниченным историческим кругозором. Но они понимали только одно, что стране грозит гибель. И эта гибель осуществилась. Они неуверенно, жалко, с колебаниями, с внутренней трусостью, с непониманием исторического процесса, встали на защиту той страны, которая распадалась на глазах.
Афонина:
– Но ведь встали!
Дугин:
– Встали. Молодцы. Единственное, как молодцы… Люди, которые имели возможность, действительно, захватить власть по сравнению с теми предателями, которые тогда оказались на первых постах, Горбачев и Ельцин, они имели возможность прекратить их существование в политике. Я не говорю про личное, хотя, на самом деле, это не принципиально. Мы видим, как люди платят и чем они платят за свои революции. И с одной, с другой стороны. Сейчас-то мы уже знаем, что это может быть с каждым. И сейчас для нас видеть гибель Саддама Хусейна и ли Каддафи – это не такая уж и невидаль. Если бы в этой ситуации Горбачев и Ельцин стали бы такими жертвами во имя страны, я бы абсолютно оправдал тех, кто это сделал. Но настроение было тогда такое, что советская держава, режим, неразрывно связанный с тем государством, не мог обеспечить своего исторического существования. Люди не верили больше в коммунизм. Сами коммунисты довели до такой степени, что уже это было… Ни на кого не производило впечатления. И, на самом деле, в тот период они могли, члены ГКЧП, могли сделать только очень авангардное действие. Они могли, забегая вперед, понять, чем это кончится. И настоять на своем. Но тут у них не хватило исторического горизонта и решимости.
Афонина:
– Насколько это было возможно?
Дугин:
– Возможно. Все возможно!
Афонина:
– Предугадать исход реформ и…
Дугин:
– Они морально… Все было понятно. Западные спецслужбы, опираясь на городскую сбитую интеллигенцию, совершенно такую же, как сейчас, с такими же венедиктовыми и сванидзе, точно с такими же людьми… Правда, тогда они были в комсомоле, в КПСС, отирали пороги горкомов и обкомов, но они шли с одной целью – развалить Россию. Это была деструктивная работа пятой колонны, ориентированной на Запад. Они вовлекли в это движение городскую интеллигенцию, которая хотела что-нибудь поживее и повеселее. И это была запланированная акция по уничтожению нашего государства. Этим все кончилось. Разорением людей, ликвидацией всяких социальных гарантий.
Я, кстати, никогда не был коммунистом. Я тогда поддерживал ГКЧП. И сейчас не раскаиваюсь за это. Именно как патриот, как человек своей страны, понимая, что защищая СССР, ГКЧП защищает не только эту идеологию, не столько, сколько единую страну, создаваемую поколениями людей. И белых, и красных, и коммунистических, и православных. Если мы любим настоящую большую Россию, мы должны были бы их поддержать. Но тогда, увы, все пошло не так. Гришин:
– Вы знаете, Александр Гельевич, я в те годы был совершено молод. Я завидую тому, что для вас в те годы было все ясно. И у меня были настроения такие: «Свободу давай!», «Партия, дай порулить!». И так далее. Была сформирована... Настолько в СМИ пропагандировались либеральные демократические ценности, что быть против них, казалось, быть непорядочным человеком. Но, с другой стороны, мы имели совершенно косную структуру. Я потом встречался с одним секретарем горкома, в том числе, против которого я боролся. И сказал ему, когда все уже стало ясно, это было после 93-го, После расстрела парламента из пушек Ельцина, на что ГКЧП не решилось, кстати говоря.
Дугин:
– Зря не решилось.
Гришин:
– Да.
Дугин:
– Страна была бы…
Гришин:
– Жертв было бы меньше в стране. И я ему говорю: «Мы-то ладно. Мы – молодые. Нас куда направить, туда мы с криками «ура» и побежим. Но если бы вы были хоть погибче чуть-чуть, какие-то варианты сотрудничества, образования, совместной работы и так далее…». Настроение свергнуть КПСС во многом было из-за того, что партия не шла ни на какие…
Дугин:
– Вы абсолютно правы. И, на самом деле, нерешительность ГКЧП, что они довели до такой ситуации, тем, что страну надо было спасать, только становясь на защиту марксистско-ленинской идеологии, которая на самом деле, уже перестала вдохновлять кого бы то ни было, тем самым они создали безысходную проблему. Очень похожую на наше время, конечно. Время сейчас идентичное, на мой взгляд. С одной стороны, существует неповоротливый, негибкий, очень надоевший режим, который стоит на стороне государства и страны. И существует абсолютно деструктивная, разрушительная, работающая на наших врагов, которая привела и еще приведет к неисчислимым бедствиям для нашего народа и общества, разрушительная анархическая верхушка. И между этих двух зол мы выбираем. И здесь я не снимаю ответственность ни с коммунистического руководства, ни с ГКЧП, ни с тех людей, которые довели страну до такой ситуации. И когда надо были менять вехи, не включили демократические процессы, не объяснили людям, в каком мире мы живем. Какая идеология у нас правит, и какие есть еще альтернативы. И как только диктатура коммунистических кругов завершилась, немедленно, в этот же день началась диктатура либерализма. И без всякого обсуждения!
Кстати, я тогда принадлежал к патриотическим движениям. В середине 80-х годов стали развивать альтернативный и советскому, и либеральному национально-патриотический проект. Возможно, это было наивно. Недостаточно обдуманно. Но почему бы не рассмотреть не два проекта коммунизм – либерализм, а три? Коммунизм, либерализм и патриотизм? А вот после патриотизма встали стеной. И те, и другие.
Афонина:
– В нашем мире все повторяется. Телевидения и газеты готовы освещать события, какие бы не происходили. А в те годы это было довольно проблематично, потому что такого опыта не было.
Сейчас к нашему разговору присоединяется еще один гость. Доктор экономических наук, профессор Никита Александрович Кричевский.
Кричевский:
– Добрый день!
Афонина:
– Как вы оцениваете СМИ, подачу того, что происходит? Насколько все это было объективно или субъективно? Как вести себя надо было в тех условиях? Потому что мы понимаем, что была полная растерянность…
Кричевский:
– Я родился и вырос в Москве. Путч 90-го года застал меня в столице. Я не наблюдал, что в СМИ, которые выходили в столице, была какая-то растерянность. Более того, информация доносилась, несмотря на то, что интернета не было, плюрализма не было, радиостанций было наперечет. Но, тем не менее, люди получали достаточную информацию. И они получали ее через листовки в метро, например. Я это очень хорошо помню.
Афонина:
– А кто их распечатывал? Интересно…
Кричевский:
– Неизвестные люди. Те, которые боролись, как нам тогда казалось, за свободу новой России. Я очень хорошо помню репортаж в программе «Время» господина Медведева, однофамильца нынешнего премьера. И я помню, что 19-го люди еще не вполне себе представляли, что от них зависит. А вот 20-го августа вокруг Белого Дома было подлинное народное гуляние. Там были тысячи людей. Моментально была налажена система продовольственного обеспечения «живого щита» Белого Дома. И люди через сарафанное радио, через СМИ, которые были доступны, понимали, что нужно делать. Плюс ко всему, а сегодня многие этого не помнят, тогда выходила «Общая газета», где публиковались все необходимые российской власти документы, все призывы. И она тоже распространялась, причем, посредством из рук в руки.
Афонина:
– Насколько сложно или легко было понять обычному человеку, который привык проводить лето в Подмосковье, в августе не был готов к серьезным политическим катастрофам, что происходит?
Кричевский:
– В Москве 19-е августа 1991 года было понедельником. Дождливый и прохладный. Настроение было прескверное. Плюс очень многие обратили внимание на то, что в понедельник, 19 августа, с утра в Москву шли танки. По Минке, по другим шоссе. Это было очевидно и заметно. Это моментально распространилось среди москвичей. Кроме этого было заявлено о том, что создается ГКЧП, а Михаил Сергеевич Горбачев в силу состояния здоровья временно не может исполнять свои обязанности. И людям стало понятно, что в России произошел своего рода переворот. Вроде бы законно избранный президент, пусть даже не всенародно, путем голосования в Верховном Совете, но тогда были очень сильны среди интеллигенции проельцинские настроения. Коммунистическая партия всем надоела. Все были двумя руками за Бориса Николаевича, за новую власть. Оказалось, что Ельциным…
Гришин:
– Это не все…
Кричевский:
– Безусловно. Но нам тогда казалось, что с Ельциным нас ожидает светлое завтра.
Афонина:
– А как вы представляли светлое завтра?
Кричевский:
– Падут оковы тяжкие, хотя они к тому времени уже пали. Мы, наконец, ощутим магазинное изобилие, продовольственное. Нам казалось что свобода слова, которая уже была к тому времени… Иными словами, над нами довлела 70-летняя история развития Советского государства. И нам представлялось, что если сейчас поддержать прогрессивную российскую власть, то все моментально изменится. И все будет хорошо. Мы проснемся в светлом завтра. И дальше нас исключают белые и пушистые времена.
Афонина:
– В свое время известный публицист сказал замечательную, на мой взгляд, фразу, которая может подытожить все, о чем мы говорили. «Мы потерпели победу!». Он сказал это о событиях 91-го года. И, может, действительно, это так. И как оценивать эту победу, это дело каждого, живущего в нашей стране.
Спасибо!